Опасные удовольствия

Смирнову надо искать новый источник денег, он интуитивно чувствует, что я выведу его на нового «клиента», поэтому горячо поддерживает идею работать вместе. И верно, он вышел на Куницына. У Константина появилась увесистая папка, напичканная компроматом на президента «Ойлэкспорта», который незаконно гнал за рубеж нефть. Смирнов начинает теперь шантажировать Куницына, они несколько раз встречаются на нейтральной территории, но нефтяной делец менее сговорчив, чем Батурский, и не говорит ни «да», ни «нет».

Я обыскиваю номер Дирли-Ду в гостинице и натыкаюсь на бумажку – квитанцию из клиники пластической хирургии. В клинике узнаю, что моя Дирли-Ду когда-то была Аленой Дмитриевой. Прижимаю Дирли-Ду к стенке…

– Как это должно быть приятно! – мечтательно вставил Макс.

– …к стенке, она выдает мне всю правду о себе. – Факты и фактики, свидетельства, замечания, наблюдения сливаются в единый, стройный рисунок. – Можно разоблачать капитана Смирнова. Все. Вопросы?

– Вопросы. Эндрю, скажи, зачем ты устроил шумную вечеринку, весь этот спектакль с разоблачением, почему не предъявил Косте обвинения вдали от заинтригованной толпы, менее картинно? А история с подзорной трубой и вовсе дурно попахивает. Это уловка бездарного, тупоголового следователя: «отпираться бесполезно, вас видели, нашли ваши отпечатки» и т.д. и т.п., это тебя недостойно, Андрюша!

– Но ведь у меня действительно на Костю ничего нет! Представь, что я имею. Пистолет с отпечатками Алены и свидетельство Лизы, которая столкнулась с Аленой у приемной, и сильный мотив, повод для убийства – заразил неизлечимой болезнью. А Константин? Отпечатков нет, до кабинета Батурского он, возможно, и не дошел в тот день. – Вся надежда на его искреннее признание, и, немного зная характер Константина, можно было предположить, что он не станет упорствовать. Он не изверг и не закоренелый злодей. Он запутался в денежных проблемах и был измотан постоянными угрозами расправы. Загнанный зверь. Он не вынашивал план убийства Батурского, если бы не пистолет на краю стола, банкир, возможно, получил бы по морде, но остался бы жив. И потом, присутствие Дирли-Ду. Существует понятие мужской чести, и Константин в тот момент, я думаю, готов был умереть, чем услышать правду о себе в присутствии Дирли-Ду. Он разыгрывал перед ней героя, борца за справедливость, произносил пламенные речи. – А на самом деле – банальный шантаж, вымогательство.

– Да, Эндрю! Алена Дмитриева увела деньги, предназначенные Константину, и он же спас ее от тюрьмы, подписав чистосердечное признание, потому что не хотел позориться в глазах Дирли-Ду, которая на самом деле и является Аленой Дмитриевой. Фантастическое сооружение! Да… Знаешь, что я думаю? В случае с тобой налицо нравственная деформация личности, обусловленная спецификой профессиональной деятельности. Еще немного, Эндрю, и ты превратишься в монстра, пожирающего виновных и безвинных ради торжества справедливости. Вспомни, как ты подставил, Катерину, как ты рисковал этим драгоценным существом, чтобы поймать преступника. Поймал, да. Но чего это стоило Кате? И сейчас – дешевый спектакль, подтасовки, сказочки, вранье… Все так неэлегантно. Жаль мне Костю.

– Но он убийца!

– Но ты разве помнил об этом, когда спасал его у «Сицилии» от кулаков бандитов? Когда мы все вместе, плечом к плечу, пили пиво и ели пиццу, как боевые товарищи? Когда мы уже стали считать его своим другом? Если помнил – то ты, Андрей, настоящая лицемерная скотина.

– Что мне было делать?! – воскликнул уличенный во всех смертных грехах Пряжников.

– Не имитировать дружбу с Константином.

– Ну все, ты меня растоптал.

– Ладно, не рыдай. И я не безгрешен. Только мои грехи менее опасны для общества, чем твои. Я просто аморальный тип. А ты – аморальный тип, наделенный большой властью.

– Если вспомнить, что ты – журналист, представитель средств массовой информации, и своими статьями влияешь на сознание, настроение, мировосприятие сотен, нет, даже тысяч – какой там у вас тираж? – людей, то твоя безответственность и безнравственность еще более опасна, чем моя деградация, полностью выдуманная, кстати, тобой.

– Подожди, но как же Дирли-Ду? Я не могу поверить, что она больна! Американцы, я читал, уже изобрели какое-то лекарство от СПИДа, надо искать, надо…

– Стой. Я уговорил Дирли-Ду снова сдать кровь на анализ. Помнишь мою соседку Софью Викентьевну? Ей тоже пророчили скорую смерть, а она сейчас живет в Америке с каким-то итальянским графом-миллиардером и возглавляет общество «Веселая жизнь после семидесяти», финансируемое этим итальянцем.

– И что?

– Дирли-Ду здорова. Ей повезло.

– Какое счастье! Я пойду поздравлю ее!

– Лучше не приставай. Она занята серьезным делом и не хочет, чтобы ее отвлекали.

Но в этот момент Дирли-Ду сама заглянула в комнату:

– Привет! Вы еще не закончили? Что, Максимушка, понравилась тебе история? Андрей, я забыла, как выходить из «Лексикона»!

– Бестолковая моя, сколько раз тебе можно показывать? Нажми «F10», «End», «Enter».

– Спасибо, дорогой! Дирли-Ду исчезла.

– А чем она занята? – поинтересовался Максим.

– Да роман вздумала написать, – небрежно ответил Андрей, разглядывая какую-то книгу.

– Какой роман? – с нехорошим предчувствием спросил Максим.

– Да какой-то роман. У Дирли-Ду способности. И она столько всего пережила за этот месяц, хочет разобраться в своих чувствах. Я ей и посоветовал – пиши, обретешь стройность мысли. А она, не долго думая, сбилась с обычного дневника на авантюрный роман. Но печатает медленно, двумя пальцами, и компьютер постоянно зависает – не стыкуются они вместе: Дирли-Ду и сложная техника.

– Так, – недобро сказал Макс. – Ты меня предал! Это был мой сюжет!

– Да ради Бога! Ведь у вас получатся две совершенно разные книги. Возможно, ей и вовсе надоест это занятие дней через пять. А если не надоест – все равно Дирли-Ду тебе не конкурентка. Ее никто не издаст, она не известна публике. А за твоим произведением будут охотиться издатели. Ты гениальный писатель, неповторимый, особенный!

– Ну, тогда ладно, – более миролюбиво сказал гениальный писатель. – И все равно, Пряжников, ты скотина!..

Глава 48

Ольга сбросила мокрые туфли в прихожей и бесшумно прошла в комнату. Пестро-лиловое покрытие скрадывало шаги. Ольга устало бросилась в кресло, обхватила полосатую диванную подушку и уткнулась в нее носом.

В подъезде надо было миновать дверь, за которой раньше обитала Вероника. Воспоминание о ее смерти портило настроение, и так плохое из-за пасмурного дня, противного липкого дождя и омерзительного клиента – они обслуживали его сегодня с Викторией, подругой по инязу, битых пять часов, творили чудеса изобретательности, выкладывались от души, чтобы в конце концов услышать в свой адрес грязные ругательства и под их аккомпанемент собирать с пола разбросанные купюры. Плюгавый и потный клиент был настолько гадок, груб, отвратителен, что не спасала профессиональная терпимость и не радовало щедрое вознаграждение.

«Наверное, я заболела, – подумала Ольга, чувствуя жар своих щек, – простудилась». Она приложила ладонь к горячему лбу, рука казалась ледяной.

Длинный и пронзительный телефонный звонок разрезал тишину квартиры на две половинки, они звенящими осколками упали на пол, болью отозвавшись в Олиных висках. Перед глазами маячили мутные огоньки, она не сразу поняла, что надо взять трубку.

– Да?

– Оля? Это я, Алеша.

Алекс Шепарев был совсем рядом, в Олином ухе, дышал и растерянно улыбался, удивляясь приливу несвойственной ему нежности.

– Я соскучился по тебе.

Ольга почувствовала, как заколотилось сердце. Щеки запылали уже не от простуды, а от волнения.

– Привет, Алекс, – с трудом изображая спокойное равнодушие, ответила она. – Как дела?

– Дела, если честно, не важно. И Роман совсем не звонит. Где он?

– Я не знаю, где он конкретно, потому что мы расстались. Но слышала, что у него крупные неприятности.