Скорпион

Спуск недолог: чувствую под ногами надежную опору - это чугунная вместительная труба. Она позволяет передвигаться почти в полный рост. Под ногами похрустывают костьми высохшие куски цемента. Потом вижу проблески мертвенного света. Спешу к нему, как мотылек. И едва не проваливаюсь в тартарары - обрыв трубы. Выглядываю из нее, изучая обстановку. Внизу, в метрах четырех, огромные резервуары, в которых раньше месили цементную жижу для производственных нужд.

Как говорится, завис между небом и землей. А что делать - надо продолжать путь. Надеюсь, мой расчет верен: что такое высота в четыре метра для menhanter? Провисаю на руках - и раз, и два, и три!..

И не слишком удачно: мечтал приземлиться в гагачий пух, а саданулся всем телом о цементный панцирь. С проклятиями поднялся на ноги, осмотрелся: судя по бетонным перекрытиям, оказался в подземном бункере. Медленно побрел к темнеющему проему, за ним обнаруживаю длинный коридор. Отступать нельзя, да и некуда...

Вскоре обнаруживаю присутствие людей: бронированную дверь с огромным колесом - такие запоры можно встретить в банковских хранилищах. У двери стул, письменный столик, на нем настольная лампа и школьная тетрадка с выразительной свастикой на обложке. Тетрадка испещрена невнятными каракулями - что-то наподобие журнала дежурств? Я тиснул её в куртку и решительно взялся за колесо.

Помещение, куда угодил, напоминало складское: трубы, ящики, пиломатериалы и прочая труха. Я сделал несколько шагов и почувствовал знакомый кисловатый запах крови. Потом увидел клетку, точно в зоопарке. В ней были подвешены на крюках кусками мяса люди. Их было двое - без признаком жизни.

Я отступаю к двери - знакомый нацистский почерк. Необходимо быть предельно внимательным. Тенью передвигаюсь по коридору. Слышу размеренные шаги: тюховатый малый в униформе несет банку кофе и пыхтящий паром чайничек, видимо, только-только ссаженный с пламени. Охранник мечтал выпить бодрящего эрзац-напитка, а я решил ему в этом воспрепятствовать. Невидимый удар моей ноги отбросил секьюрити на стену. Влепившись лбом в бетон, он потерял ориентиры, чайник и банку кофе. Я налету перехватил посудину и залил кипяточек в глотку поверженного врага - и только по той причине, что он попытался орать дурным голосом, узрев постороннего в охраняемом им помещении.

- Ша, - сказал я рохле, когда он с обожженной глоткой был готов к диалогу. - Где найти Сорокина и Пельше? Ты меня понял?

Конечно же, я был постигнут мгновенно: толстяк затряс мясистыми, как антрекоты, щеками и глазами показал, что готов к полезной для общества деятельности.

Я поверил ему, а он это доверие не оправдал; такое иногда случается в нервозной обстановке приближающего ближнего боя. Я не мог и предположить, что одна из зон, которую мы с раскормленным "наци" проходили, оборудована телеметрической системой, а мой новый друг об этом не сообщил: то ли позабыл от страха, то ли не знал.

В результате пострадал он - и очень. Я успел рухнуть ниц под защиту бетонных ежей, он же, задержанный по жизни, остался стоять, принимая пули из автоматического оружия своих вспыльчивых боевых товарищей.

Я снял предохранитель на АКМ и, выкинув руки вверх, обработал предполагаемые "точки" противника насыщенной очередью, успевая переместить тело в пространстве. Ошибка моих врагов заключалась в том, что они оставили для меня слишком широкое, скажем так, поле деятельности. Бой происходил на складе бетонной арматуры и возможности здесь для профессионала были безграничны.

Я двигался короткими перебежками, делал паузу, отслеживая чужую пальбу, потом отвечал очередями, интенсивность которых понижалась по мере того, как заканчивался боекомплект. К затяжному бою я не был готов, вот в чем дело. А быть пристреленным в бетонных катакомбах очень не хотелось.

И Бог всех mаnhanter заступился за меня. Я услышал далекий звук энергичного и беспощадного наступления. Бойцы "А" работали короткоствольными пистолетами-пулеметами "Бизон", удобными именно в таких полевых условиях своей легкостью и компактностью. Те, кто пытался отправить меня к проотцам, исчезли и у меня возникла возможность перевести дух.

Не тут-то было! Разгоряченные боем "альфовцы" в РУОПовских шерстяных шапочках, приметив мою неосторожную тень в бетонных конструкциях, открыли такой шквальный огонь, что только чудо спасло меня от печальной перспективы вознестись на небеса вне очереди.

- Эй, вашу мать, маски-шоу! - орал я не своим голосом, присыпанный бетонной пылью. - Что вы делаете?! Идиоты! Я свой! Свой! Где Старков!

Наконец мои истерические вопли прорвались сквозь настойчивый стрекот убойного автоматического оружия. С высокого потолка тряпьем свисла тишина. Правда, я не торопился подставлять стрелкам свою голову и другие части тела.

- Старков?! - закричал я. - Дай голос?!

- Ну даю! - ответил кто-то под нервный смешок товарищей.

- Не принимаю! - возмутился я. - Давай полковника!

- Даю!

Ну и так далее. Наконец моя настойчивость была вознаграждена. После минуты такого веселого пререкания явился тот, кого все ждали. И особенно я.

- Алекс, - обнял меня полковник. - Жив, черт! Такое логово нарыл! А мы тут хорошо покрошили...

Я занервничал и признался, что меня интересуют двое: Скворцов и Пельше, а также господин Нестеровой-старший, который по моим хитроумным выкладкам, должен находиться именно здесь.

- Ну не знаю, - передернул плечами Старков. - Ты не предупредил, вот мы и работали по полной программе.

Как говорится, делать нечего: имеем то, что имеем. А имели мы действительно логово неонацистского движения, вернее её службы безопасности. Складское помещение, преобразованное под офис, было забито знакомой печатной продукцией, портретами вождей, штандартами с символикой германских войск, бюстами курносенького фюрера и прочими малохудожественными атрибутами ультраправого движения. На полу в театральных позах и лужах крови валялись трупы.

- Здесь три, - посчитал нужным сообщить Старков. - И там шесть. Нормально?

- Итого девять, - сказал я. - А кто-то остался живым? - выразил надежду.

- До черта, - признался полковник. - Моим мальчикам надо ещё повышать и повышать уровень огневой подготовки.