Банда - 2

- Тебя ведь генерал ждет, - добавил Пафнутьев. - Банька, небось, намечается?

- Может, банька, может, девочки... Тебе-то что? У вас вон сколько бумажек... Копайтесь! До утра хватит, - Амон усмехнулся, подписал протокол. Но после этого сдвинул листки от себя так резко и небрежно, что они вразлет свалились на пол. Пафнутьев, кряхтя, нагнулся, поднял несколько листков, за одним полез под стол, став на колени, потом шарил по полу в поисках затерявшейся скрепки. Амон и не подумал помочь ему, из чего Пафнутьев вполне обоснованно заключил, что тот сбросил листки сознательно. Наконец, весь протокол был собран, разложен по страничкам, копии скреплены скрепками. Дубовик наблюдал за Пафнутьевым с недоумением, но молчал, ожидая, чем все это закончится. Амон тем временем рассовал свои вещи по карманам, не забыл и снимок - сунул его между страничками блокнота.

- Собрался? - спросил Пафнутьев.

- Все, начальник. Счастливо оставаться.

- Подожди, - остановил его Пафнутьев. - Пропуск подписать надо.

- Подпиши, - снисходительно обронил Амон. - Знаешь, начальник, есть такие стихи... Но он не знал в тот миг поганый, на что он руку поднимал! Слышал?

- Слышал. Только миг не поганый, а кровавый.

- Будет и кровавый.

- Не понял, - Пафнутьев опять с болезненной остротой ощутил громоздкое напряжение в груди.

- Поймешь. И помощник твой, который в ресторане был... Тоже все поймет. И красотка ваша лифтовая...

- Напрасно ты так, Амон, - усмехнулся Пафнутьев побелевшими губами. Ох, напрасно, - но пропуск подписал и вручил Амону. - Как бы не пожалеть.

- А шел бы ты, начальник, подальше! Видели мы вашего брата перевидели. И трахали, кого хотели - за бутылку ситра, за гнилой банан, за кусок колбасы. Недорого берут ваши красотки. И будем трахать, кого захотим.

Пафнутьев неожиданно улыбнулся широко и почти радостно, с нескрываемым облегчением. Все его тягостные колебания кончились, кончилась невыносимая борьба с самим собой. Уже не имело значения ничего, кроме его собственного решения. Только он, только его противник и больше нет никого на белом свете. Раз он пожелал перейти на личное, перейдем на личное. И Пафнутьев освобождение перевел дух и получилось у него это так естественно и неподдельно, что Амон даже удивился. Он хотел было выйти, но Пафнутьев опять остановил его.

- Подожди, - сказал он. - Торопишься, красавец... Я же печать не поставил на пропуск... Тебя не выпустят.

Пафнутьев вынул из стола печать, подышал на нее, не глядя, протянул руку за пропуском. И Амон, простодушное дитя гор, не заметив, что вся атмосфера в кабинете за последнюю минуту резко переменилась, отдал пропуск Пафнутьеву. Тот взял его, вчитался в мелкие строчки, потом сосредоточенно, не торопясь, разорвал сначала вдоль, потом поперек, а в заключение бросил клочки бумаги в мусорную корзину. Потом так же легко, сосредоточенно вынул из стола Дубовика наручники и прежде, чем Амон успел сообразить, что происходит, а происходило в его понимании нечто невозможное, чудовищное, обратное. Это все равно, что камень вдруг полетел бы к облакам, а не упал бы в ущелье, или горный ручей вдруг потек бы вверх по скалам, или яблоко, вынырнув из травы, взлетело бы к ветвям. Он только хлопал глазами, а наручники за эти недолгие секунды с сухим металлическим звуком защелкнулись на его запястьях.

- Не понял, начальник? - сипло проговорил Амон.

- Ну, Паша... Ты молодец, - Дубовик смотрел на Пафнутьева с нескрываемым восхищением. - Шуму будет много, но я с тобой.

- Ввиду вновь вскрывшихся обстоятельств, которые меняют все ранее известное, - занудливым голосом заговорил Пафнутьев, словно читая какое-то постановление, - учитывая нескрываемые угрозы задержанного в адрес работников правоохранительных органов... Пиши, Дубовик, - прервал Пафнутьев сам себя, - пиши, второй раз диктовать не буду. - Так вот, учитывая угрозы кровавой расправы... Принято решение воздержаться от немедленного освобождения до выяснения обстоятельств, допроса свидетелей, подсчета суммы нанесенного ущерба... Ну, и так далее, придумаешь, как закончить, - сказал Пафнутьев. - Поскольку сегодня пятница, на допрос будете вызваны в понедельник. Разумеется, если следователь, ведущий ваше дело, - Пафнутьев перешел на "вы" и Амон почувствовал в этом нескрываемую угрозу. - Так вот, если следователь, ведущий дело, будет к понедельнику готов разговаривать с вами.

Амон вскочил, отпрыгнул в угол, напрягся, как комок плоти и костей, пропитанный силой и злостью. И не глядя ни на кого, бросился к двери. Но Пафнутьев знал, что с ним случаются подобные взрывы и был готов к этому. Он вовремя оказался на пути Амона и сильным ударом кулака отбросил того от двери. Амон забился в каком-то зверином вое, начал изо всей силы колотить кулаками в пол, биться головой об угол стола, кататься по полу, опрокидывая стулья.

В дверях уже стояли вызванные Дубовиком конвоиры, с интересом наблюдая за странным человеком.

- Чего это он? - спросил рыжий парень, неотрывно глядя на бьющегося в истерике Амона.

- Переживает, - невозмутимо ответил Пафнутьев.

- Домой хочет, к маме, - добавил Дубовик.

- А ему рано домой? - спросил конвоир.

- Да, немного рановато, - сказал Пафнутьев. - Девочек он очень любит в лифтах использовать... Грозился опять за свое взяться. А девочка его опознала. Вот ему и обидно стало.

- А, - понимающе протянул конвоир. - Так он из этих...

- Из этих, - кивнул тот. - Из их самых.

- Тяжелые у него будут выходные, - сказал конвоир уже без улыбки. - Не завидую.

- А может, приятные, - добавил Дубовик.

- Не завидую, - повторил конвоир с посуровевшим лицом. - Можно забирать?

- Забирайте.

- Прокурора мне! - взвизгнул примолкший было Амон.

- Нет прокурора. Пятница. Все уже отдыхают, - сказал Пафнутьев бесстрастно. - В понедельник будет прокурор. Если захочет тебя видеть. А сейчас, к сожалению, уже никого нет. По банькам разъехались, по девочкам.

Услышав про девочек, конвоир усмехнулся. Дубовик и Пафнутьев поняли его улыбку. Но они поступали в полном соответствии с требованиями закона и совесть их была чиста. Они отправляли Амона в то единственное место, куда и положено было отправлять задержанных - в камеру.