Один час с Барбарой

Девушка ринулась вглубь комнаты, не сводя глаз с двери, словно боялась, что та вот-вот разлетится на куски.

— Это он! Я знала, что он придет за мной даже сюда. Не открывайте! Умоляю вас, не открывайте!

Шейн, сделав нетерпеливый жест, направился к двери.

— Ради Бога, перестаньте! — сказал он сердито.

Она попыталась его удержать. Стук тем временем повторился, и грубый голос произнес:

— Откройте, Шейн!

— Умоляю вас! — простонала девушка. — Если вы его впустите, я умру. Где мне спрятаться?

Шейн взглянул на нее с любопытством: похоже, она и впрямь еле жива от страха.

— Возьмите же себя в руки, черт побери! — прикрикнул он. — Пока вы со мной, никто не причинит вам зла.

Она отшатнулась от него, подобно чересчур ласковому щенку, которого пнули ногой. Будто он дал ей пощечину.

— Идите на кухню. Дверь закрывается изнутри на задвижку. Запритесь и сидите спокойно, пока я вас не позову.

Он тихонько подтолкнул ее к кухне и, когда девушка заперлась, открыл дверь посетителю. На пороге стоял высокий молодой мужчина со шрамом на лице.

VII

22.20

Мужчина был почти одного роста с Шейном. Его покрасневшее лицо, искаженное гневом или просто волнением, не было ни уродливым, ни страшным, как это утверждала девушка. В сущности, оно было бы даже красивым, если бы не шрам и не искажавшая черты тревога. На первый взгляд мужчине можно было дать лет тридцать.

Шрам пересекал щеку по диагонали, от уголка рта до верха сильно выступающей скулы. Вообще-то он, наверное, был не слишком заметен, но сейчас на побагровевшем лице шрам выделялся своей мертвенной белизной.

Шейн разглядывал незваного гостя, не двигаясь с места и преграждая ему путь. Мужчина шагнул вперед и, даже не пытаясь сдержать раздражение, произнес:

— Где она? Что вы сделали с Барбарой?

Широкая ладонь Шейна уперлась мужчине в грудь и оттолкнула его.

— Кажется, вас не приглашали войти, — резко заметил детектив. — Отчего такой шум?

— Это вы Шейн, что ли? — Мужчина сжал кулаки. — Я войду, когда захочу, и какому-то паршивому детективу не удастся мне помешать.

Взгляд серых глаз Шейна сделался жестким, на щеках обозначились две глубокие складки.

— Ну что ж, попробуйте!

Они долго мерили друг друга взглядами, потом мужчина как будто сумел овладеть собой и немного расслабился. Разжал кулаки, прищурил глаза и облизнул губы.

— Извините меня, — хрипло произнес он. — Мое имя Берт Полсон. Я так беспокоюсь за Барбару, что делаюсь просто как помешанный.

Слишком много психов разгуливает на свободе, подумал Шейн, а вслух сказал:

— Такой разговор мне больше нравится. Продолжайте в том же духе, и мы сумеем поладить.

Внезапно он повернулся к Полсону спиной и подошел к столику, где стояла его наполовину полная рюмка. Даже не пытаясь скрыть от гостя бутылку с хересом и вторую рюмку, он отпил глоток коньяка.

Полсон вошел в гостиную и окинул подозрительным взглядом три закрытые двери, ведущие в ванную комнату, в спальню и на кухню.

— Так значит, ее зовут Барбара? — спросил Шейн непринужденно. — Только теперь я сообразил, что она не успела представиться.

— Где она, Шейн? Что с ней? С чего это она вдруг кинулась от меня бежать, словно увидела самого черта?

— Что она сделала? Хотите выпить, Полсон?

— Нет, спасибо. Она вам не рассказала? Какую глупость она еще выдумала? Она не объяснила, почему пришла к вам?

— Она тут мне многое порассказала. — С рюмкой в руке Шейн опустился в кресло. — Уверяю вас, что с ней все в полном порядке, — добавил он. — Я покажу ее вам, как только вы убедите меня, что не представляете для нее никакой опасности.

— Опасности? — удивленно повторил Полсон. — Господи, но почему она боится меня?

— Может, присядете? — предложил Шейн. — Расскажите-ка теперь вы, что произошло.

Снова бросив взгляд на три закрытые двери, Полсон со скованным видом присел на самый краешек кресла напротив детектива.

— Ничего не понимаю, — пробормотал он. — На этот раз она, должно быть, окончательно спятила. — Он не отрывал сверкающего взгляда от Шейна, пытаясь заглянуть ему в глаза, говорил хриплым голосом, нервозно произнося слова. — Что она тут с вами делала? Она что, действительно совсем чокнулась? Черт побери, вы не понимаете?..

— Нет, — отрезал Шейн, — пока я мало что понимаю. И на данный момент все ее объяснения звучат так же искренне, как ваши слова. Успокойтесь и постарайтесь меня убедить, что сами-то вы в здравом уме.

— Она рассказала вам, что, увидев меня, начала кричать и пустилась наутек из отеля?

— Да. Она даже добавила, что вы гнались за ней по лестнице и в переулке и что ей едва удалось от вас ускользнуть, вскочив в такси. Кстати, как вы ее здесь разыскали?

— Я успел заметить номер машины, нашел таксиста и расспросил его. Но почему она от меня убегает, Шейн? Ей ведь прекрасно известно, что я и пальцем ее не трону.

Теперь, немного успокоившись, Берт Полсон уже не выглядел на свои тридцать. Он казался подавленным и крайне огорченным.

— А она утверждает совсем обратное, — сухо возразил Шейн. — Уверяет, что вас не знает и никогда в жизни не видела. Она считает, что вы убили ее брата и…

— Ее брата? — воскликнул Полсон в изумлении, вид у него при этом был весьма комичный. — Но я и есть ее брат! Она вам этого не сказала?

Застыв в кресле, Шейн рассматривал свою рюмку, словно видел коньяк впервые в жизни.

— Нет, — медленно проговорил он. — Она мне этого не сказала, Полсон. Больше того, она утверждала, будто обнаружила тело своего убитого брата в триста шестнадцатом номере отеля «Ибикус» и будто вы набросились на нее, когда она через две минуты после этого выходила из номера.

Полсон обессиленно откинулся в кресле, прикрыв ладонями глаза, словно свет ослеплял его, и сдавленно прошептал:

— Если подумать, то, пожалуй, рюмочка мне бы не повредила.

Шейн наполнил рюмку коньяком и протянул ее Полсону.

— Чистый коньяк вас устроит? — невозмутимо осведомился он.

Полсон, не отвечая, поднес рюмку ко рту, залпом осушил ее, испустил глубокий вздох и поежился.

— Я — брат Барбары и, как вы можете сами убедиться, вовсе не умер. Теперь вам понятно мое беспокойство и желание поскорей отыскать сестру и позаботиться о ней?

— Очень даже понятно, если вы действительно ее брат и не лжете. Но, к сожалению, она мне изложила совершенно иную версию случившегося. Она пришла ко мне и наняла меня для того, чтобы я защитил ее от вас. Описала ваши приметы, включая шрам. Она хочет также, чтоб я выяснил, кто убил ее брата и каким образом избавились от трупа. Вы должны согласиться, — заключил Шейн, — что все эти противоречия осложняют мою задачу. Пока я не узнаю, кто из вас двоих водит меня за нос…

— Только не я! — быстро воскликнул Полсон.

Он достал из заднего кармана бумажник, раскрыл его и что-то вынул.

— У меня есть документы! Я могу доказать, что я — Берт Полсон. Вот, смотрите сами, я плохо вижу без очков.

Шейн отвел в сторону его руку с документами.

— А я могу с легкостью доказать, что я Майкл Шейн, — парировал он. — Но если я вам скажу, что у меня есть сестра по имени Барбара, что она внезапно сошла с ума и думает, будто я собираюсь ее убить, это вовсе не будет означать, что я ее брат. Выпейте-ка еще глоток и расскажите, чем кончилась ваша невероятная история.

— Нет, спасибо, мне пока хватит, — отказался Полсон, ставя рюмку на столик. — Что ж, слушайте. Мы с Барбарой живем в Джэксонвилле. Вернее, жили до того самого дня, когда меня призвали на службу в Корею. Пока я был там, наша мать умерла. Когда я вернулся, Барбара жила одна, и, похоже, ей это нравилось. В Джэксонвилле у нее была неплохая работа, и, казалось, она наслаждается своей независимостью. — Он помолчал, устремив взгляд в пустоту, будто что-то припоминая. — Возможно, я был неправ, но я подумал, что, наверное, такая жизнь Барбаре и нужна. У нашей матери был трудный характер, и Барбара никогда не жила своей жизнью. В шестнадцать лет у нее было нервное расстройство, и несколько месяцев она провела в психиатрической больнице. Я всегда считал, что всю ответственность за это несет наша мать. Вернувшись из Кореи, я рассчитывал поселиться в Джэксонвилле и думал, что Барбара будет вести наше хозяйство. Поговорил с ней об этом, но она закатила истерику, сказала, что я такой же эгоист, как наша мать, и хочу превратить ее в рабыню. — Он беспомощно развел руками. — Что тут поделаешь? Ей было двадцать лет, она сама зарабатывала на жизнь. Я не знал… Я очень любил ее, желал ей добра, но я не знал… И решил, что будет лучше, если она останется одна. Мне предложили работу в Детройте, и я согласился. Судя по письмам, которые я получал от Барбары, все у нее было в порядке… А потом, две недели назад, она прислала телеграмму, где сообщала, что у нее неприятности.