Серебряная пуля

Что ж, день, конечно, выдался не ахти, но вечер явно удался.

Глава 3

Кровавое преступление

Конечно же мы почивали так крепко, что хоть из пушки стреляй. Вообще-то я сплю чутко — армейская привычка, — но присутствие рядом верного, надежного друга на какое-то время приглушило инстинкт самосохранения, который за годы службы в горячей точке развился до гипертрофированных размеров.

Проснулся я от шума возле дома. Он был гораздо сильнее, чем обычно, и это меня подвигло на «марш-бросок» к окну — я плелся, как старый мерин, испытывая отвращение к самому себе. Это же надо было так нажраться! Зачем нужно было брать у Чабера еще одну бутылку виски с собой?! Естественно, мы и ее укатали, уже на моей кухне, притом почти не закусывая. Вот идиоты…

Возле дома творилось нечто невообразимое. Под нашим подъездом стояла «скорая», теснилось несколько милицейских машин и волновалась толпа жильцов. Похоже, кого-то завалили… — подумал я меланхолически — эка невидаль! — и поспешил на кухню, чтобы потушить пожар внутри кружкой капустного рассола. Это мамка расстаралась, сделала мне большую кастрюлю капусты быстрой засолки. В армии, где вся еда была в основном пресной, я так соскучился по разносолам, что у меня текли слюнки от одного их вида.

Стреляли в нашем городе часто. К огнестрельному оружию добавилось еще и травматическое, разрешенное «мудрыми» законодателями, и толпа молодых придурков как минимум раз в месяц устраивала настоящие баталии: то район на район шли, то затевали разборки с гастарбайтерами, в основном узбеками и таджиками. Однажды я и сам едва не попал под раздачу, да выручила армейская сноровка — мигом сиганул через забор и был таков. Мне, ко всем моим радостям, только и не хватало покалечить в драке какого-нибудь юнца — греха потом не оберешься. Береженого Бог бережет.

Едва я «полечился», как в дверь требовательно позвонили. Я даже не стал смотреть в глазок, так как был уверен, что это менты. Есть у них какой-то неуловимый почерк, связанный с вторжением в жилище, — смесь превосходства, нахальства и державности. Короче говоря, что ни мент, то пуп земли. Даже электрический звонок это понимает и звонит с подобострастной громкостью и настырностью.

Я открыл дверь и увидел сначала местного участкового, лейтенанта Васечкина (он был в форме), а затем угрюмого мента в штатском, который стоял за его спиной. Неужто прикрылся Васечкиным, как щитом? — мелькнула у меня мыслишка. А что, вполне возможно. Выстрел через дверь очень паршивая штука. Даже спецы во время зачисток иногда ловятся на такие заманухи. Васечкин знал, что я не опасен и не стану баловаться огнестрельным оружием, но менту в штатском это не было известно, и он поостерегся.

— Гражданин Богданов? — спросил мент.

— Он это, он, — поторопился подтвердить участковый.

— Меня больше устраивает обращение «товарищ», — ответил я сухо. — Или, на худой конец, ситуайен, сиречь гражданин по-французски.

Я чувствовал себя нелепо: небритый, немытый, в мятых семейных трусах и стоптанных тапочках. «Надо было подержать ментов за дверью и привести себя в порядок», — подумал я с сожалением и коротко вздохнул — уже ничего не исправишь. Пусть принимают меня таким, как есть.

— Нам нужно поговорить, — сказал мент, проигнорировав мой нахальный выпад. — Можно зайти в квартиру?

— Какие проблемы… Проходите в гостиную. А я, с вашего позволения, оденусь.

Пригласить их на свою просторную светлую кухню, где обычно обретались все мои гости, я не мог, потому как там был настоящий свинюшник. Особенно на столе, который я так и не убрал. Не до того было…

Быстро почистив зубы и плеснув в лицо холодной водой, я натянул спортивный костюм и предстал перед ментами как огурчик. Правда, не свежий, а соленый.

— Где вы были с восьми вечера и до двенадцати ночи? — сухо спросил мент.

— Извините, но мне хотелось бы услышать вашу фамилию. А если не жалко, то еще и имя-отчество. Не могу же я обращаться к вам «гражданин начальник» или «господин хороший».

— Завенягин Валерий Петрович, убойный отдел, — невозмутимо представился мент; при этом на его неподвижном лице не дрогнул ни единый мускул. — Майор.

— Богданов Алексей Михайлович, — ответил я церемонно. — Безработный.

— Вы не ответили на мой вопрос.

— С восьми вечера до двенадцати… Тут и думать нечего — в баре… — Я назвал, в каком именно, сообщил и адрес.

— Кто-нибудь может это подтвердить?

— А в чем, собственно говоря, дело? Никак хотите проверить мое алиби?

— Да, — не стал хитрить майор. — Проверка касается не только вас, но и всех жильцов подъезда.

— Так что все-таки случилось?!

Тут я почувствовал, что где-то у меня внутри словно натянулась толстая струна и даже зазвучала — предостерегающе. Мент из убойного отдела… Выходит, наш подъезд попал в милицейские сводки? Но кого завалили? У нас тут живут в основном старики. Правда, многие из них когда-то занимали видные посты в областном масштабе (как и мой дед), но теперь они стали песком времени, которое неумолимо и безжалостно разжевало своими стальными челюстями эти когда-то крупные каменные глыбы. (По крайней мере, они казались такими самим себе.)

— Убит ваш сосед сверху, Брюсов, — ответил майор.

— Африкана… убили?! — Я вытаращил глаза, но не на майора, а на участкового Васечкина.

Тот закивал.

— Точно так, — сказал Васечкин скорбно. — Убили деда и ограбили.

— Мать твою… — Я как стоял, так и сел. — Что творят, гады!

Моя реплика была гласом вопиющего в пустыне. Майор смотрел на меня холодными, ничего не выражающими глазами — явно ждал, когда я наконец сумею подтвердить свое алиби.

— Спросите у бармена. И еще у нескольких человек… — Я назвал имена завсегдатаев заведения, которые сидели рядом с моим столиком.

— Спросим, — сказал Завенягин. — В котором часу вы легли спать?

— Поздно, — ответил я, но тут же спохватился: — Пардон — рано.

— То есть?..

— Рано утром. Примерно около четырех утра.

— Что так?

— Не спалось, — буркнул я.

Мне совсем не хотелось рассказывать менту, что мы с Пехой не только лакали виски (в основном пили за упокой наших боевых товарищей), но и пели жалобные песни, что называется, «со слезами на глазах». Нам казалось, что негромко… И вообще, мне хотелось побыстрее выпроводить незваных гостей, чтобы они не узрели похмельного Пеху. В таком состоянии он неуправляемый и может нагородить черт-те что.

Ну да, фиг я угадал…

— А что это за мордуленции, Алекс? — раздался хриплый голос, и Пеха нарисовался в дверном проеме как ясный месяц.

Конечно же он был в одних трусах и при своем амулете, который в сочетании с православным крестиком смотрелся несколько дико. Судя по отсутствующим глазам, ему или сильно хотелось в туалет, или — что более вероятно — похмелиться.

— Милиция, — ответил я коротко.

— О! У тебя что, ментура в корешах ходит?

— Люди пришли по делу, — сказал я с осуждением.

А мысленно взмолился: «Пеха, вали в сортир!

Или куда еще. Только подальше от кухни».

— Угу… — Пеха глубокомысленно кивнул. — У тебя сто грамм найдется?

— Откуда?

— Понял. Слышь, брателла! — обратился он к Васечкину, сразу определив, что мент в штатском выше участкового по званию. — Сгоняй в магазин. Это рядом. Душа горит. Возьмешь две бутылки вискаря: одну мне, одну вам. Сейчас принесу деньги.

— Минуту! — остановил его майор. — Как ваша фамилия, гражданин? Предъявите документы!

— Во дает… — Пеха засмеялся. — Откуда я их достану? Из широких штанин? Так это запросто… — Он засунул руку в трусы.