Цепь

— Хорошо. Спрашивайте. Я буду отвечать. Но поверьте, я не знала, что Иван… не доехал до санатория…

— Или вообще не поехал туда, — ввернул я. — Я вам верю, Ангелина Федоровна. Вы что, поссорились с ним в тот день, четвертого июня?

— Да.

— Расскажите, как все произошло. Поподробнее.

— Да ничего особенного… Я сказала, что нас пригласили в “Весну”. Иван отказался, тогда я стала одеваться и сказала, что пойду одна. Он больно схватил меня за руку и крикнул, что не пустит. Я вырвала руку, а он… ударил меня…

Она замолчала, а потом попросила сигарету. Я протянул пачку. У нее дрожали пальцы, когда она вытаскивала сигарету.

— И вы не пошли на банкет?

— Мне казалось, что у меня горит не только щека, что я вся горю. Меня в жизни никто не бил. Странно. В тот момент я почему-то стала даже уважать Ивана. Странно… — Женщина зло усмехнулась.

— Что было потом?

— Иван ушел, а я бросилась на постель и разрыдалась.

— И ваш муж не вернулся домой ночевать?

— Я молила бога, чтобы он не возвращался. Очевидно, Иван переночевал у своего приятеля…

— У какого? Вы можете предположить?

— Наверное, у Автандила. Извините. Гагуа Автандил Георгиевич. Заведующий гаражом деревообрабатывающей фабрики.

— И утром Иван Алексеевич не позвонил?

— Пятого он должен был улететь.

— У вас есть машина?

— Машина? — удивилась она. — Да. А почему вы спрашиваете?

Я и сам не мог понять, почему спросил ее об этом. Вопрос для нее был столь же неожиданным, как и для меня. Но вот он сорвался, и внезапно я отчетливо понял, зачем спрашиваю о машине. Более того, теперь я заторопился.

— Где она стоит?

— В гараже, — сказала Пономарева, — около рыночной площади.

— Сколько ключей от гаража?

— Два. Один у мужа, а другой хранится дома.

— Поехали!

— Куда?

— К вам домой. Вы возьмете ключ, и мы поедем в гараж.

Она пожала плечами. В машине я достал фотографию Галицкой.

— Взгляните на эту фотографию. Вам не приходилось прежде видеть эту женщину или встречаться с ней?

Она неохотно взяла фотографию и произнесла:

— Нет, не приходилось… Впрочем, кажется, фотографию этой женщины я где-то видела.

— Вы не ошиблись? — Мне с трудом удавалось по-прежнему оставаться спокойным,

— У меня хорошая зрительная память. Сейчас я вам скажу точно… Только сосредоточусь.

Секунды показались мне часами.

— Да, я видела фотографию этой женщины… У Святослава Павловича… Клычева…

— Он вам сам ее показывал? В связи с чем?

— Да нет же! Однажды, это было в самом начале… ну… наших отношений, я пришла к нему домой. Он куда-то отлучился, и я от нечего делать стала листать альбом, который лежал у него в секретере. Секретер был открыт, и я увидела альбом.

— И среди остальных фотографий вы увидели эту?

— Нет, фотография была другая. Но этой женщины. Да, этой.

— Вы не могли бы вспомнить, как выглядела женщина на той фотографии?

— Прошло уже три года… Но на фотографии женщина выглядела моложе. Это же естественно.

— Да, наверное.

— Другое платье… Высокая прическа… Такой башней… Но это была она. — Пономарева мягко постучала пальцем по фотографии. — Кто эта женщина?

— Ксения Эдуардовна Галицкая. Клычев никогда не упоминал в разговоре о ней?

— Нет, не припомню…

По идее мне нужно было сказать Коле Турину, чтобы он завернул на почту, где я смог бы отправить телеграмму Минхану. Он все-таки оказался прав: Клычев знал Галицкую, и письмо, которое мы нашли в ее тайнике, судя по всему, принадлежало ему; а из этого могло следовать и другое: их пути пересекались не только в жизни, но и в смерти.

— Остановите, пожалуйста, здесь, — попросила Ангелина Федоровна. — Я сейчас, быстро.

Через несколько минут наш “газик” уже мчался в другом направлении. Гаражей было десять.

— Наш третий слева, — показала Пономарева.

— Откройте его.

Я смотрел, как она неумело копается в замке… Машины Пономарева в гараже не было.

7

Ладно, — согласился я, — пойдем сначала пообедаем.

По молчаливому уговору, во время обеда мы с Михаилом ни разу не заговорили о деле: ни о моем визите к Ряхшиевым, которые сообщили, что последним видел Клычева в ту ночь их сосед Мелкумов; ни о Гагуа, который, может быть, скажет нам о Пономареве что-либо существенное. Мы молча, сосредоточенно пе­режевывали пищу и не глядели друг на друга.

— Весело, — процедил Сенюшкин, когда мы вернулись к нему. — Выходит, Пономарев… Значит, искать его надо.

— Ты молодец, Миша. Открытие сделал почти гениальное.

Легко сказать — искать… Где? Союз большой. Номер автомобиля Пономарева мы, конечно, уже сообщили в ГАИ, но пока он станет известным всем постам… Время-то уходит.

— Давай так, Миша… Ты встретишься с Гагуа и Мелкумовым, а я созвонюсь с Кириллом Борисовичем и съезжу на почту, попробую выяснить насчет корреспонденции Пономарева. Какое почтовое отделение, кстати, было у Клычева? Не помнишь?

— То же, что и у Пономарева. А-88. Думаешь, они тебе сообщат, где сейчас пребывает Иван Алексеевич? — съязвил он.

— Я думаю, Кузьмич, мы с тобой в приличный тупик попали — вот что я думаю!

…Итак, можно подвести кое-какие итоги. Я твердо знаю на данный момент лишь один факт: Клычев не убивал Галицкую. Не убивал, потому что умер — скажем так — раньше. Все остальное — уравнение со многими неизвестными. И решается оно практически без меня, потому что я занят другим уравнением: кто убил Клычева? Кто его мог убить? Да кто угодно! В том числе и Галицкая. Она ушла из жизни позже Клычева. И Галицкая знала учителя: Пономарева видела ее фото в семейном альбоме, который лежал в секретере Клычева. Между Святославом Павловичем и Ксенией Эдуардовной что-то было, потом произошел разрыв, и они много лет не встречались. Во всяком случае, не меньше трех, если иметь в виду, что сын Клычева — Павлик — родился в 1957 году. Ангелина Федоровна говорит, что Клычев не знал о сыне. Почему? Потому что она сама скрыла. А почему скрыла? Так велел муж. Можно этому верить? Можно, особенно если муж хочет чужого ребенка считать своим. А вот поверить, что любящая женщина однажды не “сломается”, сомнительно. Доказать я это пока не могу. Помочь может лишь сама Пономарева.

Когда Галицкая написала письмо Клычеву? Вероятно, в тот день, когда увидела в газете “Маяк” эго фотографию и прочитала Указ. Откуда она достала газеты? Это любопытный вопрос. Если Галицкая не приезжала в Салтановск, то кто из числа ее знакомых был здесь? И почему передал газеты? Значит, этому человеку было известно о ее знакомстве с Клычевым? Очень занятно, очень… В нашем областном городе несколько гот тысяч жителей. Попробуй узнать кто из них был в июне в Салтановске!.. А узнать между тем придется, и в наикратчайшие сроки. Придется справляться о всех командированных в этот период в Салта­новск. Кому-то из наших парней достанется “веселая” работа, если учесть, что у нас довольно крупный, как говорится, промышленный, научный и культурный центр. А потом “фильтровать” до тех пор, пока пути этого “командированного” не пересекутся где-нибудь с Галицкой. Но ведь может так быть, что этот “командированный” вовсе и не из нашего города, а был проездом, передел газеты Галицкой и, ищи ветра в поле!

Я могу предполагать что угодно, только все равно обязан порекомендовать Полковнику включить в нашу схему “Командированного”.

Так, Галицкая написала письмо, а Клычев ответил резко, не пошел на компромисс: “…В свое время я пытался доказать тебе, что твой муж — мерзавец и подлец. Ты не поверила мне. Что ж, право последней проверки остается за тобой…” А ведь это очень важно! Как же я раньше не подумал? Именно потому, что Клычев оказался прав, она и начинала ему письмо. Ведь они же развелись с Игорем Михайловичем! И газета дала повод написать. Но Галицкая, очевидно, была гордая женщина. Она не могла сразу же признаться Клычеву в том, что он был справедлив в оценке ее мужа. Она попробовала для начала восстановить их отношения хотя бы в переписке. И получила жесткую отповедь. Что она должна была предпринять? Есть два варианта. Первый: пересилив себя, она решает ему больше не писать. Второй: она пишет Клычеву еще раз! А вот это я обязан проверить. Немедленно! Спокойнее, не надо суетиться… Я успею проверить, если вообще это возможно проверить. Письмо могло быть простым, и тогда его никак не проверишь. А если заказное? Галицкая должна была быть уверенной в том, что письмо дойдет до Клычева и он прочитает его. Думаю., оно было заказным. Если было, естественно. А заказные письма фиксируются. Еще один неясный момент. Почему письмо Клычева написано рукой Галицкой? На этот вопрос она смогла бы ответить лучше, но, увы… остается предположить, что все дело в эмоциях. Галицкая, получив отповедь Клычева, в ярости разрывает письмо. Но так как эмоции уступили потом место разуму, она пытается восстановить письмо. Да, да, восстановить и написать Клычеву новое письмо, в котором, может быть, откровенно признаться в своей ошибке и его правоте. К сожалению, мы пока ничего не знаем о жизни, характере Галицкой. На что она способна и на что не способна? Это там, дома, выясняет капитан Садыков. Нам надо уповать на бывшего мужа… А заодно не забыть поинтересоваться у Игоря Михайловича, откуда его знал Клычев и почему был о нем такого нелестного мнения. Правда, эта идея принадлежит не мне, а Минхану. Он сразу же сказал: “Чтобы понять это письмо, надо разыскать Галицкого. О нем ведь письмо…” И верно, получается, что о нем. Да-а, все бы славно, не будь строчки: “…У меня растет сын, у тебя — дочь…” С сыном более или менее понятно, а вот с дочерью Галицкой — полный туман. В ее паспорте дочь не вписана. Была у Галицкой дочь или нет? Не будь этой маленькой закавыки, все идет как по маслу. А если Галицкая была раньше замужем, носила другую фамилию и суд лишил ее по каким-то мотивам материнства? Может быть? Все может быть, хотя это уже из области фантастики. Но почему бы не пофантазировать? Да, но в таком случае Клычев имел в виду вовсе не Игоря Михайловича Галицкого, с которым у нее не было детей, а кого-то другого, бывшего мужа, если он… был! Начинать надо с загса, хотя Галицкая могла скрыть свое первое замужество. Первое, а если второе или третье?.. Такая женщина, такая красивая женщина могла себе позволить многократный брачный эксперимент Вот странно, я знаю нескольких очень красивых женщин, и все они почему-то несчастны в личной жизни… Так-так… А что же дальше? А вдруг эта красивая женщина взяла да и убила? Человека, которого любила, которого любит. Ангелина Федоровна — тоже красивая женщина. И тоже любила Клычева. А почему бы и нет? Почему бы не предположить такой же вариант и с Ангелиной Федоровной? У нее есть запасной ключ от квартиры Клычева; она заранее к нему приходит домой, пока он веселится в “Весне”; сидит, ждет, вся в расстроенных чувствах, свет, естественно, не зажигает. Клычев возвращается домой навеселе. Это ее еще больше злит — дополнительный раздражитель. Объяснение. Она сообщает Клычеву, что Павлик его сын. Клычев и слышать не хочет о том, чтобы завести семью, тем более разбивая чью-то. Он не хочет и огласки их бывших отношений, он вообще ничего не хочет и требует, чтобы его оставили в покое. Ангелина Федоровна понимает, что и здесь не может рассчитывать на поддержку. Это уж слишком: два человека, с которыми она связана интимными узами, обижают ее. И тогда она, быть может, в состоянии аффекта идет на убийство. У нее, кстати, есть ключ от гаража, где хранится канистра с бензином, а мужа дома нет… Э-э, бросьте, капитан Шигарев, лавры зарубежных детективных авторов не дают вам покоя!