Одиночество волка

Он твердо решил уехать.

В сон, прерывистый, больной, колокольчики вплелись. Волов проснулся: замешательство и испуг придавили просторный дом Хатанзеевых - участковый Мамоков Ваську привез. Мамоков снял тулуп, остался в шинельке лейтенанта милиции, в больших, не по росту, валенках. Степенно разгладил жидкие светлые волосенки, маленькое рябоватое лицо его начальственно хмурилось. Приехал, собственно, не затем, чтобы проверять воловские документы. Он с ними знаком еще тогда, когда старик гостю сына вызов выправлял. Теперь его больше интересует, как думает старейшина клана Ваську перевоспитывать! Сам уважаемый человек, депутат, активист. А сын? Пьяница и дебошир. У Мамокова дел и без Васьки хватает. Беглец объявился, слышь. Чего бы надо ему? А Васька...

Мамоков генералом расхаживает в притихшем доме.

- Говори громко и четко! И говори, кто подбивал!

- Они подбивал!

- Витька с Валеркой Меховым?

- Да. Говорят: тёпни! Я и тёпнул.

- Это значит, укради, - поясняет Мамоков присутствующим. - Так тебе скажут _у_б_е_й_ или _з_а_р_е_ж_ь_, ты тоже сделаешь?

- Наташка меня не любит! - вдруг начинает плакать Васька. - Никто меня не любит! Отец меня не любит. Чужим дом хочет строить. Мне деньги не даст, когда умрет! Хочет в фонд отдать!

Мамоков уже профессором восседает за столом. Он стучит карандашом:

- Тихо, Васька. Отец правильно думает. Тебе дай деньги - ты совсем свиньей станешь. Свои пропьешь и отцовские. Сколько, знаешь, голодных и холодных на белом свете?

- Это мои деньги! Братьям даст - пускай мне тоже даст. Тогда Наташка станет меня любить.

Волов молча собирается на охоту. Право это у него есть. Целую неделю без отдыха был в стаде. Никто не попрекнет.

Мамоков оставил кричащий дом. Вышел на двор. Морозило. Дул злой ветер.

- И тебе удивляюсь, мужик! Берешь ружье и убегаешь в тундру. Широченные у тебя лыжи. Легкие, удобные. Ловко носишь свое натренированное тело. Армия, брат, дала тебе закалочку. Форму поддерживаешь... Но ведь и Ваську обижать не надо. Баба что? От греха беги! Вон какие дела.

- Через два дня уеду.

- Ну-ну.

"Малицу Наташа доделает и уеду", - решил.

11

Бежал он охотно. Свою землю знал. Темнота плотная, точно накрыт с головой черной рубахой. Глаза у него острые. Несколько раз тишина нарушалась: попадал в могучую стихию дикого оленьего царства. Он им завидовал: они совсем свободны. А он свободен наполовину.

Сиганул крепко. Ни одна проволока не выдержала. У-ух мчался! Вначале бежал по дубняку. Невысок ростом дубнячок, кряжист, сидит на земле крепко. Кое-где на притихших деревцах висит лист. И тогда он еще подумал: он крепче этого дубняка, если смог рвануть от них. Не такой он лопух. Разыгрывал комедию: согласен, уболтал и их игрой в тупость. "Посмотрим, кто из нас тупее!" Этот, что пришел в условленное место, наверное, лежит с проломленным черепом. Он наверняка знал, что убил пришельца. Его удар в тюрьме ценили. Мокрых дел за ним не числилось, но защищать себя он мог.

Леха боялся теперь, что дядя Родион его продаст. Придут к нему, и он скажет: жив Алексей Духов, был тут. Зачем зашел? А не объяснишь. Потянуло и все тут. К живому человеку. К М. - Маше. Чепуха, конечно. Верить никому нельзя. Но по дороге, по дороге... И, оказалось, не зайти нельзя. Как напугал Леху этот стук в сенях. Но, на счастье, оказалось: это М. - Маша.

Ничего не поймет бедный старик. Вот уж действительно долго доходит. Пялит глаза, глядит то на нее, то на него... Эх, старикаша! Забыл молодость, забыл, что такое любовь. Неужели раньше ни о чем не догадывался? Ну-у даешь! Пошел бы да погулял... А Лексей-то себе на уме. Ему уходить, вишь, надо! Что-то с Машей шепчутся за занавесочкой, что-то спорят, о чем?

Теперь Леха рвался к городку Козла. Во что бы то ни стало Леха должен выиграть время. Он должен всех перехитрить. И _т_е_х_, и _э_т_и_х_. Он должен быть выше их, умнее, ловчее. Козел и глазом не моргнет, как очутится под Лехиным сапогом...

Он добежал к Карасаваю. На речке покачивался и уплывал к океану рыхлый лед, снежура, сало, обломки заберегов. Шуга уже была густой. В нерешительности остановился. Непроходимый дурак решился бы махнуть тут. Ну а что делать? Не идти в обход, к океану? Да и где ты и там найдешь этот переход? Но у него теперь в душе было после удачи в доме М. - Маши неприятие невозможного. Он ухмыльнулся и пришедшей на ум мысли насчет непротивлению злу. Это на руку эксплуататорам и насильникам из господствующего класса! Если зло Козла не гибнет, то это как раз на руку сегодняшнему этому эксплуататорскому классу! Но от его воли все теперь зависимо, и это главное.

Прочь кирзовые сапоги, черную рубаху и синюю фуфайку. Ка-а-азел! Шапку в зубы, в руку все остальное - Ка-а-зеллл! Бры-бры-бры!

Мороз-то, мороз! Властвовал. Ворот рубахи потом сразу стал колом. Руки, как крюки. Ну держись! Невесомо уже на том берегу опадала хвоя, она устилала землю. В межрядьях лиственниц холод стоял до самых верхушек деревьев. Никак нельзя попасть в штанину. Попасть надо!

По-ошеллл! Озеро вдруг. По сухой, в белом, морозном пуху траве, по березовому с блеклыми листьями молодняку, по замшелым с боков кедрачам поплыл томительный новый звук. В дальнем конце озера звук помер...

Спешно выйдя на стежку - она опускалась к дубеющей воде выбеленной инеем полоской, - приостановился. Навалилась такая дикая оглохлая тишина, что его невольная остановка прозвучала окрест гулким шлепком. Тш-ш! пронесся вдаль последний шорох шага, и шорох этот долго еще летел, умертвляясь вдалеке. Леха испуганно поворотился туда, где шорох, наконец, остыл, будто застудившись. И снова взрывом, расплескиваясь, как вода на берегу моря, покатился звук этого его движения.

Трусливо присел, стараясь не задевать самого себя.

Тихо и чисто было вокруг. Чистые леса, чистое озеро, чистый снег вполнеба. "Я должен добежать!"

Он уже устал. По-людски, хоть на время, уснуть. Однако, лишь подумав так, не медля придушил расслабленность, втаптывая ее, как окурок, в замерзшую землю.

"М" лежало на пальце прочно, и он думал о Маше. Это была ее земля тихая, чуть припорошенная снегом земля.

Это было уютно. Однако попадались биваки геологов, урчали тракторы и вездеходы. Приходилось прятаться.