Человек из Москвы

Мы ценим ваш вклад в развитие торговли между нашими странами. Так что развлекитесь немного! Полковник Пеньковский обо всем позаботится".

Мы с Алексом воспользовались этим предложением и неплохо провели вместе несколько вечеров. Но веселились мы меньше, чем в Лондоне: по сравнению с ресторанами Сохо [Район в центральной части Лондона, где находится много ресторанов, ночных клубов, казино и других увеселительных заведений.] московские рестораны производили угнетающее впечатление; приглашений домой не было, и, разумеется, мы не нашли ничего похожего на клуб "Астор".

Несмотря на свой чин и влияние, Алекс считал рискованным приглашать меня к себе в гости, но несколько раз приходил в ресторан и в театр с женой. Это была симпатичная темноволосая женщина с задумчивым и грустным лицом. Алексу было запрещено говорить ей, что он офицер ГРУ, и для ее же безопасности - на случай его ареста - он ни словом не обмолвился о своих связях с Западом. Все годы подготовки и работы в разведке он хранил свой секрет, тем самым обрекая себя на одиночество - и как хорошо я понимал это одиночество! Теперь же, как никогда, важно было, чтобы она оставалась в неведении, считая его обычным полковником Советской Армии, По признанию самого Алекса, эта фальшь омрачала ему семейную жизнь, держала его в постоянном напряжении.

Он все время был повернут к ней только одной своей стороной и не мог расслабиться даже у себя дома - а возможность расслабиться была главным условием, чтобы не сойти с ума под гнетом постоянной опасности.

- Сложность в том, Гревил, - откровенно говорил он мне, улыбаясь своей обаятельной улыбкой, - что мне необходимы другие женщины, действительно необходимы.

Не для того, чтобы отдать им свое сердце - это было бы слишком опасно, - а просто чтобы приятно провести время. Мне иногда нужно немножко сладкого, чтобы как-то забыться.

- Ну, в Москве девушек хватает, правда ведь?

- Да, но нужно быть очень-очень осторожным. Например, есть такая девушка Таня, с которой я не рискую встречаться чаще, чем раз в месяц. В ГРУ таких вещей не любят, и, кроме того, она может оказаться подсадной это всегда возможно.

- А кто она - танцовщица?

- Нет, работает в Министерстве иностранных дел - по-вашему, в Форин Офисе. Видел бы ты, какая у нее фигура!

- А почему бы не пригласить ее сегодня вечером куда-нибудь вместе с нами?

- Мой бог, ни в коем случае! За нами, скорее всего, следят - нам нельзя появляться вместе с Таней. И потом, малышка неглупа: если она увидит, какие у нас с тобой тесные отношения, мысль у нее может заработать, а это совершенно ни к чему.

Перед моим отъездом из Москвы мы узнали две хорошие новости: во-первых, в июле Алекс должен снова приехать в Лондон на советскую промышленную выставку в Эрлз-Корт [Один из крупнейших выставочных комплексов Лондона], где он будет, в частности, гидом мадам Серовой, которая посетит Англию с коротким гостевым визитом; во-вторых, в сентябре должна состояться еще одна советская выставка - в Париже, на которую, возможно, Алекс тоже приедет. Неожиданное приглашение от Левина из Комитета по науке и технике получил и я: "Мы надеемся, что вы посетите нашу выставку, мистер Винн. Она будет крупнейшей в Европе за всю ее историю. Будем рады увидеть вас там в числе наших гостей! Я тоже буду рад: как ни хорошо было приезжать в Москву, чтобы получить у Алекса фотопленки и документы, но еще лучше, если Алекс мог приехать на Запад, где его ожидала целая команда офицеров союзных разведок.

В тот удивительно удачный год все казалось возможным. Перед моим отъездом мы пошли погулять по парку Горького. Пригревало солнце, деревья стояли в цвету.

Стоя под огромным каштаном, розовая крона которого неподвижно прорисовывалась на фоне чистого голубого неба, Алекс глубоко вздохнул и широко раскинул руки.

словно хотел обнять весь небосвод.

- Гревил, для нас нет ничего невозможного, ничего!

- Не говори так, - ответил я, - это нехорошо.

- Чепуха, это восхитительно! Ты только подумай: Лондон и Париж!

Я думал об этом в течение всего июня, пока был в Лондоне и в ожидании приезда Алекса усиленно гоговился к встрече с ним.

В июле приехал Алекс. Его работа на выставке была не слишком обременительной, и практически единственной его заботой была опека мадам Серовой - но в этом ему с радостью помогали работники советского посольства:

Павлов и его коллеги наперебой старались развлечь жену могущественного генерала, и это позволяло Алексу, приехавшему на более короткий срок, чем в апреле, сэкономить много времени.

Он остановился в одной из гостиниц Кенсингтона Как и во время его предыдущего визита, в соседнем доме был оборудован операционный центр. Вновь оказавшись среди друзей, Алекс буквально излучал оптимизм. Его энергия казалась безграничной. Ребята из разведки сказали мне, что дали ему прозвище Бессонное чудо. Именно к концу пребывания Алекса в Лондоне мне довелось выдержать необычный экзамен.

Руководители разведки к тому времени закончили анализ всей переданной Алексом информации. Ее объем был настолько внушительным, что если поначалу у них и были какие-то сомнения, то теперь они рассеялись. Он уже предоставил им военные и технические данные огромной важности - и готов был предоставить еще больше.

Мне был известен лишь общий характер этой информации - деталей я не знал. Моя работа заключалась в том.. чтобы поддерживать постоянную связь, - факты и цифры предназначались не для моих ушей и глаз. Однако среди этой информации была и такая, которая касалась непосредственно меня: Алекс, получивший подготовку в ГРУ, знал все новейшие методы допроса политических заключенных, и, хотя мои коллеги из разведки их, в принципе, тоже знали, было решено, что эти свежие данные могут послужить для моего обучения.

- Это только предложение, Гревил, - сказал мой шеф в одно прекрасное утро. - Вы имеете право отклонить его, если это вам не по вкусу. Мы подумали, что, если дело вдруг плохо для вас обернется, вам не помешало бы предварительное знакомство с тем, что может вас ожидать. Мы могли бы устроить для вас нечто вроде испытания на выносливость, но...

- Идея мне нравится, - ответил я.

- Подождите, не торопитесь. Идите домой и обдумайте все как следует. Дело в том, что вы попадете в руки людей, которых вы не знаете и которые ничего не знают о вас. Я бы не сказал, что это будет особенно приятный опыт.

- Понимаю.

- Хорошо. И все-таки - подумайте как следует.

На следующее утро я бодро заявил:

- Ну что ж, я готов порепетировать!

- Только давайте без черного юмора. - сказал шеф, - За репетицией обычно следует концерт - а есть все шансы, что ваш концерт не состоится Словом, только на всякий случай.. Думаю, вы поступаете разумно, что не упускаете эту возможность

- А сколько это займет времени?

- Сами увидите, - ответил шеф.

Через несколько дней за мной заехали на машине и привезли за город, к одиноко стоящему среди холмов дому. Было примерно три часа дня.

Я сразу же обратил внимание на царившее повсюду запустение: сорняки, облупившаяся штукатурка... При доме был гараж с надстроенной над ним комнатой.

Едва переступив порог, я был схвачен краснолицым детиной с бычьей шеей, ростом в шесть футов и весом под сто килограммов, который поволок меня вверх по лестнице, а потом по коридору в комнату над гаражом.

Каменный пол, бетонные стены и никакой мебели. Единственный источник света - крошечное окно, расположенное так высоко, - что не дотянуться. На окне - металлический ставень в поднятом положении, которым, видимо, управляли из коридора - я увидел бежавший по потолку провод.

Не было сказано ни единого слова. Меня оставили одного, заперли дверь, а через несколько минут опустили ставень, и наступила темнота. При мне оставались сигареты, зажигалка и часы. Я сел на пол и закурил. Шло время.

Я все курил, и курил, и начинал чувствовать голод. В одиннадцать часов явились краснолицый и еще двое. Они забрали мои часы, сорвали с меня одежду и снова оставили в одиночестве - на этот раз голого. Было очень холодно и сыро, у меня начали ныть кости. Мне захотелось помочиться: я забарабанил в дверь. Никакого ответа. Помочившись в одном углу, я лег в противоположном. В конце концов я заснул, однако ночью периодически просыпался и машинально пытался натянуть на себя несуществующее одеяло. Моя спина была ободрана о шероховатый пол, но спать на боку было еще хуже: тазовая кость.