Большие гонки

Я поставил машину на свободное местечко возле пожарной части, пользуясь известной техникой "маневрирования на звук", сделав несколько царапин на хрупких бамперах своей машины. О, благоуханная атмосфера Челси с её пивными парами, пьяницами и наркоманами, которые слоняются по тротуарам, спрашивая себя, когда же наступит их очередь стать знаменитыми!

Вечеринка бы ла устроена в большом зале мастерской, занимавшейся бывшей униформой Вермахта. Невысокая манекенщица с длинными светлыми волосами и ужасными глазами панды вошла в комнату. Мрачная, как Западный фронт, но не столь спокойная, в облаках сигаретного дыма, подобного клубам иприта, она появился в тот момент, когда диск Стоунсов воспроизводил их понимание военной атмосферы. Я знал, что девушка была манекенщицей, потому что её звали Джулия и она была давней моей подружкой.

- Филип, дорогой! - закричала она, обвив своими тонкими руками мою шею и приоткрыв свои чувственные губы. - Дорогой, дорогой, - повторяла эта бедняжка с куриными мозгами... Что я говорю, у неё мозгов меньше, чем у попугая. Ведь она бросила меня, чтобы выйти замуж за отвратительного фотографа, работавшего под невероятным псевдонимом Себастьян де Моритц. Но, может быть, ветер сменил направление, ибо она казалась довольной, встретив меня и начав пронзительным тоном магнитофонный бобины излагать последние события её драгоценной жизни.

- Где Себастьян, Джулия?

Она отпила глоток своего фруктового коктейля с кусочками апельсинов и яблок и веточками мяты, плавающими в том, что по моим подозрениям было синтетическим спиртом.

- О, этот, он в Лос Анжелесе или где-то еще. Он стал очень нервный и наглотался ЛСД по уши.

Итак, Моритц перестал использовать свою прелестную жену как фотомодель и перешел к старой тактике заселять свою постель девушками, на которых собирался отрабатывать свои хилые фотографические способности. Бедная Джулия. Ей не понять этого никогда. Девушек вроде неё нужно держать под замком с раннего детства и выдавать замуж за добрых, богатых, стареющих покровителей, способных уберечь их даже от намека на бедность.

Я прошелся по комнате, изучая современные картины, висевшие на стенах, столь модернистские, что пришлось сконцентрироваться, как в Кама-сутра, чтобы заметить художницу, рассматривавшую собственные произведения.

- Привет, - сказал я ей несмело.

Она подняла на меня глаза, будто индус, пытающийся понять невероятные переходы лингамы c cилой раненного слона. Я предложил ей сигарету из пачки, оставленной кем-то на камине... Подходящее создание для Адама, если покрыть картинку разнообразными цветами. Я не стал бы напрасно болтать с "Пелл Мелл Кинг Сайз" по семь шиллингов пачка.

- Меня зовут Жозефина. Мне двадцать два года. Я работаю в рекламном агентстве "Драккони, Круммель и Флакс". Мои волосы натурального цвета и у меня нет желания переспать с вами.

Все это я выслушал, жуя фибровый кончик "Пелл-Мелл".

- Это все?

Она наклонилась вперед и прошептала мне, или, вернее, прокричала в ухо, чтобы перекрыть децибеллы проигрывателя:

- Мне нравится ваш костюм.

- Комплимент ранит меня прямо в сердце. Оставьте эту сомнительную микстуру и выпейте немного настоящего алкоголя, - сказал я с сияющим видом.

Я протянул ей серебряную фляжку, подарок на мою совершеннолетие от одного друга, охотника и любителя выпить. Я наполнил её прежде чем вышел из дому. Стар я стал для потребления некоторых напитков, которые в наши дни вызывают желудочное расстройство. Я стал брать спиртное с собой, когда увидел угольные хлопья в марокканском вине, и вошло в привычку для подобных вечеринок.

Она отпила глоток, улыбнулась мне и воскликнула:.

- Великолепно!

Она была невысока, где-то около метра пятидесяти босиком. Золотистые волосы ниспадали подобно колышащемуся занавесу на плечи. Серые глаза, к счастью, были широко раскрыты, ибо она обладала роскошными ресницами и мне бы хотелось, чтобы они были естественными. Короткий и прямой нос с очень четким желобком, спускающимся до верхней пухлой губы. Нижняя губа была плотно сжата и четко прорисована, что заставляло задуматься о прелести её поцелуя. У неё была тонкая талия и маленькие груди, которые можно было видеть каждый раз, когда она наклонялась вперед, ибо её платье было на несколько размеров больше, чем нужно. Ее бедра были широки и упруги, а икры хорошо развиты, но не походили на столбы. Мне нравятся широкобедрые девицы, они располагают к себе и, поскольку центр тяжести у них низко, стараются побольше лежать.

Несмотря на то, что оно было очень просторно в груди, её платье имело нормальную длину. Она являла собой смесь настроений, что было удобно для завлечения её в укромный уголок, но от этого пришлось пока отказаться.

- У вас есть желание оставаться в этом бедламе или вы предпочитаете выйти и перекусить где-нибудь? - спросил я, пытаясь заставить себя слушать "The Who".

- Может быть, я закончу вначале это? - спросила она. Я согласился, она меня расположила к себе.

- Вы меня несомненно вспомните, - сказал я, отправляясь в толкотню.

Я уже собрался приложиться к своему личному резерву, когда огромный клуб гашишного дыма покатился ко мне. Внутри этого танцующего облака материализовался Тимоти Риордан с сияющим лицом и мечтательным взглядом. Падающие на лоб локоны как никогда делали его похожим на Байрона.

- Все ещё жив, как я посмотрю, - сказал он, рассмеявшись своей собственной шутке.

Я оскалил зубы в улыбке и протянул ему фляжку. Он схватил её и выпил залпом, как человек, привыкший поглощать очищенный керосин.

- Некто вас ищет на этой вечеринке, - прокудахтал он, как это делают наркоманы. Тим действительно принял дозу. Я мило улыбнулся и посмотрел через плечо. Знакомый телевизионщик из новостей крутился вокруг юбки Стефании. Она все так же любезно улыбалась, весело подмигнув мне. Вполне возможно что мой любимый бар вскоре потеряет барменшу. В этот момент кто-то похлопал меня по плечу и с мягким дорсетским говором заговорил в ухо.

- Еще раз добрый день, старина.

Совершенно рефлекторно я двинул изо всех сил локтем ему в горло. Он отлетел назад головокружительным пируэте, разбрызгивая пиво из кружки, и добродушная детская улыбка тут же слетела с его невинного лица. Я не смог даже извиниться, потому что меня натренировали действовать таким образом, когда я чем-то испуган.