Убийца-юморист (СИ)

- Вероятно, в вашем роду были евреи? - с надеждой спросил Ося.

- Все русские, до одного, только один из прадедов белорус.

- Ну завели, - послышался глуховатый, тусклый голос ещё одного мужчины. Толстячок Ося подался в сторону, и рядом с ним возник... знакомый мне писательский "похоронщик" Михаил Маркович.

- А , это вы! - словно бы обрадовался он мне. Я же немного посмирнела - на нем был все тот же ритуальный черный костюм и режущая белизной рубашка. - Удивлены? Сцена бегства евреев в землю обетованную, то есть в Америку, и тут же я, ритуальщик? Загадка плавает поверху, как жир в курином бульоне. Софочка - моя родная сестра. Я вынужден принимать её со всеми её предрассудками. Теперь она придумала, будто бежит от антисемитизма! Ей нравится такое объяснение. Хотя она бежит с Осей от больших денег к ещё большим. Возможно, им очень повезет. Возможно. Но фортуна распорядится так, как ей надо.

- Миша! - обиженно вскричала Софья Марковна. - Ты способен испоганить любое торжество.

- Помилуй, Соня, - "похоронщик" развел руками, - о каком торжестве ты ведешь речь? Подумаешь, собрали шмотки и рванули в Америку! Только не надо рыдать над теми евреями, которые остаются здесь. Еврей, если он с врожденным еврейским бесстыдством, всегда приспособится. Возьмем того же Генриха Горовика, который во времена советской власти только и делал, что сочинял байки про бесконечно загнивающие Штаты? Он ещё приволок к нам, в Союз, какого-то там безработного в кепарике. Чтоб, значит, мы, то есть весь советский народ, слезьми облили этого несчастного. Чтоб Советы поддержать. А теперь? Вовсю разоблачает "гнилую" советскую власть. Или Павлуша Зорин? Всю жизнь прилюдно клял Америку, как кучу навоза. Теперь восхваляет! Теперь демократ из демократов...

- Михаил! - - строго сказал толстячок Ося. - Есть же предел... О чем ты? Против кого? Меняются обстоятельства - меняется и способ сосуществования с ними. Аксиома.

- Вот о том и Тополь говорит! Про иезуитскую способность нашей породы приспосабливаться к народу, среди которого очутились, и сосать из него соки.

- Ты плохо читал Тополя! - топнул черной лакированной туфлей принципиальный Ося. - Тополь нас не предал! Он не забыл сказать о главном! Он подчеркнул, что мы, евреи, избранники Божьи, что нам, именно нам Бог дал таланты, сметливость, быстроту ума! Он утверждает, и справедливо, что только евреи способны играть и проигрывать и подниматься вновь, что даже самые талантливые русские не способны к настоящей борьбе, они после первого проигрыша сдаются...

- Очень правильная мысль! Бриллиантовая! - фальшиво восхитился "похоронщик". - Тому пример Великая Отечественная... Как известно, не русские её выиграли, а фашисты...

- Тетеньки-дяденьки! - закричал откуда-то из комнатных глубин женский голос. - Чем языками колоколить, лучше б сказали, куда девать валенки. Иль с собой возьмете?

- Тетя Надя, тетя Надя! - отозвалась ответным криком, не сдвинувшись с места, Софья Марковна. - Идите сюда! Какие валенки? Где вы их нашли?

Раздвинув мужчин, в комнату вошла пожилая женщина, точнее старуха в лиловом фартуке с красным петухом на кармане и черными валенками в руках. Она оглядела присутствующих плутовским взглядом и вынесла им приговор:

- Болтуны! Языкам покою не дают. А надо в дорогу собираться, с вещами расправляться. Если ещё что про русских удое скажете, плюну и уйду. Ковыряйтесь сами! Вяжите, выбрасывайте... Больно знатные! А как что надо по делу, так "где ты, тетя Надя?" Обижайтесь не обижайтесь, а я вам об этом напрямки скажу напоследок-то... Вот папаша ваш, Ося, куда уважительнее был, хотя и служил по тюремному ведомству... Сажал, значит, людишек...

Я подрастерялась. Мне как-то неловко стало смотреть на взрослых людей, воображающих о себе Бог знает что и словно бы отшлепанных внезапной старушкой-озорушкой.

Однако никто из них не смутился, даже Софья Марковна протянула усмешливо:

- Теть Надь, вечно вы нападаете... Подумайте сами, на зачем нам в Америке какие-то валенки? Заберите себе, если надо. О чем говорить?

- Как это о чем говорить? - задорно выкрикнула старушка-озорушка. - О честности и говорить! Хороша бы я была, если бы без спросу прикарманивала чужое! Нет уж, Бог меня спасает от дурных хотений! Бог хочет, чтоб я на тот свет ушла без больших замечаний с его стороны! Это богатеям все нипочем! Им лишь бы деньги грести лопатой, даже если эти денежки от вдовьих и сиротских слез взмокли...

- Тетя Надя! - взмолилась Софья Марковна. - Хоть вы не философствуйте! Вам же ещё надо антресоли доразбирать! И всякий откровенный хлам выбросить...

- Хватилась! - старушка-озорушка прижала к груди валенки, как букет цветов. - И разобрала и выбросила. Целых четыре пачки желтых бумаг... Тяжелые...

Глаза у Софьи Марковны расширились. Она вскочила с кресла:

- Какие пачки?! Кто вас просил?!

- Так вы сами, и чего теперь спрашивать? - стояла на своем старуха-домработница, - если по всему виду бумага старая, в пыли...

- Ося? - гневно позвала Софья Марковна. - Ты понимаешь, что сделала эта упрямая? Что она выбросила?

Когда её гневливо-расстроенный взгляд встретился с матово-невозмутимым взглядом мужа - они вдруг разом понятливо кивнули друг другу, и Ося перешел сразу на крик:

- Тетя Надя! Сейчас же вниз и найдите эти бумаги, и принесите их сюда!

- Господи Иисусе! - перекрестилась старушка-озорушка, уж точно только делая вид, будто насмерть испугалась. - А ничего если я сверху кинула банку с протухшим томатом? Ничего если заодно с вонью принесу?

- Ничего! Главное - найдите и принесите! - потребовал Ося.

А я... я решила, что нахожусь на самом верном пути к решению задачки про трупы пятерых человек... Только бы под тент над машиной не залезли какие-нибудь мальчишки и не унесли чемодан с рукописями В.С. Михайлова...

Старуха, между тем, ушла. Сердитый Ося и раздраженная Софья Марковна прильнули к окну, видимо, наблюдая за тем, как тетя Надя роется в контейнере для отбросов...

Бесполезность её попыток сыскать необходимое тотчас отразилась на лицах мужчины и женщины. Они одеревенели.

Первым оборвал затянувшееся молчание муж:

- непонятно, куда могла подеваться такая кипа бумаги!

- Возможно, кто-то взял её заворачивать продукты, - откликнулась жена. - Сейчас все берут, воруют...

- Твоя непредусмотрительность не делает тебе чести, - сказал муж.

- Но почему непременно следует думать о худшем? - воскликнула она с надрывом.

- Не рви мне барабанные перепонки! - попросил он. - Теперь понимаешь, почему бизнесмен я, а не ты? В деле мелочей не бывает.

Цена рукописей В.С. Михайлова, припрятанных мной так вовремя, подскочила ещё выше в моих глазах...

Возвращения ни с чем старушки-озорушки я ждала с тревогой. Но она явилась агрессивно-веселой:

- Украли бумаги! Уперли! Может, бедные какие люди, чтоб в макулатуру сдать. А вы-то чего страдаете попусту? Вон сколько времени не вспоминали про эти пачки. Теперь, значит, здрасьте! Спохватились! Если б загодя предупредили, чтоб тетя Надя к ним и не прикасалась, тетя Надя бы их за три версты обошла б.

- Уймитесь! - повелительно сказала Софья Марковна. - Не вашего ума дело, что нам важно, что нет.

- Софочка, ах, Софочка, - внезапно хозяин показал в улыбке свои наполовину голубоватые, наполовину золотые зубы, - рухнул твой бизнес в самом начале... А удача, казалось, была в руках... Вывод? Цени меня, своего мужа, и держись за него всеми ноготками!

У меня, как говорится, на кончике языка вертелся вопрос: "Что же у вас пропало? О чем такая глубокая печаль и три пуда раздражения впридачу? О каком рухнувшем бизнесе речь?"

Но смолчала, конечно. Подождала...

Зато свой текст выдал скептичный, неунывающий "похоронщик":

- А я скажу тебе, Софочка, кто уволок и куда эти самые бумаги. Это он лично, Владимир Сергеевич, и прямиком в свою могилу. Угадал твой замысел и подсуетился. Он умел опережать события, этого не отнять. Но почему ты забыла о Тане... Она же по делу...