Современный чехословацкий детектив

— Да ну!

— Серьезно, Михал. Ну что дома? Как будто ты не знаешь. Мама вечно в заботах, дедушка совсем выжил из ума, бабушка умирает от тоски, тетя — старая дева. А здесь ему интересно. И здесь он готовится к экзаменам. А пан доктор Медек... — Она прижала пальцами кончик носа и слегка его помяла. — Пожалуй, и не знаю...

— Как это «и»?

— Я даю показания. И не могу говорить о своих домыслах. А тем более повторять сплетни.

— Я хочу слышать сплетни.

— Что ж... Доктор Медек женат. И у него, видимо, какие-то неприятности... или что-то в этом роде. Просто его не тянет домой. Да и сюда к нему редко кто приезжает. И собственно, он в Опольне по служебным делам. Каждый год, месяц-два. У него много работы.

— Лжешь, — сказал капитан Экснер сухо. — Ясно как день.

— Серьезно, Михал. Серьезно. Дело в том...

— Видишь ли, — продолжал капитан, — бывают такие минуты, когда ты, вероятно, ужасно лжешь. Ибо суть в том, что пан доктор влюбился в тебя, причем еще в позапрошлом году.

Она прямо подскочила.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю, — ответил он небрежно.

— Только я с ним...

— Ты делаешь его шутом...

— Нет, — мягко возразила она. — Не делаю.

— Хорошо. Ты пошла купаться. До обеда, после обеда. Без обеда. Под вечер за вами пришел доктор Медек, и вы пошли на ужин. За который платил он. Куда?

— В погребок при замке, — ответила она с лицемерной покорностью.

— Почему вы не остались танцевать в погребке, а поплелись в «Лесовну»?

— Потому что в «Лесовне» забавнее.

— Вы видели или встречали Рамбоусека?

— Я — нет. Я видела его только вечером в «Лесовне». Когда мы пришли, он уже был там.

— С кем?

Она запнулась.

— Да, интересно... Смотри-ка... а мне бы и в голову не пришло...

— Что такое?

— Он сидел не один...

— Что в этом удивительного?

— Да... Погоди... Теперь надо повернуть направо... И помедленней.

Они выехали на старую пыльную дорогу, которая вилась среди высоких елей, поднимаясь серпантином. Из-под колес летела красноватая щебенка.

— Удивительно, — сказала она задумчиво, с видимым напряжением, — обычно он сидел один, пил вино и наблюдал за суетой вокруг. А в эту субботу...

— Что в эту субботу?

— В субботу, — ответила она медленно, — с ним за столом сидели... за столом, где он всегда сидел один, — это такой маленький столик в углу у стойки... В субботу с ним были двое парней.

— Что за парни?

— В том-то и дело...

— В чем?

— Двое совсем чужих парней...

Ресторан в гостинице «Рыхта» шумел по-вечернему оживленно. Старший официант Карлик отдыхал, лишь выписывая счета. За стойкой стоял бармен, между столиками порхала официантка в черной мини-юбке, ее брат в белой рубашке разносил пиво. Пан Карлик слегка «поболел» возле двух столиков, где играли в карты, по-свойски обменялся словечком-другим с завсегдатаями. В оба присматривал за двумя столиками, где собрались студенты и ребята, которые летом, пока продавщица была в отпуске, работали в молочной.

Все шло гладко, пан Карлик мог не волноваться. При появлении поручика Беранека он слегка выпрямился. Беранек подошел к стойке, взял кружку пива и стал ждать, когда подойдет пан Карлик. Ждал он долго, но все же дождался.

— Пан метрдотель, можно вас на минутку?

— Вам счет? Пан бармен, будьте любезны...

— Да нет, я бы хотел... запасной ключ от номера коллеги. Он вернется, скорей всего, поздно, а ключ, наверно, взял с собой.

— Ничем не могу вам помочь, простите. Запасной ключ...

— Ключ у вас есть, но...

— К сожалению, это запрещено. У нас только по два ключа от каждого номера, и если один потеряется...

— Не потеряется. Я пойду туда и останусь до утра. И ужинать буду там.

— Простите, мы...

— Ключ! — коротко оборвал его Беранек и одним духом допил пиво. — И скажите в кухне, чтобы мне приготовили большую порцию холодного мясного ассорти. И две бутылки пива.

Пан Карлик возмущенно отвернулся.

— Пожалуйста. Как будет угодно. Вы подождете здесь, ваше благородие?

— Подожду.

Старший официант приоткрыл дверь в кухню и громко сказал:

— Двойную порцию ассорти!

Светофор у шлагбаума мигал синим светом, шоссе у железнодорожного переезда неподалеку от станции Опольна было пустынно, но предупредительный сигнал с тупым упорством вспыхивал всю ночь.

Прошел дизель-поезд — один-единственный вагон.

На станции, где перед платформой стоял дежурный — старик с пышными седыми усами, — вагон остановился.

Дежурный отдал честь, как во времена наших дедов, — теперь такое увидишь только в кино.

На платформу вышел одинокий пассажир — женщина в костюме, с сумочкой через плечо и небольшим саквояжем в руке.

Дежурный замахал зеленым фонарем.

Поезд тронулся.

— Добрый вечер, пан Вондрачек, — поздоровалась женщина тихо. Она остановилась перед дежурным, под мощным фонарем, так, чтобы он видел ее лицо. — Вы еще работаете?

Старик приоткрыл рот, усиленно размышляя. Долго смотрел на нее, потом покачал головой.

— Не могу вспомнить, пани... Никак не могу. Вот это, — он кивнул на освещенное окно канцелярии, — у меня всегда в полном порядке, а память, пани, память на людей уже не та.

— Рамбоусекова. Да, пан Вондрачек... Рамбоусекова...

— Анна. Да. Анна Рамбоусекова, урожденная Гола, отец работал на сахарном заводе, а жили вы... — Он запнулся. — Простите старика. Далекое прошлое мне ближе, чем то, что случилось вчера. — Вондрачек выпрямился (он принадлежал к тому поколению, которое форма обязывала быть подтянутым и учтивым) и слегка склонился перед ней. — Позвольте выразить вам соболезнование. Бедняга. — Он сердечно и крепко пожал ей руку. — Бедняга.

— Благодарю, пан Вондрачек, Хотя мы столько лет жили врозь, а все же... — вздохнула она.

— О покойных ничего, кроме хорошего, пани Рамбоусекова. Но с Болеславом ни одна женщина не выдержала бы. И все же такого конца он не заслужил, — печально сказал пан Вондрачек. — Прямо страсть, что нынче творится. Уже и до нас дошло.

— Мне ничего не сказали, пан Вондрачек. Только что он... умер... А мне надо, мол, немедленно приехать сюда и явиться в отделение.

— В самом деле ничего не сказали?

Она покачала головой.

Вондрачек наклонился к ней и вполголоса сказал:

— Лучше уж... я вам скажу... чем они. Убили его. В парке. Тело нашли сегодня утром.

— Убили?

Он опустил глаза и прошептал:

— Зверски убили.

— Это, наверно... ведь... а кто... — растерянно выдавила она.

Он покачал головой:

— Еще неизвестно. Наверно, потому вас и вызвали.

— Что ж, спасибо вам, пан Вондрачек.

— За печальные вести благодарить не положено, пани Рамбоусекова. Желаю вам доброго пути.

— До свидания, пан Вондрачек... — Она помолчала. — Можно мне от вас позвонить? Пану Матейке. Хочу встретиться с ним, прежде чем пойду туда...

— Конечно. Звоните. Обстоятельства и впрямь исключительные.

Он пригласил ее в дежурку, сам нашел в телефонном справочнике нужный номер, набрал, передал ей . трубку.

— Войтех Матейка? — спросила она. — Да? Говорит Рамбоусекова. Анна. Да, Аничка... Нет, я звоню из Опольны. Со станции... Пан Вондрачек мне все сказал... Нет, только самое главное. Меня вызвали сюда. Пришли после обеда и... Что он умер. Я хотела с кем-нибудь — лучше с тобой — посоветоваться, прежде чем идти к ним... Да. Да. Нет, не надо меня встречать. Дорогу я помню. И багажа у меня нет. До свидания. — Она положила трубку, — Спасибо вам, пан Вондрачек. И спокойной ночи.

Рамбоусекова вышла на площадь перед станцией. Кругом расстилались поля. Опольна была скрыта холмом.

Тихо, нигде ни души.

Она пошла знакомой тропинкой к шоссе.

Вслед ей мигал синий огонек у шлагбаума.

— Теперь налево! — крикнула Лида. — На лесную дорогу.