Суфлёр

Глава 34. Резонанс

Следующие два часа пролетели как во сне. Телохранители Порханова не предприняли попытки вызволить из плена одного из лидеров Ордена. Причина же бездействия бандитов заключалась в том, что разорвавшийся оглушительным взрывом 130-миллиметровый снаряд унес жизни более половины его вооруженной свиты. Те, кто остался в живых, были или ранены, или контужены. Им уже было не до Порханова.

Объединенная группировка правительственных сил шаг за шагом продвигалась сквозь яростное сопротивление боевиков. Численность штурмующих подразделений резко увеличилась за счет прибывшего к телецентру подкрепления – возрожденного батальона спецназа ГРУ, укомплектованного этническими чеченцами, и сводного отряда СОБР из Санкт-Петербурга, где мятеж сторонников «Ордена Либра» уже захлебнулся в крови. Во второй столице вооруженное восстание не было столь масштабным, его очаги силовые структуры быстро локализовали, а ближе к вечеру в руки органов ФСБ попали и организаторы беспорядков, сподвижники Магистра.

Правительственные части шквальным огнем теснили бандитов, наступая снизу и сверху. Здание телецентра метр за метром переходило в руки штурмующих. Из тысячи двухсот «солдат» Ордена, удерживающих здание, спаслось около трехсот человек. Рубеж обороны сомкнулся для них на двух промежуточных этажах останкинского телецентра. Связь за штабом была прервана. Фанатизм мятежников раскроило буреломом страха. Неминуемая гибель, ощерившаяся адским оскалом ужасной старухи, которая уже занесла свою косу, заставила последнего оставшегося в живых «центуриона» и горстку запаниковавших старшин принять решение о безоговорочной капитуляции. Боевики выбросили белый флаг…

Когда в студию «Взлетов и падений» через пролом в стене ворвались спецназовцы из «Альфы», они не застали там никого, кроме техника. Он ползал в груде трупов и бормотал что-то несвязное, указывая в ту сторону, куда меня и Порханова уволок Гарри Потер. Спецназ продолжил зачистку помещений, и вскоре входная дверь в архив слетела с крючков.

Спецназовец, открывший дверцу шкафа, застал в нем троих. Слепками с лиц этих людей обязательно воспользовались бы древние скандинавы-язычники. Они бы использовали эти слепки для изготовления обладающих волшебной силой масок – маски неописуемой радости, маски безграничного горя и маски идиота, у которого отняли гранату.

Граната взорвалась за окном, куда ее выбросил спецназовский командир. Он сказал мне то, что было важнее любого общественного резонанса, ведь он всегда опаздывает, его надо раскачивать и поддерживать. Оценка людей сильных и немногословных куда приятнее резонанса в переменчивой толпе.

- Если б не ты, парень, за этим ублюдком пошел бы народ, - так сказал боевой командир, - Как бы тогда обернулось – одному Богу известно. Спасибо, что не струсил.

Я был жив и свободен. Пробраться через почти непроходимые завалы из плит и бетона, усыпанные трупами, оказалось нелегко. Но вот он первый этаж. Вот и выход.

Бриллиантовый ковер из битого стекла покрыл улицы. Осколки хрустели под моими ногами. И не было в эту минуту ничего прекраснее, чем осознание своей способности слышать этот замечательный хруст, видеть гордые и волевые лица десантников. Они норовили пожать руку звезде телеэкрана, напрочь позабыв о том, что такая возможность при ином стечении обстоятельств могла бы и не представиться. И не только для них, но и для меня. Да, не было ничего прекраснее, чем осознание того, что я выбрался из этой мясорубки живым и свободным. А главное – совесть моя чиста.

Включили прожектора, извергающие толстые трубы света. Сдавшихся боевиков без церемоний запихивали в конвойные фургоны. Гул двигателей боевых машин походил на шум грандиозной стройки. Суетились военные санитары. Подразделения МЧС разгребали завалы, извлекая из-под камней обезображенные тела убитых, реже – стонущих от нестерпимой физической боли живых. Саперы и кинологи делали свое дело на последних отбитых этажах. На одном из них бушевало пламя. Пожарные расчеты разворачивали брандспойты. Никто не сомневался, что огонь скоро потушат, как ликвидируют и сопротивление мятежников на Кутузовском проспекте, где тоже пылал отель «Украина».

- Все, по машинам! – командовал знакомый командир, - Будем освобождать Украину от захватчиков, там пока горячо!

- На Киев, босс? – на полном серьезе спросили подчиненные.

- Пока на Кутузовский. – улыбнулся он. – Я про отель говорил, не приписывайте мне 282-ую.

Все мелькало вокруг. Но в этом кипящем водовороте, в скоростном мельтешении которого невозможно было сосредоточиться на отдельных деталях, что-то заставило меня присмотреться, напрячь свое зрение и увидеть ее…

Она стояла неподалеку от догорающего бронетранспортера. Рядом бродил угрюмый оператор. Он уже понял, что снимать надо молча. Она не собиралась работать на камеру, так как думала о своем. Об отстраненном от этих ужасных событий. Я не обернулся бы в ее сторону, если б не почувствовал ее ласковый взгляд, наполненный благодарностью, не уловил бы теплое биополе, продиктованное горячим желанием, а не пресловутым суфлером. Нахлынувшие чувства влекли нас друг к другу. Она была в порядке, и моя душа от этого ликовала. Я подошел и обнял ее. Она зарыдала, уткнувшись в мое плечо. Я нежно погладил ее голову, скользя ладонью по вьющимся прядям ее волос, не растерявших душистого аромата в пороховой гари. Я бережно постукивал пальцами по ее спине и чувствовал себя мужчиной…

Глава 35. Доктор Зло и его лекарство

Международное зло многолико. Но образ его бывает понятен, когда он конкретен, привязан к персоне и не размыт. Злодею присущи коварство и мстительность, одержимость и эгоизм – невероятная жалость к самому себе и глобальная ненависть ко всему вокруг. И, конечно, агония.

Комичность отрицательного героя привлекательна, ибо до предела харизматична. Он гений разрушения, обструкционист совести и антагонист жизни. Он жаждет смерти для всех, но никогда не получит ее для себя. Ведь смерть – продолжение жизни, а он уже умер, но другой разновидностью неминуемой кончины. С погребением в сумрак, где нет ничего. И это хуже, чем ад…

В бункере «Аврора-банка» стояла гробовая тишина. Магистр приказал собраться всем. В ритуальном зале, мини-подобии переделанной церкви старообрядцев, в котором все они прошли посвящение. Вождь готовил сей зал для инаугурации в собственном стиле, превратив стены в пещерные скалы, потолок – в обиталище попугаев, испражняющихся в бассейн, где крещение примет безумец.

Он был еще ниже. Ниже бункера страха. Члены комиссии спустились сюда в прозрачных кабинах лифтов со всех четырех углов. Лорд был среди них. И он вышел из «стакана» модного лифта, чтобы увидеть не соответствующее текущему моменту шоу явления вождя. Он и сейчас пребывал в своем мире, не связанным ни с настоящим, ни с грезами. Возможно, с памятью. Если так, то только с самыми темными воспоминаниями.

Его привез трон, движущийся по рельсам со скрипом и скрежетом. Так, наверное, было задумано. На подлокотниках знакомые кони, у изголовья корона с изогнутой «либрой»…

Понурые лица соратников нагнали на Магистра омерзительное чувство непролазной тоски. От нечего делать он принялся царапать ногтем рельефную гриву серебряной лошади - наголовника эбонитовой трости.

Зловещая тишина сделала царапанье слышимым. Оно действовало на нервы, но присутствующие держал раздражение при себе. Чего все ждали? А черт их знает. А чего ждал Лорд. Неужто вопроса о пропавшей карте памяти с записью ритуала, которую все с таким отвращением смотрели молча и обреченно в том зале, что повыше, но все равно на самом дне… Ему нечего было бы ответить на вопрос, которого никто не задал. И все-таки он стоял перед Магистром с печатью скорби на лице, словно надеялся на великодушие, на снисхождение, на что-то человеческое, крупица чего остается и в осужденном маньяке.