Порнограф

— Кого-то искали через них?

— Какая теперь разница?

— Не Осю ли Трахберга, всем известного?

— Ося-Мося… А почему я, собственно, должен отвечать на все эти вопросы?

— Потому, что у нас общие проблемы.

— Согласен, есть одна проблема: получить хозяина. И не более того.

— А не связана ли эта цепочка полетов с кино-фото, где ваш хозяин и покойный Жохов?

— Вы навязчивы, Иван Павлович, — начал раздражаться главный секьюрити «Дельта-банка». — Может быть, вы сексот?

— Я — порнограф, — честно признался. — И не более того.

— И я, конечно, поверил, — засмеялся Фирсов. — Чтобы нас так сделать, этим самым… порнографом… мало быть. На кого работаете, мальчишки-кибальчишки?

— У нас частная компания, — ответил я, тоже раздражаясь. Как можно говаривать с тем, кто тебе не верит. — ЕБАКС называется. Какие ещё вопросы?

— Вопросов нет, кроме одного: это правда, что нашему хозяину оттяпали палец?

— Истинная правда.

— Плохо. Этот пальчик-с-пальчик дорогого будет стоить. Вам, кибальчиши.

— Не пугай, дядя хранитель. Будешь грозиться — хозяин ещё конечности лишится, — предупредил в рифму. — Маркович, дай-ка другую ручку.

— Что?! — заблажил не своим голосом банкир, вырывая телефончик — и новый мутный поток заполнил все космическое пространство от Альфы до Центавры.

В конце концов нам удалось обговорить час, место и условия обмена заложников. В шесть утра. На житном поле, где перехлестываются две проселочные дороги между деревнями Смородино и Пердищево. Машины сближаются, не доезжая друг до друга метров пятнадцати. Выход заложников из авто, их движения и желания, контролируясь нашими переговорами через космическую связь, должны проходить синхронно. Никаких резких движений и глупостей…

И вот мы на «Шевроле», заняв высотку с сонными березками, ждали обговоренного часа. Вечное светило неспеша всплывало, похожее на киноварный спасательный буй, болтающийся на лазурных морских волнах. Спасение — дело рук самих утопающих?

Даже не верилось, что эта дикая и так до конца не распутанная история заканчивается. И все ради чего? Чтобы узнать, что так называемые реформы создали уникальную питательную среду для тотального передела собственности, для формирования и укоренения слоя новых собственников — Хозяев. Суть нынешнего времени состоит в том, что завершается первый этап великого передела. Оформилась группа крупнейших банков, ставших штабами новой олигархии. Ими поделены финансовые потоки (включая бюджетные), информационные каналы, устанавливается контроль над большинством ключевых государственных постов. Сейчас Хозяева поглощены войной за нефть. За черное, блядь, золото. И тот, кто победит в этой кровавой бойне, будет заказывать музыку. Как на потенциальных похоронах почившего в бозе Царя-батюшки, так и на будущих президентских выборах…

Деньги, как и кадры, решают все? Не знаю. Если это так, то пропала великая страна, сгинула в ядовитых испарениях цинизма, ненависти и варварского накопления первичного капитала.

Эх, Расея-матушка, выдержишь ли ты и на сей раз осаду прожорливого, ссученного племени плешивых макак да кремлевских мальчиков с затопленными кровью соотечественников глазами?

Кто-то из великих деспотов прошлого признался: если бы народы мира только знали, какие мелкие и жалкие блядишки-людишки управляют ими. И что же в нашем настоящем? Полагаю, ничего не изменилось: рыжая, да плешивая, да кудрявая вошка процветает, мечтая о восхождении на царский престол. Случится ли это? Трудно сказать. Одна надежда, что ноготь в навозе или солидоле расплющит кровососущую гниду.

Эх, держись, родная сторонушка, дай Бог, выдюжим. Вот только бы малость перевести дух. Не спал вечность. Уснуть и видеть сны о летней и теплой Лопотухе, а после проснуться в другой стране, прекрасной и сказочной, где нет хапуг, предателей и дураков, а дороги… На разбитый, пыльный и петляющий большак выдвинулся бронированный джип «Форд»…

— А что с песиком? — вспомнил Сосо. — Хорошая собачка… ушки на макушки…

— Это ему выбирать, — сказал я.

— Предал, гад пятнистый, — молвил господин Берековский. — Дарю на долгую память.

Дог приподнял башку, словно смекнувши, что речь о нем, красавчике, нервно зевнул, выбрасывая слюнявый обмылок языка.

— А как звать-то?

— Ферри, молодые люди.

— Как-то не по-нашенски, — передернулся Мамиашвили. — Пусть будет Нодарри…

— О, Господи, — сказал я, — хрен редьки не слаще. Будет Ванечкой.

— Ор-р-ригинально, — хохотнул Сосо. — У тебя или все Ванечки, или Ёханы Палычи.

— Все, Ёхан Палыч, вперед, — оборвал товарища, передергивая затвор АКМ.

— Молодые люди, только без этих… эксцессов. Мы же договорились? переживал наш попутчик. — Я надеюсь на ваше бла-бла-благоразумие, — клацал челюстью в авто, скачущем на неизбежных, как жизнь, колдобинах.

— Будем бла-бла-благоразумны, — пообещал я и предупредил по рации нашу невидимую боевую группу. — Готовность один, ребята.

— Готовность один, — ахнул господин Берековский. — Все это ужасно-ужасно. То-то-товарищи, вы понимаете, что делаете?

— Маркович, утомил, — признался я. — Мы люди мирные, но нас лучше не не-не-нервировать.

— Прекратите, меня пере-перде-передразнивать.

— Я не пере-перде-передразниваю!

— Пере-перде-передразниваете!

— Кочки, еп' вашу мать!

— Это вашу еп' вашу мать, кочки!

То есть с шутками-прибаутками да матом-перематом мы приближались к главной кочке, где скоро и притормозили. Этот же маневр совершил «Форд», отливающийся многообещающим свинцовым светом. Я же, приготовив к возможному бою «Калаш», вел переговоры по телефончику:

— Хоп! Открываем дверцы!.. Выходим. — И нашему заложнику. — Спокойно, Маркович, куда нам торопиться? — И по телефону. — Пусть Сашенька отмахнет рукой… рукой… и начинает движение.

— Нонсенс, — нервничал наш подопечный, придерживаемый мной под локоток. — Кому расскажешь, не поверят.

— А вы молчите, Берековский, — улыбался. — Это таки в ваших интересах. Особенно о программе «S».

— А я ничего не знаю. Что я знаю? Ничего не знаю.

— Хватит того, что мы убедились — она имеет место быть.

— Отпустите меня, сукины дети, — рвался из захвата. — В конце-то концов… я уважаемый человек.

Я увидел: Александра в длинном, с чужого плеча свитере поднимает руку… неуверенно отмахивает ею.

— Начинаем движение, — говорю в мобильный и разжимаю захват. — Марк Маркович, не спешите, у меня пуля-дура.

— Сами вы… — но к совету прислушивается, осторожно ступая по пыли, аки по воде.

И они, заложники нелепых обстоятельств, медленно бредут навстречу друг другу. Все ближе и ближе к незримой черте, где ждет их свобода. Черта, которая разделяет два разных мира.

И вот они, люди, у этой черты, задерживают шаг, меняясь взглядами, как пропусками, и… все: каждый уже на своей стороне.

Набегающая Александра врезается в меня, словно не веря, что это происходит на самом деле; осунувшаяся и утомленная, пропахшая отчаянием, злостью и горьким дымом выдыхает:

— Господи, Ванечка!

— В порядке, родная? — встряхивая, заталкиваю в авто. — Сосо, вперед! В смысле, назад!

— В порядке, — сдирает с себя свитер Александра. — Лучше не бывает, швыряет тряпку его в окно. — Суки, они у меня…

— Ав! — заявляет о себе Ванечка.

— Ой, собака?

Я вижу: свинцовый болид поспешно пылит по проселочной дороге. В противоположную, к счастью, от нас сторону.

— Ав! — бухает дог, доказывая всем свой дружелюбный характер.

— Зверь! — восхищается девушка.

Ревет мотор — поле и небо плещутся за стеклами: резкий разворот — мы валимся друг на друга, милый песик продолжает бухать, а водитель материться: вах, дороги, ухабины-похабины, вашу мать!..

— Это тебе подарок, Алекс, — кричу я. — Зовут Ванечкой. Прошу любить и жаловать.

— Ванечка! — смеется девушка. — Ор-р-ригинально! У тебя все или Ванечки или Ёханы Палычи.

— Гы-гы, — радуется Сосо.