Воровские гонки

Этой ночью он одел ее уже в пятый раз, и Лялечка не сдержалась:

- Милый, я ведь живой человек... Я уже не могу... Я изнемогаю...

Вместо ответа Рыков начал целовать пальчики на ее ножках. Пальчиков было десять, точно по норме, и каждому он уделил две-три секунды внимания. Пальчики были слишком изящны, чтобы не замечать их. Даже легкий мозолик на любом из них смотрелся бы его личным упущением. И он с удовольствием целовал их, одновременно как бы хваля себя за умение содержать жену в порядке.

- Хорошо.

Полтора часа назад Рыков отсчитал ей две тысячи долларов. За четыре будущих ночи. Теперь уже Лялечка была перед ним в долгу, а должник своего мнения кредитору не называет.

- Ну иди ко мне, ми-и-илый, - пропела она и тут же завизжала.

Из окна огромной черной гориллой бросилось на Рыкова странное

вонючее существо и, сбив его на пол, захрипело:

- Убх-хью!.. Задух-хшу!

Сменив визг на плачь, Лялечка как была всего лишь в одном-единственном лифчике, так в одной и бросилась к выключателю. Свет вместо того, чтобы прояснить картину, ухудшил ее. Лялечка сходу ослепла, зажала глаза ладошкой и, медленно и боязно раздвигая пальчики, рассмотрела на полу двух барахтающихся мужиков.

Спиной на узорчатом паласе елозил голый Рыков. Его шея была почему-то черной. Лялечка опять решила взвизгнуть, но передумала, рассмотрев, что черное - это все-таки не шея, а пальцы незнакомца, придавившего своим джинсовым телом Рыкова.

Она всегда считала мужа огромным, сильным и непобедимым. Чем-то он напоминал ей бетонный отбойник, о который разбивались испытуемые на лобовое столкновение автомобили. Машины превращались в сплющенные консервные банки, а с бетонного отбойника не осыпалось ни крошки. И теперь, когда Рыков, до синевы напрягший лицо, только хрипел и по-кукольному нелепо двигал в воздухе руками с пудовыми кулачищами, Лялечка поняла, что происходит что-то страшное. Что она не просто теряет мужа, а и все остальное, что было в ее сладкой разгульной жизни.

Она кошкой прыгнула к сцепившейся парочке, подхватила с пола дубовую банкетку и сзамаха опустила ее на затылок жуткого джинсового человека. Он икнул и распластался на Рыкове еще плотнее и шире.

- Ха... Аха-а... Охо-о...

Это не были звуки джинсового человека. Это выползал из-под него, как шахтер из-под угольного завала, Рыков.

- Хо... Охо-о... О-о, - выдохнул он весь воздух, хотя наоборот нужно было вдохнуть, и слабой, дрожащей рукой перевернул тело. - Ха-арченко-о... То есть Ма-арченко...

- Олег?! - вскрикнула Лялечка. - Почему Олег? Он... такой грязный... Он так воняет... Он...

Глаза Марченко медленно открылись. Он уставился на голую Дядечку и на время забыл о Рыкове. Он не мог понять, что мешало ему увидеть Лялечку полностью голой.

- Ли... лифчик, - наконец догадался он и показал на нее пальцем, как большой глупый ребенок.

- О... оденься, - хрипло потребовал Рыков. - В одном лих... лихчике ты...

- Да-да... Я сейчас... Я обязательно...

Не глядя, она нащупала синий атласный халатик, набросила его на плечи и снова взвизгнула от удивления.

Мутным взглядом Марченко отыскал в комнате Рыкова, оттолкнулся руками от пола и бросился на него с удвоенной яростью. На том месте, где он только что лежал, темнело пятно крови.

- Олег, пре... прекрати! - орал заплетающий ему руки Рыков. - Ты со... сошел с ума! Ляля, вызови ми... милицию!

- Да! Вызови! Вызови! - неожиданно поддержал его Марченко. - Пусть они арестуют сволочь, нанявшую сыщика-садиста! Пусть арестуют! Он пытал меня! Пытал! То-оком! Это ты! Ты! Ты! Ты его нанял! Ты меня пытал!

Прокатившись по паласу в борцовской сцепке, они врезались в комод, и стояща на нем лампа с огромным синим абажуром звонко упала на пол. Рыков локтем оттолкнулся от комода, и она покатились к кровати, на время превратившись в каток асфальтоукладчика. Под катком с хрустом мялись и превращались в порошок осколки стекол, бывших когда-то частью настольной лампы.

Удар о прикроватную тумбочку сбросил на них еще одну лампу, точную близняшку уже погибшей. Она уцелела от удара о пол, но ботинок Марченко, лягнувший воздух, задел за нее, и она , лопаясь во вращении и рассыпаясь на куски, прокатилась до лялечкиных ног.

Руки Рыкова все-таки победили руки Марченко. Хозяин квартиры сумел ухватить непрошеного гостя за воротник джинсовой рубашки и ударить затылком об угол прикроватной тумбочки.

- А-а! - вскрикнул Марченко. - Больно же! Там - больно!

- Успокоился? - сквозь одышку спросил Рыков.

Из его рта несло диким запахом чеснока. Марченко сморщился скорее от вони, чем от боли в затылке.

- Я подам на тебя в суд, - успокаиваясь, произнес он.

- А я на тебя. За хулиганство и ограбление квартиры...

- Какое ограбление?

- Ты залез через окно... Ко мне домой залез... Это уже покушение

на частную собственность. И это... мебель, люстры и все такое...

Ты заплатишь за разрушения...

- А та... ты - за издевательства!.. Как фамилия этого гребаного сыщика?

- Ляля, уйди! - потребовал Рыков. - Здесь мужской разговор.

- Как его зовут?! Где он живет?!

- Уйди, твою мать! - швырнул Рыков в нее куском абажура.

- Сумасшедшие... Вы оба - сумасшедшие, - решила она.

Хлопнула дверью, и стало тише, чем в зале суда перед оглашением приговора.

Пальцами Марченко ощупал затылок. Они стали мокрыми и липкими, но кровь еле просматривалась на грязных, измазанных автомобильными маслами пальцах.

- Хорошо, что не мозги, - решил он.

Не менее часа он полз вместе со стулом к двери гаража. И наверное, не менее трех часов лупил ногами по этой двери, пока не расслышал голос. Жилистый мужик в промасленной фуфайке спилил дужку амбарного замка, впустил в гараж свет и показался Марченко ангелом. Фуфайка на его спине и впрямь смотрелась сложенными крыльями. Только очень насалидоленными. Той же ножовкой мужик перепилил наручники, по инерции перепелил же и веревки и поинтересовался, не вызвать ли врача. Или милицию. Марченко обнял его, повисел на плечах, вволю нанюхавшись едким запахом его фуфайки, и поплелся по смеркающейся гаражной улице в единственно магнитном направлении - к Рыкову.

- Ты все равно скажешь, как зовут этого морального урода! - уверенно сказал он. - Он купился на мой перевод денег за границу. Он - дурак. Я не крал твоих капиталов. Это не в моих правилах. Я доказал ему это, но он не отпустил меня. И это еще раз доказывает, что он просто садист...

- Я не могу назвать его... Я...

- Можешь не называть. Я его сам найду. Было не очень хорошо видно, но я заметил: у него нет пальца на одной руке. Точно? Нет?

- Я не знаю...

- Врешь! Знаешь!

- Олег, скажи честно: ты не крал? - с детской наивностью в голосе спросил Рыков.

- А ты еще не понял? Думаешь, я бы появился у тебя после того, как еле сбежал от твоего садиста-наемника? Если бы я был вором, ты не увидел бы меня никогда! Слышишь - никогда!

- Ну,ты это...

- Мне надоели ваши свинские рожи. Вы забыли обо всем в жизни, кроме одного: что нужно хапать, хапать, хапать! Любой ценой! Любым способом! Я так не могу... Я вышел из игры. Я не хочу дикого леса. Душа просит цивилизации. Я уезжаю в Европу...

- Ну конечно! Ты же не рисковый парень. Тебе нужны гарантии в бизнесе. А какие могут быть гарантии в начале того, что мы строим!

- Назови его имя!

- Олег, я верю тебе... Знаешь, я не поверил, когда сыскарь

сказал , что украл ты.

- Имя!

- Я хочу тебе добра... Уезжай, если уезжаешь. Если ты свяжешься

с ним, он убьет тебя. Не обязательно своими руками. Но точно убьет. Уйди с его пути. Я уже сам временами жалею, что нанял его...

- Так выгони! Избавься от него!

- Контракт, - еле выговорил Рыков.

- Порви его!

- Не выгодно. Слишком большие потери...

- Этого, значит, ты боишься. А того, что вы затеяли с Барташевским? Думаешь, я не знаю о продаже одних и тех же метров по второму разу?