Убийство в прямом эфире

— Как ты могла, Констанс?

— Как я могла — что?

— Ты же обещала мне, что никогда не наденешь единорога на публике, ты обещала, что он будет на тебе только тогда, когда мы с тобой остаемся вдвоем наедине.

— О, Стюарт, не будь смешным. Мы с тобой больше никогда не будем оставаться наедине, так что если бы я выполнила свое обещание, то вообще больше никогда не смогла бы надеть амулет с единорогом, разве не так?

— Прошу тебя, дорогая, я хотел бы забрать его назад.

— Я никогда не считала тебя человеком, способным требовать свои подарки обратно.

— На самом деле он не был моим настолько, чтобы я мог отдать его тебе, Констанс.

— Что ты имеешь в виду?

— Когда ты восхищалась им в витрине экспозиции в Клойстерсе, я твердо решил, что он должен быть у тебя.

— Ну да, и еще ты сказал, что заказал для меня копию.

В трубке повисла тишина.

Констанс села прямо.

— Это было не так, Стюарт?

Он не ответил.

— Только не говори мне, что это подлинник — тот самый единорог из слоновой кости, которого король Артур подарил Гиневре. Не говори мне, что ты украл его!

— Я предпочитаю считать, что добыл его для своей возлюбленной. Героический поступок ради того, чтобы завоевать сердце своей дамы.

— Ты с ума сошел, Стюарт! Этот единорог должен быть центральным экспонатом приближающейся выставки в Клойстерсе. Ему цены нет!

— Да, моя дорогая, боюсь, что я действительно сошел с ума. Мне пятьдесят два года, но с тобой я веду себя словно влюбленный подросток. Я просыпаюсь утром с мыслями о тебе, думаю о тебе, когда вечером ложусь спать, в течение дня я каждую минуту помню о тебе. При всем том фуроре, который поднят вокруг тебя прессой, было совсем нетрудно отследить, чем ты сейчас занимаешься.

— Ты пугаешь меня, Стюарт. Рассуждаешь, как маньяк, охваченный навязчивой идеей преследования.

— Ох, Констанс, прости меня. Меньше всего мне хотелось бы пугать тебя. Ты — дама моего сердца, и единственное, чего я хочу, — это чтобы ты чувствовала себя в полной безопасности.

— Если бы ты на самом деле так думал, то не звонил бы мне постоянно, — с раздражением сказала Констанс — Давай будем помнить лишь хорошее о времени, проведенном вместе, и останемся друзьями.

— Разумеется, я хочу быть твоим другом, Констанс. Благородный рыцарь заверяет тебя в своей вечной преданности.

— Послушай, Стюарт, мне сейчас нужно уходить. У меня назначена встреча, а до этого нужно еще кое-что уладить.

— Я знаю, куда ты направляешься, Констанс. Сегодня в твою честь организован большой званый обед. Я читал об этом в газетах.

— Да, все верно.

— Я надеялся получить от тебя приглашение.

Констанс заерзала в своем кресле.

— Стюарт, это просто деловой ленч. Большинство людей, которые там будут, просто представители нашей индустрии, а не мои друзья.

— Ну хорошо, Констанс. Мне нужно поверить, что ты никогда не стала бы мне лгать. Но позволь все-таки еще раз попросить тебя: пожалуйста, отдай мне амулет обратно.

Констанс потрогала небольшую вырезанную из слоновой кости фигурку, которая висела на шелковом шнурке у нее на шее.

— О, Стюарт, я очень не хочу расставаться с ним. Этот единорог — мой талисман. Я постоянно надевала его на переговоры по поводу своей новой работы, и посмотри, какую удачу он мне принес.

Голос Стюарта взвился на целую октаву выше.

— Так хочешь сказать, что надевала его на люди не только сегодня утром?

— Не беспокойся. Никому и в голову бы не пришло, откуда он мог взяться.

— Боюсь, что ты слишком наивна, моя дорогая. Кто-то — кто угодно, — встречавший тебя лично или видевший по телевизору сегодня утром, обязательно узнает этот амулет.

— Ты слишком беспокоишься об этом, Стюарт, — сказала Констанс, хотя мысли ее уже понеслись вперед. Если кто-то действительно узнал этого похищенного единорога, она может сказать, что понятия не имела, будто эта вещь краденая, и просто указать на Стюарта. Но если она вернет его Стюарту, а потом амулет начнет искать кто-то, видевший его на ней, Стюарт, без сомнения, тут же заведет свои патетические речи о том, как он взял эту вещь, потому что именно она, Констанс, восхищалась ею, а он только хотел сделать ее счастливой; но потом она отдала амулет обратно, когда узнала, что он был украден. Копы решат, что Констанс должна была сообщить им об этом, а в прессе поднимется невообразимый крик — только держись. Такая антиреклама разозлит новых боссов: за те деньги, которые они платят, вокруг ее имени не должно быть никаких скандалов.

Но немного рекламы все-таки не помешает — особенно, если она представит Констанс в выгодном свете. Пока она раздумывала над этим, у нее родился план. Ей не хотелось, чтобы этот амулет лежал у нее в шкатулке, словно тикающая бомба с часовым механизмом, готовая взорваться в любой момент, если к ней вдруг постучит полиция. Она будет сама управлять ситуацией, продолжая носить его публично, и просто заставит представителей властей обратиться к ней. И вот тогда она объяснит им, как преуспевающий бизнесмен Стюарт Уитакер подарил ей этого единорога; расскажет, что понятия не имела, будто амулет краденый — ведь она, разумеется, полагала, что это копия, сделанная под заказ специально для нее. Перед ее глазами уже пестрели заголовки газет: ПОТЕРЯВШИЙ ГОЛОВУ ПОКЛОННИК КОНСТАНС ЯНГ ИДЕТ НА ПРЕСТУПЛЕНИЕ ВО ИМЯ ЛЮБВИ.

Вот такая реклама привлечет на их канал еще больше зрителей в первые, определяющие недели ее работы на новом месте. Она обязательно наденет единорога на торжественный обед и сама попытается обострить ситуацию — и чем раньше, тем лучше.

— Констанс? Ты еще здесь?

— Да. Стюарт. Но теперь мне действительно пора идти Я перезвоню тебе попозже. Обещаю.

Глава 8

Элиза специально оставила на дорогу в «Барбетту» больше времени, чтобы гарантированно попасть туда до приезда первого гостя. Когда они с Пейдж вышли на открытую площадку в саду позади старых богатых особняков, окружавших ресторан, Элиза почувствовала запах магнолий. Внутренний дворик был окружен цветущим кустарником и толстыми столетними деревьями. Посреди садика разместился великолепный фонтан, в котором резвились каменные херувимы, разбрызгивающие воду. Букеты розовых тюльпанов подчеркивали белизну скатертей на дюжине круглых столов, каждый из которых был сервирован на четыре персоны. Все это гораздо больше напоминало богатое загородное поместье, чем саде сердце города.

— Все выглядит так красиво, Пейдж. Ты прекрасно поработала с оформлением, — сказала Элиза. — А еще я очень рада, что день сегодня такой замечательный и теплый. Было бы жаль переносить столики в помещение.

Первыми приехали продюсер «КТА» Аннабель Мерфи и оператор Би Джей Д'Элиа. Элиза вышла, чтобы поприветствовать их. Пока они болтали, глаза Элизы то и дело косились в сторону входа. Она невольно начинала волноваться, поскольку через застекленные французские двери гости двигались весьма тоненьким ручейком.

— Господи, да где же приглашенные? — Элиза взглянула на часы. — Надеюсь, что придут все.

— Я бы не стала беспокоиться, — сказала Аннабель. — Они будут здесь, но никто не торопится. Боюсь, что гости идут сюда в основном потому, что торжество организовываешь ты, Элиза, а вовсе не в честь Констанс.

Би Джей взял с подноса у официанта бокал просекко [7].

— Сегодня пятница, мне уже не нужно будет возвращаться в телецентр, поэтому имею право по-настоящему отметить предстоящее событие. — Он поднял свой бокал на высокой ножке. — А у нас, ребята, все-таки есть что отмечать.

— Прекращай это, Би Джей, — сказала Аннабель, толкнув его локтем, а Элиза тем временем направилась к входу, чтобы поздороваться с женщиной, нерешительно остановившейся в дверях.

Элиза была поражена родственным сходством, хотя сестра Констанс выглядела значительно старше и полнее, чем она. Когда они пожимали друг другу руки, Элиза почувствовала шершавую ладонь человека, который сам выполняет всю работу по дому, или, по крайней мере, не заботится о себе настолько, чтобы пользоваться кремом для рук. Во время их короткой беседы Элиза поймала себя на мысли о том, что симпатизирует Фейс Хансен, и подумала, как, должно быть, тяжело ей быть сестрой такой блестящей и знаменитой Констанс Янг. Наверное, очень тяжело.