Последний солдат Империи

— Говори.

— К убийству Дымова так или иначе может быть причастен полковник ГРУ Лялин. Юрий Михайлович.

— Как это можно доказать?

— Во-первых, и Лялин и Дымов были в одном списке на выдвижение. Оба предлагались на одну и ту же должность…

— В списке, наверняка, были еще два-три человека. Так?

— Так.

— Выходит, список кандидатов на одну должность не доказательство.

— Согласен. Но есть и во-вторых и в-третьих. После посещения Лялиным своего шефа генерала Ковшова из городского автомата от метро «Полежаевская» на телефон совместного русско-американского предприятия «Русам» прошли два странных звонка.

— Что следует поднимать под словом «странный»? И почему это может быть связано с полковником?

— У фирмы «Русам» есть три канала, которые никогда не работают. И вдруг один из них подключился к делу. Можно предположить, что канал резервировался для новичков. Совпадение то или нет, но звонок прошел именно в день, когда Лялин представился начальству.

— С таким же успехом в тот день в город к своим друзьям или к своему начальству могли приехать Рабинович из Бердычева или Ковач из Ужгорода…

— Согласен. Но есть нюанс. Час спустя после звонка, миссис Гаррисон, жена известного вам Денни Гаррисона, села в машину и проехала в центр. Она объявилась в палисаднике на углу улицы Воровского и Большого Ржевского переулка. На миг присела на металлическую ограду скверика, поправила подследник в туфле. Ограда из угольников, и она что-то изъяла из под одного из них. Тут же вернулась к машине на улице Палиашвили и укатила в посольство.

— Ее поведение вполне ложится в схему с Рабиновичем и Ковачем. Что дало основание тебе связать ее приезд в сквер с Лялиным?

— А вот.

Русаков выложил на стол крупно отпечатанный снимок.

— Сделано в момент, когда миссис Гаррисон появилась в Ржевском переулке. Вот у жилого дома рассматривает мемориальную доску мужчина…

— И что?

— Ничего. Просто его фамилия Лялин.

Не очень убедительно, но примем на заметку. Хотя единственное совпадение — чаще всего только случай.

— Второй звонок по той же схеме в «Русам» прошел двумя днями позже. Миссис Гаррисон на этот раз посетила улицу Петровку. Вошла в подъезд жилого дома, поправила колготки и вышла.

— Что дало основание связать звонок с Лялиным?

— А вот. Обзорная панорама сделана на Петровке. Мадам выходит из подъезда. В телефонной будке напротив — Лялин собственной персоной. Есть увеличенный фрагмент.

— Все?

— Пока все.

— Ну хорошо. Выговорился, теперь успокойся. Все, что произошло с Дымовым — это проблемы ГРУ. Нам лезть туда в нынешней обстановке нет резона. У них дело разрабатывали три работника. И у каждого, насколько мне известно, была своя обоснованная версия.

— Чему удивляться? Где собираются два юриста, там всегда бывает три обоснованных законом мнения.

— Твоя версия четвертая и, между прочим, самая дурацкая. Ты чего хочешь? Взрыва? Мы обвиняем полковника, так? А что можем доказать? Кстати, ты знаешь, кем был тесть Лялина? Каковы у него связи?

— Нет, не знаю. И не интересуюсь. Просто хочу найти говнюка и добиться наказания по заслугам. Чтобы другим неповадно было.

— Браво, Русаков! Одного не пойму, ты ходишь по земле или паришь в воздухе? Я понимаю, тебя взволновала гибель Дымова. Да, дело не ординарное. Особенно, если его продал кто-то из своих. Но ты оглянись — нас всех сегодня продают свои. Гибнет на глазах держава. Какой-нибудь сраный вождь племени Мумбо-юмбо, какой-нибудь Чомбе или Савимби понимают, что такое разведка и не позволяют посторонним трогать ее рычаги. А вот наш очередной мудрый и прозорливый бросил службу безопасности на растоптание. Ты думаешь об одной погибшей душе. Я беру масштаб чуть побольше. Наш главный говнюк Вадим Бакатин распродает все, чем держалась контора столько лет. Ты что, не видишь этой распродажи?

— Вижу.

Генерал резко бросил снимки на стол. Глянцевые отпечатки, скользнув друг по другу, разлетелись в стороны. Русаков не шелохнулся. Он всем видом показывал, что бумажки, разбросанные генералом, собирать не намерен.

— Тогда хорошенько подумай, к чему может привести твое разбирательство.

Глубокое уныние охватило Русакова. Ему стало безразлично, что о нем подумает начальство, к чему может привести упрямство. В конце-концов на конторе свет клином не сошелся. При желании он найдет дело на стороне.

— Нешто мы без соображениев? — сказал он грустно. — Мы ведь не все гайки отвинчиваем… оставляем. Через одну…

— Артист! — генерал явно успокаивался. Он вдруг встал, отошел от кресла и показал на него пальцем: — Ты знаешь, как это сидало устроено? Нет?

Русаков в недоумении пожал плечами.

— Вот видишь, а берешься судить! Сядь на него, сядь. Не хочешь? А почему? Должно быть догадываешься — место небезопасное. Если так, то ты прав. Это не кресло, а катапульта. Только летчики чаще всего сами решают, когда надо рвануть рычаг, а меня может в любой момент катапультировать господин Бакатин. Являюсь я к нему с твоими соображениями, а он вспомнит, как сам недавно передал американцам секреты ведомства. И нажмет кнопку. Меня вмиг размажет по потолку как муху. Тебе это надо? Теперь пойми, я за него не держусь. Мне уже три фирмы и два банка предлагали место начальника службы безопасности. Оплата в зеленых. А я сижу здесь и буду стараться усидеть сколько могу. Хочу увести в тень, вычеркнуть из архивов тех, кто работал на державу, не состоя в штате. Я не могу их бросить на растерзание. Меня самого можно убить, но проглотить очень трудно. Всех остальных сдадут, продадут и сожрут. Ты это хоть понимаешь? Так что дай мне спокойно закончить дела, пока нас не прихлопнули. И пусть военные выясняют свои отношения сами.

«С рассветом капрал Курода залег на скале. Рядом находился окоп, который он с огромным трудом выдолбил в вулканическом монолите. Работа была сделана по-японски неторопливо и чисто. Курода подрывал малые заряды, крошившие базальт, выгребал щебенку и углублялся в скалу сантиметр за сантиметром. В конце-концов образовалась глубокая узкая ячейка, куда он легко втискивался и мог укрыться от любой по силе бомбежки. Прямое попадание в такое узкое укрытие было мало вероятным.

В прекрасный цейсовский бинокль, снятый с тела убитого американского офицера, Курода наблюдал за авианосцем. Он ожидал, что оттуда вот-вот к острову отправится катер и заранее готовился к его встрече. Катер так и не появился. Зато капрал заметил, как с авианосца в небо поднялась черная точка. Вскинув бинокль, он внимательно стал ее разглядывать.

Точка приближалась, росла в размерах и одновременно росло удивление самого Куроды. Подобного капрал за свою жизнь еще не видел. Поначалу в душу заполз легкий испуг. Вспомнились рассказы деда, который побывал в российском плену и говорил, будто жены русских чертей летают на метлах. Но Курода не верил ни в чертей, ни в духов. Годы одиночества научили его в самом таинственном находить земное, естественное происхождение. И он понял — проклятые америкашки придумали какую-то новую поганую штучку для стрельбы и убийств. Она летает и конечно же небезопасна.

Чем больше приближалась удивительная машина, тем быстрее росло ее сходство со стрекозой: серебристый блеск крыльев над спиной, выпученные призрачные глаза по бокам головы, длинный хвост за утолщенным брюшком. Стрекоза шла покачиваясь. Она рыскала глазами, отыскивая для себя на острове добычу.

Капитан Фримен присвистнул от удивления. Навстречу вертолету быстро неслась серая скала и на ее плоской вершине виднелась маленькая фигурка.

— Япошка! — объявил Фримен торжественно экипажу. — Всем приготовится! Делаю над джунглями разворот. Как выйду на прямую, накрой этого джапа, Бобби!

— Вижу его! — сообщил радостно штурман Роберт Хаксли. — Капну ему точно на макушку. Будьте уверены, командир!

Оглушительно ревя мотором, железная стрекоза пронеслась над самой головой Куроды. Могучий вихрь, поднятый ее крыльями, взметнул вверх, разметал в стороны пыль и мелкую крошку, не сдутую дотоле ветрами с вершины скалы. Винтокрыл промчался в сторону джунглей и там круто развернулся.