С чистого листа

В очень хорошую погоду они останавливались в каком-нибудь живописном месте и ставили рядом с машиной походный столик и два складных стула с нейлоновыми сиденьями. Они чинно усаживались на стулья, пили кофе из термоса, и Ангела вязала.

Купив машину, Рейне потратил не все наследство сестры. Они с Ангелой купили багажник на крышу автомобиля и стали ездить по магазинам, покупая новую обстановку для квартиры. Они приобрели новую кровать, набор стульев и кресел, новый телевизор и видеомагнитофон, а также новые ковры.

Контраст между новой мебелью и убогим полом и обоями был слишком велик даже для Рейне. Он позвонил домовладельцу и поинтересовался, нельзя ли сделать ремонт. Собственно, делать его надо было уже давно, но Рейне не жаловался, и домовладелец не счел нужным настаивать. Теперь же в квартире быстро переклеили обои и настелили новые полы. На кухне установили современную плиту с четырьмя конфорками и духовкой. В ванной поменяли раковину, поставили смеситель, положили на пол плитку. Ржавую ванну заменили душевой кабиной.

Рейне не узнавал собственный дом. Ему казалось, что он не дома, а у кого-то в гостях. Каждый раз, открывая входную дверь и заходя в прихожую, он испытывал истинное потрясение. Он снова и снова забывал, как выглядит его квартира после ремонта. Старый образ накрепко запечатлелся в памяти во всех подробностях: в прихожей коричневые обои с прихотливым растительным орнаментом, большое жирное пятно на стене над диваном (он привычно прислонялся к этому месту головой, когда сидел на диване), облупившаяся краска на кухонной стене, обнажавшая пятно, похожее на львиную голову. Но стоило открыть глаза, как все это исчезало. Вокруг были синие и голубые стены, мраморные полы и незнакомая мебель. Одна квартира существовала во внешнем мире, вторая — в мире внутреннем, и обе были поразительно реальны.

Но эта новизна ему нравилась, квартира стала такой красивой.

И повсюду — на столах, на телевизоре, на видеомагнитофоне и на подоконниках — лежали вязаные произведения Ангелы. Звездочки, круги и квадраты неиссякаемым потоком выходили из ее умелых рук и ложились на все, что имело плоскую поверхность. Ее изделия висели на карнизах в виде гардин с оборками, в качестве полотенца в ванной и занавески на стенном шкафу в прихожей. В мягких, пастельных тонах были воплощены сложные рисунки, напоминающие снежинки, паутину или медуз.

Рейне не мог надивиться ее вязанию. Для него оно оставалось неразрешимой загадкой. Это, должно быть, очень сложно, но она вязала легко, не напрягаясь и даже не глядя на свое рукоделие.

Кроме вязания, она не умела ничего. Готовить она не умела. Она была не способна заполнить простейший формуляр в учреждении, не знала, как обращаться с машинами в общинной прачечной. Когда звонил телефон, она страшно пугалась и никогда не брала трубку. (Правда, ей никогда и не звонили. Обычно это был Туре, которому хотелось пообщаться с Рейне.)

Ангела не знала общепринятых социальных норм. Она никогда не разговаривала с соседями. Когда с ней здоровались на лестничной площадке, она опускала глаза и торопливо шла дальше. В магазинах она протискивалась к прилавку, не обращая внимания на очередь, и очень удивлялась, когда люди начинали протестовать. Иногда Рейне казалось, что Ангела прилетела на Землю с другой планеты.

Иногда он пытался представить себе, как она жила раньше: в детстве навязчивая опека в тесном религиозном окружении. Никаких подруг. Плен в объятиях властных родителей до самой их смерти. И наконец, свобода, с которой она не знала, что делать. Откормленная, с подрезанными крыльями, она была выпущена из клетки и попала в мир безобразных квартир и церковных кружков рукоделия.

Но он был буквально очарован ею. Ее невежество напоминало ему листы белой неисписанной бумаги или только что выпавший снег, на котором не было ни одного следа. Чистый лист, целина, на которую не ступала ничья нога. Поле нереализованных возможностей.

Ему понравилось обучать ее разным вещам.

Для начала он стал учить ее готовить. Сам он делал это охотно и с большим удовольствием. Иногда он покупал на рынке всякие приправы и пряности и готовил блюда, виденные им в телевизионных кулинарных передачах.

Ангела была способна только положить кусок маргарина на сковородку и нарезать колбасу.

Но она оказалась способной ученицей. Рейне научил ее готовить отварное мясо с хреном, голубцы и селедку с луковым соусом. Он показал ей, как красиво сервировать стол, и пытался говорить с ней во время еды, а не безмолвно и сосредоточенно запихивать в рот куски.

После короткой лекции Ангела научилась обращаться со стиральной машиной и сушилкой. Однажды она завела стиральную машину в то время, на какое записалась соседка. Та не обиделась, но Ангела совершенно пала духом. «Я всегда все делаю не так», — то и дело бормотала она, отказываясь пользоваться машиной.

Рейне пришлось буквально за руку привести ее в прачечную, показать, как работает машина, и поддержать ее похвалой. После этого Ангела снова начала стирать самостоятельно.

Несмотря на то что она была молчалива и упряма, стеснялась соседей и не умела многого из того, что обычно делают замужние женщины, Рейне не раздражался. Напротив, с Ангелой он чувствовал себя необыкновенно хорошо.

Разговаривая с Ангелой, он с удовольствием прислушивался к звукам собственного голоса — уверенного и немного шутливого, голоса, которому она с такой радостью внимала. Ему нравилось, как он берет ее за руку, обучая готовке. Любил обнимать ее за талию, когда вел ее туда, куда она не желала идти.

Он любил Ангелу за то, что благодаря ей сумел, впервые в жизни, полюбить самого себя.

Глава 6

Ангела стояла у плиты и готовила телячий рулет со сливочным соусом.

Рейне стоял у нее за спиной. Заглядывая через ее полное плечо, он время от времени шепотом давал ей ценные советы. Он не хотел быть слишком навязчивым, поэтому старался не мозолить ей глаза и как можно тише говорить. Он вмешивался только для того, чтобы придать Ангеле уверенности, а когда видел, что она справляется сама, отстранялся и умолкал.

— Перец, Ангела, — суфлировал он.

Она сделала пару оборотов ручкой мельницы и посыпала фарш молотым перцем. Рейне ободряюще кивнул:

— Еще немного.

Она еще два раза повернула ручку.

Сегодня они ждали гостей. Рейне наконец решился пригласить Туре.

Он давно хотел это сделать, но каждый раз откладывал. Сказать по правде, он немного опасался знакомить Ангелу с Туре. Грубый, презирающий женщин Туре, его сальный юмор, его неухоженность и склонность к спиртному — и рядом Ангела, застенчивая и молчаливая, становящаяся в присутствии других людей чопорной и робкой.

Но надо же было их познакомить — его единственных в мире друзей. Рейне тщательно готовился к этому вечеру, прося Ангелу быть снисходительной, а Туре — сдержанным.

Туре явился в точно назначенный час в поношенной, но безупречно свежей белой рубашке. Он был в какой-то мере трезв и принес с собой горшок с живыми хризантемами, который и вручил Ангеле. Равнодушно скользнув ничего не выражающим взглядом по цветам, она поставила их на комод в прихожей и пошла на кухню. Рейне, извиняясь перед другом, виновато пожал плечами.

Телячий рулет источал изумительный аромат. Ангела ела молча, опустив глаза в тарелку, зато Туре был в ударе и говорил за двоих.

Через некоторое время на столе откуда ни возьмись появилась бутылка водки. Вероятно, Туре держал ее в кармане пиджака.

— Теперь неси-ка нам стаканы, малышка, — сказал он Ангеле. — Или, может, тебе лучше выпить вот этого, — продолжал он, намекая на пиво в стаканах.

— Спрячь бутылку, Туре. Мы с Ангелой не пьем водку, — сказал Рейне тоном не терпящим возражений.

Но Ангела уже ухватилась обеими руками за край стола, как обычно делала, когда хотела встать, поднялась и, переваливаясь с ноги на ногу, подошла к посудному шкафу, достала оттуда водочный стакан и поставила его перед Туре. (Они купили наборы стаканов и бокалов — для вина, коньяка, ликера и водки — вместе с посудным шкафом. Ангеле очень понравился этот стеклянный шкаф, подсвеченный изнутри люминесцентными лампами.)