Казнь на Вестминстерском мосту

В зале захихикали, кто-то одобрительно крикнул: «Точно, точно».

— Наше место — дома, — продолжала женщина в фиолетовой шляпке, усиливая напор на аудиторию. — Домашние обязанности — это наш естественный дар, и мы, будучи матерями, знаем, как воспитывать наших детей, — эти инстинкты пробуждаются в нас, когда в нашем чреве зарождается малыш. Такой порядок установил Господь. Наши суждения по крупным финансовым вопросам, по международным делам, по государственным проблемам бесполезны. Ни природа, ни Бог не создали нас для решения всех этих вещей, и если мы пойдем против природы и Господа, мы лишим себя и своих дочерей свойственной нам роли, а также уважения и защиты со стороны мужчин!

Зал одобрительно загудел, тут и там раздались робкие аплодисменты.

Женщину на сцене возмутило, что разговор ушел в сторону от главной темы. Ее впалые щеки покрылись красными пятнами.

— Я не предлагаю тебе становиться государственным министром! — резко произнесла она. — Я просто хочу, чтобы у тебя было столько же прав решать, кто будет представлять тебя в парламенте страны, сколько у твоего дворецкого или торговца курятиной! И чтобы твоя оценка характера учитывалась в той же мере, что и их!

— Ах, ну что за наглость! Лезет не в свое дело! — Женщина в фиолетовом негодовала: ее лицо покраснело, на щеках заиграли желваки. Она лихорадочно искала оскорбительные слова, чтобы сразить наповал свою оппонентшу.

— Вы абсолютно правы! — неожиданно нарушила молчание женщина, которая изначально привлекла внимание Шарлотты. У нее оказался очень приятный, с хрипотцой, голос, а речь и манера держаться свидетельствовали о неплохом воспитании. — Женщины умеют оценивать характер не хуже мужчин, а иногда даже лучше. Этого достаточно, чтобы составить мнение о том, кто должен представлять нас в парламенте!

Все обернулись к ней, и она, засмущавшись, зарделась, однако это не помешало ей продолжить:

— Мы связаны законами. Я думаю, будет правильно, если мы выразим свое мнение насчет того, какими они должны быть. Я…

— Вы ошибаетесь, мадам! — перебило ее грудное контральто, принадлежащее очень крупной женщине с гагатовыми бусами на пышной груди и изящной траурной брошью на отвороте. — Закон, созданный теми самыми мужчинами, которых вы презираете, — это наша надежнейшая защита! Вы, будучи женщиной, находитесь на попечительстве у мужа, а если вы не замужем, то у отца; эти люди обеспечивают вам все необходимое в духовном и бытовом плане; они используют свои знания и мудрость, чтобы сделать вашу жизнь лучше, не требуя при этом никаких усилий с вашей стороны; они обеспечивают ваше благосостояние. Если вы нарушите общественные нормы или влезете в долги, отвечать перед судьями или кредиторами будут они, а не вы. Вот поэтому им и следует создавать закон или выбирать того, кто будет этим заниматься.

— Полнейшая чушь! — громко произнесла Шарлотта. Она уже больше не могла сдерживаться. — Если мой муж влезет в долги, я буду голодать вместе с ним; если я совершу преступление, общественность, возможно, и осудит его, но в тюрьму-то пойду я, а не он! А если я убью кого-то, то повесят именно меня!

По залу пронесся всеобщий вздох, столь грубый пример вызвал ропот удивления.

— Я согласна с мисс Вузерспун — женщины умеют оценивать характер не хуже мужчин. Разве есть в нашей жизни нечто более важное, чем правильно оценить, за кого выходишь замуж? А на чем основывается мужчина, когда делает свой выбор?

— На красивой мордашке! — уныло ответил кто-то.

Еще кто-то дал менее приличный ответ, и все расхохотались.

— На красоте, шарме, обаянии, — продолжила Шарлотта, отвечая на собственный вопрос, и тем самым не дала разговору уйти в сторону. — Часто на ее льстивых словах, на цвете ее глаз или на ее манере смеяться. Женщина же выбирает человека, который сможет прокормить ее и ее детей.

И тут же она вспомнила о своей двуличности. Ведь Шарлотта выбрала Питта исключительно потому, что он заинтриговал ее, очаровал, напугал своей прямотой, развеселил, распалил ее неприятие несправедливости, а еще потому, что она любила его и доверяла ему. Тот факт, что в социальном и финансовом плане он был и, по всей видимости, останется полнейшим неудачником, не волновал Шарлотту ни в малейшей степени. Однако она точно знала, что большинство женщин подходят к подобным вопросам разумнее.

Шарлотта продолжала гнуть свою линию, несмотря на все эти факторы, а также недавнюю влюбленность в своего зятя Доминика. От стыда она покраснела, однако посторонний мог бы объяснить этот румянец жаром дискуссии, горячим желанием донести свою мысль до слушателей. Ведь принцип-то был правильным.

— Мужчины могут пускаться во всякие авантюры, а потом бравировать результатом, каким бы тот ни был, но большинство женщин оценивают последствия, сознавая, что их дети должны быть накормлены и одеты, что у них должен быть надежный дом, причем не на сегодня или завтра, а на год и десять лет вперед! Женщины менее безрассудны. — После этих слов Шарлотта подумала о своих знакомых, о женщинах мудрых и отважных, правда, при этом она отмахнулась от собственных идиотских поступков, от рискованных предприятий, в которые ввязывалась вместе с Эмили. — Когда все поздравления и высокопарные заявления позади, кто ухаживает за больными, хоронит мертвых и начинает жить сначала? Женщины! С нашим мнением нужно считаться, должна учитываться наша оценка честности и значимости того мужчины, который будет нас представлять!

— Вы правы! — закричала со сцены мисс Вузерспун. — Вы абсолютно правы! И если бы депутаты парламента, желающие, чтобы их избрали, отчитывались не только перед мужчинами, но и перед женщинами, в мире не было бы столько несправедливости, как сейчас!

— Какая несправедливость? — последовал вопрос из зала. — Что нужно добропорядочной женщине такого, чего у нее нет?

— Ни одна нормальная женщина не захочет выставлять себя на посмешище, — громко сказала дама в темно-фиолетовой шляпке, при этом в ее голосе явственно прозвучало негодование, — показывая себя людям, чтобы те приняли решение, голосовать за нее или нет, упрашивая их выслушать ее, избрать ее, присоединиться к ее мнению или поверить ее оценкам в делах, в которых она ничего не понимает! Мисс Тейлор — самое настоящее пугало, она не может быть нашим другом, потому что она наш злейший враг. Даже доктор Панкхерст [2] не согласился бы появиться с ней на людях! Надо же, выдвигаться в парламент! Еще чуть-чуть, и мы превратимся в старых греховодниц, как та несчастная Айвори, которая отказалась даже от видимости благопристойности и скромности, а ведь именно это является главным для женщины и ценится обществом, да что там обществом — цивилизацией!

Ответом были редкие одобрительные возгласы, громкий возмущенный ропот и возражения. Кто-то потребовал, чтобы предатели идеи покинули собрание и вернулись в детские или туда, где они обычно обитают.

Тучная женщина в бомбазине подняла свой зонтик и, к несчастью, зацепилась металлическим наконечником за юбку пожилой горничной. Та икнула и заверещала. Решив, что на нее нападают в отместку за оскорбление дамы в фиолетовой шляпке, она замахнулась своей сумкой и обрушила ее на голову женщины в бомбазине. Началась свалка, которая не имела никакого отношения к осуществлению привилегий или к ответственности и тем более к парламенту.

Не желая участвовать в потасовке, Шарлотта поспешила удалиться. Она уже вышла из зала через задний выход, когда увидела ту самую женщину, чье лицо так ее заинтересовало. Внимание женщины было приковано к кэбу, подъехавшему к тротуару. Она стояла спиной к Шарлотте, не замечая ее, и горячо спорила с элегантным мужчиной, чьи светлые волосы на солнце казались почти белыми. Было совершенно очевидно, что он чем-то раздражен.

— Моя дорогая Партенопа, это абсолютно недостойно и, если честно, даже нелепо. Ты ставишь меня в неловкое положение, вынуждая появиться в таком месте, и я очень огорчен, что ты этого не понимаешь.