Союз обворованных

Плюс цветы — белые розы… В общем, глаза пришлось красить по новой. Но уж появление моей семейки я встретила во всеоружии.

Мама кинулась на кухню, наносить завершающие штрихи на будущее пиршество, папа заявил, что вся эта «разблюдовка» (умеет он подбирать словечки!) не самая сильная его сторона, и вместе с Димычем удалился курить на балкон. Алька-Олежка, дорогой братик, окинул меня оценивающим взглядом, одобрительно кивнул и заявил, что они с Анжелкой моим поведением довольны. Что в ЗАГС ехать не собираются, а помогут родителям накрыть на стол (Анжелу такая перемена планов не порадовала, в её возрасте посещение ЗАГСа событие, но спорить она не стала, потому что «Алик лучше понимает»). Мамочка согласно кивнула от двери и (о чудо!) не менее одобрительно покосилась на Анжелу.

Наконец поехали. На одной, к счастью, машине с незаменимым Андрюшей за рулем. И без всяких там ленточек-колечек, не говоря уже о куклах на бампере. Просто приличная машина с приличными людьми.

Только погода оказалась неприличная.

Всю неделю перед этим стоял легкий морозец и лежал аккуратный снежок чисто и опрятно. А к середине дня погода показала, что такое настоящая чураевская зима. Поползла вверх температура, и с неба начало падать что-то мокрое и липкое — то ли дождик, то ли снег, то ли оба в одной упаковке.

Мама тут же авторитетно заявила, что такая погода к счастью. А вот если бы солнышко, было бы намного хуже…

Нас в машине погода не волновала. Но Юлечка, золотце мое пятипудовое, пока до ЗАГСа добралась, вся изошла черными слезами, которые проложили себе рельефные дорожки через остальную краску на лице до самого подбородка.

Дама, на то уполномоченная, регистрировала нас в хорошем темпе, надев на некогда миловидное лицо приличествующее выражение. Мы расписались в амбарной книге, получили печати в паспорт и собрались уезжать.

Но тут дама, на секунду сняв с лица выражение «поздравляю-желаю», по-деловому спросила:

— Кольца есть?

Димка протянул ей коробочку.

И тут волшебство праздника закончилось, как не бывало.

Дама взяла со стола нечто хрустальное (у нас дома из такого варенье едят), дунула в него, хорошо хоть не протерла полой меховой безрукавки, и положила туда кольца. А потом, вернув на место праздничное лицо, медовым голосом произнесла:

— Наденьте друг другу кольца, молодые. Обручитесь ими.

Мы! «Молодые»!

Я чуть не подавилась со смеху, но сдержалась — надо же соблюдать серьезность момента! Юлька рыдает черными слезами от умиления, Андрюша в кожаном пальто обстреливает нас из видеокамеры, за стенкой из шкафов вполголоса ругаются слесаря с прорабом… Красота!

Вот уж точно — такой праздник раз в жизни бывает!

Но самое главное ждало нас впереди. В машине отсмеялись, домой доехали быстро. Звоним.

Открывает дверь папочка и говорит:

— А, это вы… Чай пить будете?

И началось чаепитие, прямо с трех часов дня и до полуночи…

Собрались за столом наши общие друзья — Надежда Павловна с Игорем, Ирина с Женькой Батищевым, Андрюша с довольно симпатичной Ксенией, мои родители, Алька с Анжелкой и наша приходящая бухгалтерша, девочка Саша с мужем Сашей. А Юлька не приехала. Она-то очень даже собиралась, но судьба распорядилась иначе: в тот момент, когда Юлия садилась в такси, у неё лопнула юбка на праздничном платье. Да как — от подола до… Правда, по шву, не катастрофа, но близко к тому. Вместе с юбкой лопнуло настроение, и праздничному столу, который ждал всех, Юлька предпочла больного сына Дениску, который тоже ждал, но исключительно её.

Вот так нас и оказалось четырнадцать. Димка загрустил, потому что его родители так и не появились. К вечеру, правда, позвонили (каждый из своего города), поздравили.

К вечеру же приехал и Серега Шварц, сотрудник наш ненаглядный. И сам приехал, и — что вдвойне приятно — привез свою жену, а мою старую, в смысле давнюю, приятельницу Машку. И не видела я её сто лет, и стала она такая прелесть… Удивительно, но наш компьютерный гений сообразил, что на серьезную попойку (или пир, говоря воспитанно) годовалого Александра Сергеевича лучше не брать. Сдали свое сокровище на ответственное хранение Машкиным родителям, а сами рванули к нам.

Отмечали не шумно, но весело. Пили вкусное вино. Меня, как невесту, на кухню, к родной посуде, не пускали. Зато позволили расчесать сочиненную Ирочкой мудреную прическу с живыми цветами, чтобы я могла не только улыбаться, но и жевать, к примеру.

Где-то через час, как водится, коллектив разбился на группы. Курящие мужики протоптали дорожку на балкон, некурящие курили на лестнице. Дамы, которые прекрасные все без исключения, и, опять же все без исключения, мудрые и многоопытные, стали делиться опытом и мудростью. Еще чуточку, и все превратилось бы в стандартный выпивон.

Но умница Женька переломил настроение компании. Недрогнувшей рукой он согнал всех с балкона, лестницы и из кухни, выдал каждому по фужеру шампанского, а сам развернул длинный свиток, завязанный красным бантом. И на два голоса с Иришей они принялись декламировать «Эпиталаму». Написанная в размере две четверти (как уверенно сказала мама), эта поэма, похоже, предназначалась для любой свадьбы. Но все равно слушать было и приятно и трогательно. Правда, по окончании номера энциклопедист Шварц объяснил, что у древних греков эпиталамами назывались свадебные гимны, исполняемые под дверью «талама», то есть брачного покоя, и не лишенные шутливых и нескромных намеков.

— Похабных, значит, — растолковал Игорь, Надькин половин. — Все великое придумали до нас, — горько вздохнул братик. А папка оптимистически возразил:

— Зато мы делаем ракеты и перекрыли Енисей.

А потом начались подарки. А ещё потом Андрюха вытащил откуда-то гитару, и Серега с Димкой запели своими инфракрасными голосами что-то такое, щемяще-есенинское…

В общем, расходиться собрались уже к часу ночи. Алька поскакал ловить машину, а если повезет, то несколько, мама на прощание выдавала самые главные, самые ценные указания, а я истово кивала. Уходили ребята неторопливо. Последней, как владелица старой, но надежной «ауди» и трезвого как стеклышко водителя в лице бородатого супруга, уходила пьяненькая Надюшка. Она даже ц. у. не давала, а только все повторяла:

— Совет да любовь! Тьфу-тьфу!..

Когда мы остались вдвоем, Димка заговорщицки подмигнул и сказал:

— Слушай, жена, я там заначил бутылочку шампанского. Пошли?

— Погоди, муж и повелитель. Давай сперва избавимся от парадных облачений.

Я первая шагнула в спальню — и обомлела. Половина маленькой уютной комнаты была заставлена цветами. Ни к кровати подойти, ни к шкафу…

— Димыч! Выручай!..

Димка возник на пороге — и застонал:

— Елки-палки, а дышать-то чем?!

В самом деле, могучий аромат десятков роз клубился под потолком и волнами выползал в открытую дверь у нас под ногами.

Димка чертыхнулся, прихлопнул дверь у себя за спиной и, протискивая длинные ноги между корзинами, добрался до форточки.

— Они же все пропадут! — воскликнула я.

— А так мы пропадем!

Из открытой форточки потянуло сырой прохладой. Я перевела дух и присела к ближайшей корзине. Карточка торчала на видном месте.

Дальше следовали поздравления от прочих наших постоянных и случайных клиентов, а также родимого банка «Цитадель». Совершенно ехидно выступила фирма «Спектр»:

«Мы не поэты, мы художники, потому посылаем стихи

А. А. Больших из книги 13:

Удивительное счастье Пусть коснется светлых дней, Пусть сияет светлой сластью, Народит чудо-детей. Пусть в семье будет достаток, Любовь, счастье и цветы, Поцелуй пусть будет сладок Вашей светлой красоты, Мужа, бархатной жены».

— Твою мать! — восхитился муж бархатной жены.

Самый большой букет был без карточки, зато с семью мраморными слониками в коробочке. Такие когда-то стояли у бабушки на диванной полке, а потом папкиными усилиями перекочевали в кладовку. Только эти были миниатюрнее и куда более тонкой работы. Господин Слон напоминал о себе со слоновьей деликатностью.