Чертово колесо

— Как? — Новый приступ смеха. — Вынес-вынес и даже внес!

— Ааа, — сердито отмахнулась жена; ушла.

Павел же продолжал смеяться, глядя на себя в зеркало.

— С Новым годом, товарищи! С новым счастьем!.. Новое поколение выбирает… Да, что оно выбирает?… А?… Никто не знает… А что выбирает старое поколение?… А старое поколение выбирает помойное ведро! О! О! Оооо! — Смеялся, хохотал, умирал от смеха. И от смеха у него были на глазах слезы.

Новый год шагал к городу. Город готовился к долгожданной встрече. Под ногами торопливых прохожих хрустели вечерние лужи и снег. Пылали витрины магазинов. Гирлянды елочного базара прыгали на ветру. Кружили быстрые редкие снежинки. У базарчика ежился и нервничал мужчина. Это был Павел. Уличные луковицы часов доказывали, что до Нового года осталось меньше четырех часов.

— Здравствуй, милый.

— Маша? Ой! — Обнял женщину. — Новый год на носу. — Поцеловал ее в нос. — А тебя нет и нет…

— Я есть, я всегда есть. Пошли?

— Куда? Надеюсь, не в лес, под елочку?

— Мы идем к нам, — уверенно сказала Маша.

— К нам?

— Именно к нам, — поднесла к глазам Павла ключи. Потрясла ими — ключи, как новогодние бубенчики, зазвенели.

— А елочка там есть? Может?… — кивнул на базарчик.

— У нас все, родной, есть. — Ласково взяла его под руку, и они пошли в новогоднюю ночь.

А снег усиливался, покрывая светлой надеждой и ночь, и улицы, и город, и судьбы…

Квартира была стандартно однокомнатная, теплая и уютная — торшеры, коврики, на стенах фотографии классов-выпускников, цветы. Цветы жили в горшках-горшочках. В большом ведре росло странное вечнозеленое деревце. Павел ходил с чайником и поливал растения. Крикнул весело:

— Подводная лодка с дендрарием.

— Что? — Маша хозяйничала на кухне.

— А это перископ, — хмыкнул Павел и включил телевизор. На экране замелькали кадры современной войны, потом знакомые лики политических деятелей. — Б-р-р-р, какая гадость! — Выключил телевизор.

— С кем ты там?… — улыбалась Маша. — Полил сад?

Павел появился на кухне. Маша готовила салат, резала овощи. На столе — праздничная снедь. Павел восхитился:

— Ух ты, Снегурочка! Откуда все это?

— Все оттуда, Дед-Мороз. Из холодильника.

— А елочки у нас нет, Снегурочка?

— Как это нет? — устремилась в комнату. Ткнула ножом в деревце. — А это что, Дед-Мороз?

— Не знаю.

— Это наша елочка, дедушка. Ты понял, старый черт! — щедро заулыбалась.

— Да? — не поверил. — Где-то я их видел… такие елочки…

— Они растут на необитаемых островах и называются туей, — чмокнула в щеку. — Вынеси ее из угла… будут танцы…

— Танцы?

— Хоровод: «В лесу родилась елочка». Ой, у меня там… — Но Павел обнял ее, приподнял, закружил по комнате. — Осторожнее, у меня нож! — завизжала Маша. — Зарэ-э-эжу!

— Ой-ой, умираю от любви. — Дурачился.

— Паша, у меня там все синим пламенем… — вырвалась, погрозила ножом, исчезла.

Павел, пыхтя, вытащил ведро с туей на середину комнаты, походил вокруг «елочки», как бы ею любуясь, потом азартно хлопнул себя по груди, по коленям, заголосил:

— Ах, черемуха белая, сколько бед ты наделала? Как любовь твоя спелая! Сумасшедшей была!

Они садились за праздничный стол. Они были одни в этом огромном полночном мире и были этим счастливы. Они смотрели друг на друга, мужчина и женщина, и им никто не мог помешать. Они сели друг напротив друга — чинно и благопристойно. Смотрели.

— Ну? — спросила Маша.

— Ну? — спросил Павел.

— А кто будет провожать старый год? — и показала глазами на бутылку шампанского.

— Верно. Попрошу ваш бокал, — энергично открывал бутылку. — Огонь из всех орудий! — Хлопнула пробка. Шампанское хлынуло из горлышка. Маша смеялась. — Ну-с, дамы и господа? Какой желаете тост: оптимистический или пессимистический?

— Жизнеутверждающий!

— Хорошо. — Павел поднялся из-за стола. — Соотечественники! Перед вами две невинные души… Паши и Маши… Судьбе было угодно столкнуть эти две души в огромном океане мироздания… Они встретились, эти два утлых суденышка… эти две частички…

— Две пылинки, — шумно вздохнула Маша, дурашливо закатывая глаза.

— …в мировом космическом пространстве… И… О чем это я? — рассмеялся Павел.

— Паша любит Машу, Маша любит Пашу, за их любовь и за уходящий год! — Тянула бокал с шампанским.

— Да, дорогие соотечественники! Поймите их, берегите их… В их лице вы будете беречь себя!..

— О Боже! Маша лишает слова Пашу! За любовь!

Ударились бокалы, зазвенели. Новый год был где-то рядом, тихо сыпал из мешка снегом.

— Уф! — выпила Мария. — Есть предложение!

— Какое?

— Надраться как сапожникам.

— Предложение принимается с глубоким удовлетворением. — Разливал шампанское по бокалам.

— Процесс пошел, — мило икнула Маша.

Они галопом прыгали вокруг туи. Они были шальные и счастливые, горлопанили:

— В лесу родилась елочка! В лесу она росла!

А зачем она росла? А зачем была?

Потом они, мужчина и женщина, обнялись, слились в поцелуе: минута-час-вечность. Они стояли в полутемной комнате, как в лесу.

— Здравствуй, милый.

— Здравствуй, милая.

Светлело окно — падал тихий снег. Далекий перезвон курантов разбудил двоих. Они проснулись одновременно.

— Боже мой, — ахнула Маша. — Новый год! «Бом!» — ударили куранты.

— Где мои трусы? — вскричал в панике Павел.

— Ааа! — Маша стремглав бросилась в ванную. «Бом!»

Павел натягивал брюки, прыгал по комнате, ударился коленом о стол.

— Ууу! Где тут свет?

«Бом!»

Вбежала Маша, включила свет.

— А где шампанское?

«Бом!»

— А я знаю? — потирал ушибленную ногу. — Где-то там…

«Бом!»

Маша исчезла — появилась с бутылкой в руках.

«Бом!»

«Бом!»

— Ааа, черт! — Павел открывал шампанское. — Бокалы-бокалы…

«Бом!»

— Пли! — держала бокалы в боевой готовности.

— Осечка, — мучился Павел. — Ну же… чтоб эта пробка!..

«Бом! Бух!» — выстрелила пробка в потолок.

— Уррра! — Шампанское пенилось.

«Бом!»

— С Новым годом! «Бом!»

— С новым счастьем!

«Бом!»

Выпили, Увидели друг друга, рассмеялись своему всклокоченному виду. Поцеловались. Маша вспомнила:

— Ой, а подарок!

— И у меня подарок, — вспомнил Павел.

Разбежались в поисках сумок. Потом шли друг к другу, пряча подарки за спинами. Остановились друг против друга.

— Закрой глаза, большой и страшный волк-волчище, — потребовала Маша.

— Ан нет, хитренькая сестра-лиса…

— Я кому говорю, — грозно наступала. Павел, пугаясь понарошку, прикрыл глаза. Попытался подсматривать. — Ах, какой волк-волчище, сейчас мы его сделаем добрым-добрым… — Надела на лицо Павла маску — картонные круглые очки с бульбой-носом. — Замечательно! Я тащусь!

— Спасибо! — потрогал себя за нос, хмыкнул. — А теперь вас, милая, попрошу… Глазки закрывайте… ротик тоже закрывайте! Ап! — Надел на лицо Маши маску — картонные круглые очки с бульбой-носом. — Ой, какая красивая… Неотразимая! Я тоже тащусь!

Они взглянули друг на друга. Рассмеялись. Чмокнулись, развели руками.

— Судьба!

— От нее никуда!

Потом сидели на кухне. Маски не снимали. Пили кофе. Продолжали разговор:

— Я вообще-то везунчик… Попрыгунчик… Веришь, не веришь? На троллейбус запоздал… Так он метров через сто… запылал, как ты говоришь, синим пламенем… Давка… Не дай Бог!

— Несчастный случай, — задумчиво сказала Маша. — Не жизнь — лотерея.

— Все мы под… кирпичом ходим, — вздохнул Павел. — Где-то мой меня ждет…

— Не ходи под домами.

— А на мостовой — машины.

— Купим машину.

— Эти малолитражные гробы на колесах?

— Тогда я подарю тебе каску. Зимой и летом одним цветом. Это каска. Будешь ее носить…