Победитель получает все

Слушая выпуски новостей, я с усиливающимся беспокойством наблюдал за ходом следствия. Джонатан Грин подписал контракт на два миллиона долларов с крупным издательством на публикацию своей версии случившегося. Он появился в ток-шоу Ларри Кинга и Джеральдо Риверы, оба раза выставив себя жертвой. Мне предлагали хорошо оплачиваемые дела, но я от них отказывался. Меня по-прежнему осаждали журналисты, но я старался их избегать. Я смотрел телевизор, слушал радио и потихоньку обрастал жирком, чувствуя голод, который не мог утолить.

На улице потеплело, и я решил подновить террасу. Прошло почти восемь лет с тех пор, как я обрабатывал и красил доски, а потому дерево выглядело явно неказисто. Джо предложил свою помощь, и мы несколько дней подряд зачищали, обрабатывали герметиком, красили. Работали мы под музыку, но время от времени включали новости. Через двадцать три дня после событий под ретрансляционными вышками коллегия адвокатов по-тихому свернула расследование, заявив, что все свидетельства указывают на наличие преступного умысла у Эллиота Трули, но не у Джонатана Грина. Через двадцать пять дней после вышек в офисе окружного прокурора с Джонатана Грина сняли все обвинения, за исключением обвинения в фальсификации улик. Когда мы услышали об этом, я стоял на лестнице под террасой.

— Он ведь выкрутится, — пробормотал Пайк.

Я вошел в дом и позвонил Анне Шерман.

— Это большее, что мы можем сделать, — сказала она. Ее голос был каким-то далеким и отрешенным.

— Чушь собачья! — возмутился я. — Вы же прекрасно понимаете, что за всем этим стоит именноГрин.

— Разумеется.

— Он подставил Трули точно так же, как до того подставил и Росси, и Притзика, и Ричардса. Он приказал устранить Лестера. Его подручные собирались убить Луизу Эрл. Он изо всех сил старался сломать жизнь и карьеру офицеру полиции, вся вина которой заключалась лишь в том, что она честно делала свою работу.

— Элвис, Грин знает, как играть в эти игры. Что еще я могу вам сказать? — помолчав, произнесла Шерман и положила трубку.

Через двадцать восемь дней после вышек мы с Пайком завершили работы на террасе. Гладкий пол сверкал и приятно пах свежим яхтенным лаком. Когда лак полностью высох, мы вынесли на террасу пластиковые кресла и столик, а потом нежились на солнце, потягивая холодное пиво «Фальстаф».

Пайк первым нарушил молчание.

— Скажи что-нибудь, — сказал он и, заметив мой вопросительный взгляд, добавил: — Вот уже две недели, как ты словно в рот воды набрал. А за последние три дня вообще не произнес ни слова.

— Наверное, становлюсь таким же, как ты, — улыбнулся я и, допив пиво, смял банку и осторожно поставил ее на блестящий пол. На слое лака сразу же появился влажный след. — Не знаю, — продолжил я, заметив, что Пайк не в настроении улыбаться. — Кажется, мне больше не хочется этим заниматься.

— Быть частным детективом? — (Я кивнул.) — А чем тебе хочется заниматься? — (Я неопределенно пожал плечами.) — Ты хочешь отказаться от того, чем занимался почти пятнадцать лет, только потому, что Джонатану Грину сошло с рук убийство? — нахмурился Пайк. Словно был здорово разочарован.

— Пожалуй, дело именно в этом, — развел я руками.

«Элвис Коул — жалкий неудачник».

Пайк молча покачал головой.

Я сходил еще за двумя банками холодного пива; одну протянул Пайку.

— А что бы ты сказал, если бы я тебе признался, что собираюсь перебраться в Луизиану, поближе к Люси? — спросил я.

Глотнув пива, Пайк устремил взгляд вдаль на каньон, затем облизал губы и произнес:

— Ну, я сказал бы, что буду по тебе скучать. — (Я кивнул.) — Сказал бы, что если тебе понадобится, то всегда чем могу — помогу. — (Я снова кивнул.) — Ты уже говорил с Люси об этом?

— Пока что нет.

— Ну ты, брат, даешь! — покачал головой Пайк.

Четыре часа спустя, когда Пайк уже уехал, а я принялся готовить чудный соус «Путанеска», мне вдруг пришла в голову мысль позвонить Люси Шенье. К этому времени я уже почти прикончил бутылку калифорнийского мерло. В ходе моей бурной жизни в меня стреляли, меня били кулаками, ногами, дубинкой, мне не раз приходилось давать отпор отпетым бандитам и головорезам, однако для разговора с Люси относительно переезда в Луизиану мне пришлось для храбрости основательно приложиться к бутылке.

Люси ответила после третьего звонка.

— Догадайся, кто это? — спросил я.

— Ты выпил?

«Да, тяжело иметь дело с умными женщинами!»

— Как ты могла такое подумать! — Изобразив потрясение. Изобразив оскорбленное самолюбие. Затем: — Ну, может, самую малость.

— В новостях передавали, что с Грина сняли почти все обвинения. Как Анджела? — вздохнула Люси.

— Не то чтобы очень хорошо, но и не плохо. Общественное мнение по-прежнему считает ее продажной, но отдел внутренних расследований подтвердил, что она чиста.

— Порадуемся за ее детей.

— Грин старательно держался в стороне, так что сейчас он может достаточно убедительно от всего отпираться.

— А как же насчет предсмертного заявления Трули? — (Я рассказал Люси о Трули еще несколько недель назад.) — Это же законное доказательство.

— Совершенно верно, но поскольку при этом присутствовали только я, Анджела и Джо, наши показания легко поставить под сомнение. Так как я отказался работать на Грина, а он, в свою очередь, обвинил Росси в должностном преступлении, присяжные, скорее всего, не примут нашу версию событий.

— Что ж, в таком случае они, вероятно, будут правы, — помолчав, сказала Люси.

Я кивнул, хотя Люси и не могла этого видеть.

— Я не верю в то, что у Трули было тайное соглашение с Тедди Мартином. Соглашение составил Грин, и именно он сфабриковал улики против Притзика и Ричардса.

— Не сомневаюсь в том, что ты прав.

— Трули сказал правду.

— Охотно верю.

Я молчал, тупо уставившись на пузырьки в кастрюле с кипящим соусом. У меня опять свело плечи, и я уже жалел о том, что выпил столько вина.

— Тебе очень больно, да? — нарушила молчание Люси.

Я пошевелил языком, стараясь убрать привкус вина.

— Господь свидетель, очень.

— Ты так старался сделать все, как надо, но появляется этот человек, который просачивается сквозь существующую систему, разъедая ее.

— Он оскверняет правосудие.

«Оскверняет». Наверное, это во мне говорит мерло.

— О, Самец! — воскликнула Люси, и я буквально увидел, как она улыбается. — Правосудие не имеет никакого отношения к справедливости. Ты ведь и сам знаешь.

Допив мерло, я выключил плиту под соусом. Соус получился густым, с кусочками помидоров, оливками и изюмом. Я занимался готовкой, хотя есть мне совершенно не хотелось. Наверное, мне просто надо было найти себе какое-нибудь полезное занятие.

— Разумеется, знаю, однако это неправильно.

— Юриспруденция есть состязательный процесс, во время которого правосудию надлежит оставаться в рамках определенных юридических норм и следить за завершением игры. Правосудие — это окончательный вердикт. Оно не связано с понятиями добра и зла. Правосудие обеспечивает порядок. Но только люди способны обеспечить то, что ты называешь справедливостью.

— Господи, Люсиль, как я хочу, чтобы ты была здесь! — тяжело вздохнул я.

— Знаю. — Она говорила так тихо, что я с трудом разбирал слова. — Но ты по-прежнему Величайший в Мире Детектив, мой сладкий. Этого у тебя никто не отнимет.

И тут я неожиданно для себя улыбнулся.

Какое-то время мы оба молчали, затем Люси сказала:

— Помнишь Трейси Маннос с Восьмого канала? Мы познакомились на приеме у Грина.

— Конечно. Она управляющий директор.

— Трейси позвонила мне на прошлой неделе. Договорилась о том, чтобы филиал их студии в Батон-Руж сделал пробную съемку с моим участием. Увидев результат, она предложила мне работу в качестве штатного юридического обозревателя.

— В Батон-Руж? — спросил я.

— Нет, Элвис. У вас в Лос-Анджелесе.

Я лишился дара речи. Казалось, мерло шибануло мне в голову.