Угол атаки

Знак судьбы лежал на мрачном его...

Стоп. А ведь это чувство у меня уже было. Я видел уже этот знак - на челе подполковника Тимашука.

Говорят, Бог троицу любит. Может быть. Но то, что судьба любит двоицу, - это точно. В мире все двояко. Каждой твари по паре. У человека всего по два, чего не по одному, а по три нет ничего. Сама жизнь состоит всего из двух половин. И даже снаряд дважды падает в одну и ту же воронку гораздо чаще, чем принято думать.

Неужели и этот снаряд снова нацелился в нас?

Через пять минут мы были готовы, а Мухе и не пришлось переодеваться его как унесли в санчасть в камуфляже, да так и оставили. На нас снова накинули наручники, но как-то необычно. Дока, Боцмана и Артиста сковали в цепь, а меня - персонально. В чем смысл этого, я не понял, но спрашивать не решился, потому что от Сивопляса в его теперешнем настроении вместо ответа можно было получить по зубам, чего как-то не хотелось. Какая, интересно, муха его укусила?

- Вперед! - скомандовал пират и стволом показал на выход.

В нашем сопровождении было задействовано пятеро "черных". Один шел впереди, двое сбоку, а еще двое тащили носилки с Мухой. Замыкал шествие Сивопляс. В начале и конце длинного бетонного коридора тоже была выставлена охрана. В такой ситуации невольно ощущаешь свою значительность. Для полноты картины не хватало толпы репортеров у выхода. Чтобы зажужжали телекамеры, засверкали блицы, обрушился град репортерских вопросов, и весь мир узрел бы новых героев нашего времени и узнал, что из прохладительных напитков они предпочитают пепси, к лесбиянкам относятся с интересом, а вот гомосексуалистов не уважают.

От коридора, тускло освещенного плафонами, шло несколько боковых ответвлений. Когда мы поравнялись с одним из них, вдруг послышалась музыка, чьи-то очень немузыкальные вопли и звон стекла. Будто кто-то вдребадан пьяный отводил душу под караоке и метал пустые бутылки в железную дверь.

Это было настолько неожиданно, что я даже приостановился. Но тут же мне в спину больно ткнули стволом, давая понять, что отвлекаться не следует. Я человек догадливый, все понял и до конца пути уже не отвлекался, тем более что отвлекаться было больше не на что.

У выхода из ремзоны нас ждал аэродромный "пазик" с выбитыми стеклами, заделанными фанерой и кусками дюраля. Он был подогнан вплотную к воротам, как подгоняют автозак к дверям следственного изолятора. Но и в то короткое время, пока нас грузили в автобус, я успел умилиться хмурому ветреному дню, который после темницы показался ослепительно ярким и многоцветным, как первомайская демонстрация в старые добрые времена.

На фоне низких летящих облаков плыли мачты аэродромных прожекторов, трепыхался флажок на вышке руководителя полетов, стыли полусферы радаров. А неподалеку от выхода из подземных ангаров возвышался огромный самолет с надписью "Аэротранс" на фюзеляже. При виде его я слегка прибалдел и не сразу понял, что это не "Мрия". У "Мрии" шесть турбин, а у этого было только четыре. Это был Ан-124. "Руслан". Я поискал взглядом "Мрию" и обнаружил ее остатки в дальнем конце летного поля.

Задняя аппарель "Руслана" была опущена, возле нее суетились солдаты в оцеплении "черных", подвозили со стороны ремзоны какие-то разномерные ящики.

- Это не модули истребителей, - сказал Док. - Что же это они грузят?

Его вопрос остался безответным, потому что новый тычок автоматным стволом в спину напомнил мне, что и сейчас отвлекаться не следует.

Артиста, Дока и Боцмана усадили сзади, прицепили к поручням, меня снова почему-то выделили, отвели боковое сиденье, носилки с Мухой поставили в проходе. Один из "черных" сел за руль, а Сивопляс и еще двое расположились в передней части автобуса лицами к нам, что было вполне грамотно и говорило о том, что пират дело знает туго. Сравнительная малочисленность конвоя меня слегка удивила, но с моей стороны это было чистым тщеславием. Четверо с "калашами" против пятерых в браслетках - выше крыши.

Автобус продребезжал по бетонке и после короткой остановки миновал КПП. Сивопляса здесь хорошо знали и уважали, ему достаточно было махнуть рукой, чтобы ворота открылись. "Пазик" выкатился на шоссе, водитель прибавил ходу. Поплыли навстречу березовые колки и заросли кустарников вдоль обочин, подернутые зеленым флером свежей листвы.

По моим прикидкам, до Читы было часа три-четыре езды, но "пазик" неожиданно свернул с шоссе к широко раскинувшемуся селу с добротными бревенчатыми избами и высокими, как по всей Сибири, воротами. Возле одного из окраинных домов автобус остановился, Сивопляс вышел и стукнул по калитке массивным железным кольцом. На стук взъярились собаки, потом появилась дородная хозяйка, эдакая ядреная забайкальская казачка в кацавейке, выслушала пирата и согласно покивала. По знаку Сивопляса двое "черных" подхватили носилки с Мухой и потащили к выходу.

- Эй! А это зачем? - потребовал я объяснений.

- Зачем нужно, - объяснил Сивопляс. - Будешь спрашивать, когда тебя спросят.

Пришлось удовлетвориться. Поворот событий был странным, но угрозы, как мне показалось, не содержал. Муху втащили в дом, "черные" вернулись, автобус выехал из села и затрясся по грунтовке, вскоре свернувшей к берегу широкой спокойной реки.

- Наводит на размышления, - заметил Док. Возможно, он имел в виду отделение Мухи от коллектива, но скорей то, что эта грунтовка не могла быть дорогой в областной центр.

Так и оказалось. "Пазик" скатился по крутому съезду и остановился у свайного причала, к которому был пришвартован довольно задрипанного вида катер без каких-либо признаков команды. Даже вахтенного не было. Все это мне не понравилось.

Такой катер не мог принадлежать воинской части. Скорей - рыбоохране или лесосплавщикам. Нас собираются транспортировать в округ на этом катере? В армии так не делается. В армии на все существует четкий порядок. И всякое отклонение от него не может не насторожить. Особенно в нашем положении.

- Наводит на размышления, - повторил Док. Но предаваться размышлениям на берегу пустынных волн нам не дали. Через три минуты мы оказались в темном вонючем кубрике, застучал судовой дизель, и по легкой качке можно было понять, что плавание началось.

- И куда же мы плывем? - задал риторический вопрос Артист.

- Плавает говно, - машинально поправил Боцман по своей привычке, которая осталась у него еще со времен службы в морской пехоте.

- И куда же мы плывем, как говно? - откорректировал формулировку своего вопроса Артист.

Я напряг память, пытаясь вспомнить карту, которую мы изучали в ленинской комнате с "Моральным кодексом строителя коммунизма". И вспомнил.

- Это Ингода, - сказал я. - Она впадает в Читу.

- Река не может впадать в город, - рассудительно заметил Док. Он всегда говорил рассудительно, кроме тех случаев, когда нужно говорить очень быстро. Но в этот раз его рассудительность почему-то вызвала у меня раздражение. Я огрызнулся:

- Но ты понял, что я хотел сказать?

- Ты хотел сказать, что в нижнем течении этой реки расположен областной центр Чита. Правильно? - Вот именно, - подтвердил я. - Это я и сказал, но гораздо короче. В двадцать первом веке так будут говорить все. Привыкай.

- И знаменитый монолог Гамлета будет звучать так: "Да или как? Вот в чем", - сказал Артист. - Если вы оба не заткнетесь, я набью вам морды из собственных ручек.

- Извини, Док, - сказал я.

- Все в порядке, - сказал Док.

Катер неожиданно ткнулся в берег. Дверь кубрика открылась, появился Сивопляс и показал на меня стволом "калаша":

- На выход. Сам. Остальные на месте.

- Акт третий, - прокомментировал Артист, пока я выбирался из кубрика.

- А сколько всего? - спросил Боцман.

- В классической трагедии - пять.