Семейный отдых в Турции (сборник рассказов)

- "Дело с концом" - вас ист дас? Вот ит? - путая немецкие, английские и русские слова, спросил продавец.

- Дас ист - полторы тысячи долларов. Тысяча пятьсот. Гут?

Продавец снова задрал голову, угас лицом и начал по второму заходу шевелить губами.

- Сейчас мы возьмем и уйдем, - сказал Невский, - он ведь за нами вприпрыжку бросится. И пиво с "висики", по турецкому народному обычаю, что-то перестал предлагать.

- Я согласна, - по-русски, ломано, произнес продавец.

- Ах ты, моя милая, - громко захохотал Невский, восхищенно тряхнул головой, - согласна, значит? Ну тогда держи мани! Хотя надо было бы ещё поторговаться, - Невский отсчитал от пачки полторы тысячи, покосился на Ирину, - вы, Иришечка, браслетик с руки не снимайте, пусть он украшает вас. - И тут же повысил голос, всем своим телом отодвинул продавца в тень: - Ты мне сертификат давай, сертификат! - Невский потыкал пальцем в браслет.

- Йес! Но проблем! - Продавец в ответ мелко покивал феской.

Через минуту они уже снова были на улице. Пронзительно трещали цикады, сверчки, разные ночные жучки, мухи, кузнечики, мошки, прочая летающая голосистая дрянь, с моря тянуло легким низовым ветром, пахло свежестью, цветами, ещё чем-то терпким, восточным. Далеко над головой, зряче, осмысленно, будто живые, помаргивали звезды.

- Мусульманин, когда он что-то продает неверному, решает главную задачу... Она аллахом перед ним поставлена. Обмани кафира! А кафиры - это мы с вами. Неверные, то есть. Поэтому на будущее, Иришечка, учтите: сумму, которую с вас запрашивают, делите пополам, от половины отнимайте треть, и уж потом, от этой новой суммы, и торгуйтесь. Это уже будет более-менее реальная цена.

- Но вы-то не стали сбивать цену. Даже наполовину. Почему?

- Этого паренька в феске контролирует отель "Имбат", тут обмана много меньше, чем в городе, но в городе, особенно когда вы пойдете в здешний "караван-сарай", в торговые ряды, контроля такого уже не будет. В "караван-сарае" надо торговаться и торговаться...

- И все равно обманут. - Ирина засмеялась.

- Почти всегда - да. - Невский остановился, задышал шумно, обдавая Ирину перегаром. - А куда мы, собственно, идем? Я уже забыл, куда мы шли.

- Лучше всего - в номера, - сказала Ирина и, поежившись, обхватила себя крест накрест руками, словно ей было холодно, хотя турецкая ночь была тепла и романтична. - Уже поздно.

- Великолепная мысль - в номера! - одобрил Невский. - Пошли в номера, в наши славные меблирашки! Вперед с песнями и гиканьем под трехцветным российским флагом!

- Ты устала? - с непривычной нежностью в голосе спросил Поплавский Ирину, она удивленно глянула на него: давно муж не был таким размягченным, участливым. И лицо у него отчего-то виноватое...

А в общем, все понятно - ему так достается в этой жизни, в этом перевернутом мире, где нет ни одного видимого ориентира. Она поглядела на браслет, на камни, словно бы разговаривающие друг с другом, переливающиеся таинственно, неземно, качнула головой.

- Нет, не устала. Хотя... хотя есть немного. Но это не страшно, это... это ничего не значит.

- Вот и молодец! - обрадованно проговорил Поплавский, погладил её по плечу: - Ты у меня умница!

В ответ Ирина благодарно опустила глаза, поймала свет, идущий от браслета - ну какая же женщина способна отказаться от разглядывания драгоценностей? - это же целое действо, представление, это что-то такое, чему и точного названия нет, - она ощутила жалость и нежность к мужу... Прижалась щекой к его крепкому теплому плечу, замерла. Потом, очнувшись, спросила совсем не то, что хотела спросить:

- Невский - богатый человек?

- Очень, - быстро, словно бы ждал этого вопроса, ответил Поплавский. - И могущественный. С фантастическими связями.

- С фантастическими связями, - задумчиво повторила Ирина слова мужа, вновь со вздохом прижалась к его плечу, - но это его связи, его, а не наши... И...

- Надо сделать так, чтобы они были и нашими связями, - перебил жену Поплавский. - И нашими тоже, так будет точнее, - он специально сделал ударение на "и", - ты правильно подметила: "и..."

- Если честно, я хотела сказать другое: нам, в конце концов, наплевать на этого твоего... и на его связи. У нас есть гораздо большее ты и я, - Ирина отдернула дымчатую струистую занавеску на окне, обнажая черное звездное пространство, похожее на бездну, - ты и я...

- Нет, нам Александра Александровича никак нельзя сбрасывать со счетов. И тем более терять. - Поплавский погладил жену по теплой, нежно пахнущей духами голове, склонился, поцеловал в волосы. Вздохнул, снова поцеловал: - Ты хорошо пахнешь. Вкусно.

- Вкусно пахнуть может только яичница, - с неожиданной печалью произнесла Ирина.

- Ну почему же, почему же... - Поплавский попытался вспомнить, придумать, соврать в конце концов, что же ещё может вкусно пахнуть и быть вкуснее яичницы, но, странное дело, не нашелся. Он вздохнул и отстранил жену от себя. - Ты погоди, пожалуйста, немного... Я должен отлучиться.

- Куда?

- Скоро узнаешь, - Поплавский, словно дух, растворился в темноте комнаты. - Я должен сходить к Александру Александровичу, а потом...

- А потом - суп с котом.

- Вот именно. - Поплавский засмеялся, смех у него получился скрипучий, чужой, и хлопнул в темноте дверью.

Ирина осталась одна. Свет они с Поплавским так и не зажгли. И не надо было зажигать, когда за окном дышит чернотой небо, усыпанное, как светлячками, звездочками. Ирина всегда боялась ночной черноты, а здесь не боится... Ночь здесь была мягкой, мурлыкающей, ласковой.

Ночи в России совсем другие - они опасные, жестокие. Из темноты может прогреметь выстрел, разорваться граната, и вообще из любой подворотни может выскочить банда безжалостных "джентльменов удачи". Особенно свирепствуют малолетние - эти ничего и никого не боятся, поскольку знают, что их и наказать-то толком не могут. Ирина поежилась, обхватила руками плечи.

Хлопнула дверь номера. Вернулся муж, поняла Ирина. Спросила, не оборачиваясь:

- Это ты, Эдинька?

Поплавский не ответил. "Ему сейчас трудно, очень трудно, - подумала Ирина о муже. - И это ненужное соперничество с Невским. Да, нам нужны деньги... Чтобы жить, чтобы чувствовать себя людьми... - Она вздохнула. Потом коротко зевнула, прижала пальцы ко рту. - Пора спать". Решительно задернула занавеску.

- Все, - проговорила она, - пора спать... День был нелегкий.

Она ожидала, что муж отзовется, подойдет сзади, обхватит руками её плечи, лицом прижмется к её голове, зароется в волосы, прошепчет что-нибудь ласковое.

Ее действительно обхватили сзади за плечи, но это были не руки мужа...

Она вскрикнула и резко, всем телом повернулась.

Перед ней стоял Невский.

- Вы? - задыхаясь, воскликнула Ирина. - Вы?

- Да, я, - тихо, совсем не пьяным голосом отозвался Невский.

Ирина попробовала вырваться из его крепких рук - не удалось, только плечам сделалось больно.

- Вам же завтра стыдно будет! - переходя на шепот, воскликнула она: где-то Ирина слышала, что самый страшный крик - это крик шепотом и подивилась тогда точности этого наблюдения.

- Не будет, - твердо и просто произнес Невский. - Не будет стыдно.

- Вам мой муж набьет морду.

- Не набьет, - качнул головой Невский.

- Как же, как же... - она широко раскрыла рот - было нечем дышать, сердце закололо, - набьет!

- Во-первых, у него просто не хватит сил, я его изуродую, а во-вторых, мы с ним обо всем договорились.

Это прозвучало для Ирины, как выстрел. У неё подкосились ноги. Она попробовала закричать, но голос пропал, пискнуло что-то во рту и исчезло, словно она зубами прокусила воздушный шарик. Ирина уперлась руками Невскому в грудь, оттолкнула, просипела:

- Прочь от меня! Вы пьяны!

Лицо Невского странно укрупнилось, сделалось ясным, словно его осветила луна. Ирина увидела злые, расширившиеся глаза, морщины, крупно изрезавшие его лоб, редкие, мелкие, с желтоватым налетом зубы и особенно уши - мясистые, с большими пухлыми мочками.