Тайна дела No 963

- Здесь, кажется, здорово процветают допинги? - спросил Алекс.

- Больше того, мне кажется, что кое-кому из руководства международной федерации это на руку...

- Даже так?

- С тех пор, когда федерации открыли собственные счета для спонсоров, а реклама стала чуть ли не главным действом любых состязаний - от чемпионатов Европы до Олимпийских игр, атлеты вовсю принялись штурмовать рекорды. И чем фантастичнее становились результаты, тем значительнее выглядели долларовые счета. Естественно, есть предел человеческим возможностям, но кое-кто решил, увы, расширить их фармакологическим путем. Скандалы нет-нет да и вспыхивавшие на этой почве, старательно скрывались, проштрафившихся штангистов потихоньку убирали с помоста и на их место приходили честолюбивые новички, жаждавшие славы и денег, и чем быстрее тем лучше...

- Я слышал, что и вас не обошла эта пошесть?

- С волками жить, по-волчьи выть... Слышал такую пословицу?

- Еще бы, любимая поговорка моей бабки. Что, впрочем, не мешало ей соблюдать пуританскую чистоту нравов...

- У нас эта беда куда опаснее. Собственных "ускорителей" - кот наплакал, можно сказать, их разработка и изготовление - в зачаточном состоянии, значит, пользуемся зарубежными снадобьями, зачастую без всякой системы и без врачей - кто ж станет признаваться в пороках?

- Грустно... Человек собственными руками роет себе могилу, да еще радуется, когда посчастливится обмануть судей и соперников. Деньги... Я удивляюсь: неужто и впрямь у нас нет ничего святее их?

- До сих пор голос призывающих опомниться - глас вопиющего в пустыне...

Между тем стрелка часов неумолимо приближалась к 9:00, когда на помост должен был выйти первый участник.

Я внезапно увидел, как резко изменилось лицо Алекса, а пальцы непроизвольно сжались в кулаки, кожа побелела на сгибах. Мне показалось, что Разумовский даже задержал дыхание, точно боялся выдать себя.

Я проследил за его взглядом - и мое сердце сделало стремительный рывок, а потом словно упало вниз с огромной высоты, отчего у меня появилось ощущение, которое случается в самолете, когда машина проваливается в воздушную "яму". В нескольких метрах от нас, справа за барьером, облокотясь локтями на металлический поручень, сидел... Питер Скарлборо собственной персоной. Он, верный себе, был изысканно и со вкусом одет, заброшенная нога за ногу показывала новенькие черные мокасины и белые носки, глаза его скрывались за темными зеркальными стеклами очков. Я огляделся вокруг, надеясь обнаружить Келли или Кэт, но Питер был один, без сомнения, один.

- Это - Питер Скарлборо, - сдавленно сказал я, когда Алекс повернулся ко мне.

- Он такой же Питер Скарлборо, как я Наполеон, - отрезал Разумовский. - Настоящее его имя - Флавио Котти, потомственный сицилиец, гражданин Колумбии, человек, за которым охотится не один Интерпол, но и криминальная полиция доброго десятка государств - от США до Италии. Один из боссов наркобизнеса. Считай, что тебе крупно повезло тогда в Лондоне...

- Он-то мне и нужен, Алекс... Ой, как он мне нужен!

- Не спеши радоваться, раз Котти вынырнул в Сеуле, значит, он ведет серьезную игру... Впрочем, теперь это значения не имеет, - как-то обреченно не обреченно, но с каким-то внутренним надрывом сказал Алекс.

- Погоди, погоди, а ты-то откуда его знаешь? - запоздало спохватился я.

- У нас с Флавио есть взаимные претензии, не думал - не гадал, что столкнемся мы в Сеуле. Черт побери, почему именно здесь, на Играх? - в голосе Алекса прорвалось такое отчаяние, что мне стало не по себе. Это был крик души человека, заглянувшего в собственную могилу. Откуда мне было знать, что Разумовский уже много лет искал Флавио Котти - искал по всему свету, чтоб расквитаться за прошлое. Он произнес тихо:

- Нам следовало бы уйти, пока нас не обнаружили. Пусть фактор внезапности останется за нами...

- Хорошо, Алекс, но ты обещаешь рассказать о нем...

- Непременно, Олег. Это будет долгая исповедь... Но пока мы должны исчезнуть!

Тут зал разразился бурными аплодисментами: невысокий, коренастый болгарин одолел чудовищный вес, и штанга, как пушинка, застыла над его головой на перевитых черными, вздувшимися венами руках Геракла. Мы, извиняясь ежесекундно, пробрались к выходу. Уже покидая зал, я не удержался и оглянулся: Флавио Котти неистово рукоплескал силачу...

- Вот что, Олег, если у тебя нет других дел, давай подъедем на ранчо, мне нужно кое-кого повидать, да и по телефону переговорить.

- Нет, Алекс, я отправлюсь в Эм-Пи-Си.

- Что это такое?

- Главный пресс-центр. Если не возражаешь, встретимся у меня вечером.

- О'кей, я отвезу тебя, - легко согласился Алекс. Я видел, что он в мыслях был далеко от Олимпийского парка. - Это, кажется, рядом с "Интерконтиненталем"?

- Точно, в двух шагах от сеульского выставочного центра, там теперь расположился пресс-центр Олимпиады.

Вскоре мы уже мчались по широким сеульским улицам, запруженным автомобилями. Алекс уверенно вел "голд стар". Я обратил внимание, что почти не встречаются машины иностранных марок - сплошной поток южнокорейских автомобилей: грузовики, автобусы, легковушки. А я-то думал, что здесь все - японское...

5

У "Интерконтиненталя" мы расстались: я направился в Эм-Пи-Си, а Алекс унесся к себе на ранчо, к своему "Россинанту" и личному тренеру, охранявшему лошадь днем и ночью.

Нужно было начинать работать, а мысли мои были вовсе не об олимпийских баталиях, не о рекордах, что буквально сыпались на головы оглушенных, потрясенных невиданными результатами журналистов и зрителей, не о назревавших уже скандалах (а разве не сенсационным было поражение наших велосипедистов в командной гонке, впервые оставшихся без медалей?), не о фантастических суммах, затраченных организаторами на Олимпиаду (поговаривали о нескольких миллиардах долларов), и даже не о встреченном при входе Ефиме Рубцове, моем давнем оппоненте из "Свободы", который так радушно осклабился, что я и впрямь подумал о всеобщем воздействии даже на такие заскорузлые души нашей перестройки.

Встреча с Питером Скарлборо не выходила из головы. Его появление здесь к разряду случайностей не отнесешь, а даже краткая характеристика, выданная ему Алексом Разумовским, свидетельствовала о чрезвычайном событии, что затевалось здесь.