Отцовская скрипка в футляре (сборник)

— Да-да! — сокрушенно подтвердил Постников.

— Ладно, хоть, как известно, дураков и в церкви бьют… Попробую помочь тебе, дон Жуан поселкового значения… — Он пододвинул к себе телефонный аппарат, долго накручивал диск. — Это Шараповский райотдел внутренних дел? Приемная подполковника Нестерова? Здравствуйте! Чумаков… Соедините меня с Михаилом Григорьевичем… Что? В районе? Будет только дней через пять? Жаль… Да, а старик Стуков работает еще? Ну, я рад за него. Вы не подскажете его номер?…

Снова он накручивал диск, ждал ответа. Наконец покровительственно забасил, должно быть, не давая собеседнику вклиниться в поток своих фраз:

— Здорово, Стуков! Привет, Василий Николаевич! Здравствуй, старый конь, который борозды не портит. Федор Иннокентьевич говорит. Пульку без меня рисовать не разучился? — Но вот ухмылка сползла с его лица: — Это не Стуков? А где же Василий Николаевич? В Таежногорске? — И ввернул шутливо: — А с кем же я так содержательно? Кто?! Щербаков Денис Евгеньевич? Старший следователь УВД? М-да… — Чумаков облизнул пересохшие губы, но тут же заговорил уже всегдашним с теплинкой тоном: — Извините, Денис Евгеньевич, за такую комическую увертюру. Это Чумаков, из треста «Электросетьстрой». Я уверен, вы не откажете мне в помощи. Дело в том, что ответственный работник нашего треста Постников Игорь Петрович совершенно неожиданно для нас вызван в шараповскую милицию. Работник отличный, семьянин… Естественно, всполошилась вся общественность. Может быть, Денис Евгеньевич, будете настолько любезны и скажете, зачем понадобился он вам в казенном доме? И что нам делать? Потерпеть пару-тройку дней без него?… Или всем коллективом брать его на поруки, сушить ему сухари?… — И засмеялся, сведя все к шутке. Но сразу же оборвал смех и процедил сквозь зубы: — Не полномочны, значит, давать такие разъяснения. А вы, оказывается, товарищ Щербаков, формалист. Я ведь к вам не как частное лицо, а как руководитель крупного производственного коллектива, человек известный в области и в нашей отрасли… Что-что?! Перед законом все граждане равны? — Чумаков побагровел, заклокотал от негодования и спросил опрометчиво: — Это что же, вы в том смысле, что и меня, как бедного Постникова, вызовете повесткой да еще с угрозой привода? Ах, пока не требуюсь? И на том спасибо. Стало быть, со временем могу и потребоваться… Ну, утешили… А я в свою очередь обрадую вашего генерала, поблагодарю его за воспитание работников в духе уважения к руководящим кадрам…

Чумаков швырнул трубку, растер руками посеревшее лицо, будто умываясь, зло заключил:

— Сидит, там, понимаешь, хмырь какой-то. Бюрократ! Угрожает еще: понадобитесь, вызову… Словом, езжай, не мандражи… В случае чего подмигни — и я мигом туда. Разъясним им, кто есть кто…

ГЛАВА ШЕСТАЯ

— Помню ли я тот вечер? — невесело усмехнулся Кузьма Филиппович Яблоков в ответ на вопрос Дениса Щербакова. — Не раз «воспоминания» свои писал во все концы…

Было только девять часов вечера, когда Кузьма Филиппович Яблоков засобирался на ДОЗ. Заступать на ночное дежурство ему только в одиннадцать, но путь до завода такому ходоку, как Яблоков, неблизкий. К тому же пуржит, и по такой мерзкой погоде может не выйти в рейс старенький поселковый автобус.

Добравшись до автобусной остановки, он решил сделать передышку: хотя и утлый закуток, а все какое-никакое затишье. Кузьма Филиппович прислонился к деревянной стойке павильончика и стал ждать: не подфартит ли с автобусом.

Далеко, в снеговой завесе, сначала совсем тускло, потом ярче зажелтел светлячок. «Автобус!» — обрадовался Яблоков. Но вскоре понял, что ошибся. Просто брел по метельной улице пешеход, подсвечивая себе электрическим фонариком.

Заставив Яблокова попятиться и зажмуриться, луч фонарика скользнул по его лицу, и прозвучал властный голос:

— Эй! Кто там хоронится в потемках?!

Яблоков, успевший присмотреться в темноте, увидел, что перед ним стоит с фонариком в руке не кто иной как Федор Иннокентьевич Чумаков.

И хотя Яблоков был человеком не робкого десятка, и фронт прошел, и не раз потом доводилось испытать разные передряги, но под нацеленным на него взглядом Чумакова ему вдруг стало так жутко, словно бандит какой нож наставил на него. С трудом ворочая языком, Яблоков пролепетал:

— Я это, Федор Иннокентьевич, Яблоков. Слесарь с деревообрабатывающего завода при вашей, Федор Иннокентьевич, ПМК.

— А, Яблоков, значит, — признал его Чумаков и не удержался, блеснул своей редкостной памятью на имена и отчества подчиненных: — Кузьма Филиппович, кажется? Так?

— Точно так, Федор Иннокентьевич! — признательно подтвердил Яблоков, с облегчением чувствуя, что страх и оторопь первых мгновений глохнут. Перед ним, слава богу, не разбойник какой, а сам Федор Иннокентьевич Чумаков. А если он попервости и спраздновал труса, так это от изумления: про Чумакова в поселке слава шла, что он даже в сортир ездит на машине, а тут, в этакую непогодь, топает на своих двоих, как простые смертные, подсвечивает себе фонариком…

— А ты чего, Филиппыч, ошиваешься тут в темноте? — вопрос этот, как послышалось Яблокову, Чумаков задал с неудовольствием, будто укоряя за неожиданную встречу, но тут же постарался смягчить тон грубоватой шуткой: — Может, ты, Филиппыч, в потемках того… девок караулишь? А? — И его раскатистый, смачный хохот заглушил посвист метели.

Яблокову стало обидно от этих шуточек: большой человек, а несет несуразное. И он объяснил с достоинством:

— На смену мне заступать в одиннадцать. Вот и жду, может, автобус. — И сам не понял, как дальше сорвалось с языка: — Я-то — ладно. Наше дело привычное — на своих двоих. А вот вы чего пешие по такому ветрюге?…

— Доктора говорят, вечерние прогулки полезные. А также насчет закалки в любую погоду. Если же серьезно, то позарез надо к вам на завод. Машина, как на грех, на приколе. В такую погоду, сам знаешь, хороший хозяин собаку не выгонит на двор. Как же мне шофера тревожить? Вот и шествую чинно…

— Оно конечно, Федор Иннокентьевич, — деликатно согласился Яблоков, — если для дела надо, не только пехом — ползком поползешь,

— Вот-вот, — подхватил Чумаков с облегчением. — Стали ко мне поступать сигналы, что у вашего Лукова не все ладно в ночной смене, когда начальство крепко спит. Разбаловался кое-кто, понимаешь? Водочка, то да се в рабочее время. Народ сейчас сам знаешь какой — оторви да брось. Глаз да глаз нужен. Вот и решил убедиться лично. Ты уж, Филиппыч, никому о нашей встрече, чтоб не спугнуть!..

Опять Яблокову стало как-то неловко: вроде бы на вранье поймал уважаемого начальника. Говорил тот как всегда решительно, но как-то замедленно, будто на ходу придумывал слова. А пуще всего донимало сомнение: вся ночная смена — десятка два человек: дежурный мастер, пяток дежурных слесарей, электрик, пожарные, сторожа. Люди все в годах, кто на пенсии уже, кто до пенсии отсчитывает последние недели. Все службу знают. И чтобы там водка или еще какое баловство, об этом и слыха не было. Впрочем, начальству виднее что к чему…

А Чумаков вдруг засуетился:

— Ну, Филиппыч, ты морозостойкий. Жди автобуса. Может, и подфартит тебе. А мне торопиться надо к пересменку.

Напрашиваться в попутчики к Чумакову, чем-то крепко рассерженному, было бы для Яблокова пойти поперек самолюбия. Позови его кто, он без звука пойдет провожатым даже до дому. А напрашиваться в поводыри ни к Чумакову, ни к самому министру не станет. Не холуй он, Яблоков, — солдат и ветеран труда.

Яблоков проводил взглядом Чумакова, которого сразу же скрыли тьма и снег, и решил потоптаться здесь еще четверть часа, чтобы не нагнать ненароком Федора Иннокентьевича.

Снова рванул ветер, взвихрил, закрутил снег. Яблоков попятился в глубь своего укрытия, загородился воротом полушубка. И вдруг не слухом услыхал, а всей кожей почувствовал, что кто-то надвигается на него. Должно быть, этот «кто-то» по-кошачьи различал в темноте предметы. Он вплотную подошел к Яблокову, тронул его за плечо, но спросил совсем не страшно: