Растерзанное сердце

— Да, пока она не потерпевшая. — Энни выделила голосом слово «пока».

— Дерзость и нарушение субординации ничего вам не дадут.

— Зато как приятно! — Энни поднялась с кресла. — Видимо, говорить нам с вами больше не о чем, так что, если хотите предпринять против меня какие-то действия, валяйте. Мне все равно. Либо наваливай кучу, либо слезай с горшка.

Лицо Жервез потемнело.

— Что вы сказали?

Энни направилась к двери.

— Что слышали, — отозвалась она.

— Хорошо. — Выдержке суперинтенданта Жервез можно было позавидовать. — С этой минуты вы приступаете к чтению и обработке показаний. И пришлите ко мне сержанта Темплтона.

— Есть, мэм, — ответила Энни и осторожно, без стука закрыла за собой дверь. Ах вот оно что! Темплтон. Теперь все понятно.

Чедвик вместе с полицейской группой вошел в дом на Спрингфилд-маунт, потому что именно здесь Мак-Гэррити домогался Ивонны. Одновременно с этим две другие группы, также с ордерами на обыск, совершали рейды на Бэйсуотер-террас и Кэрберри-плейс. Они выждали и начали действовать только после полуночи; к этому времени Ивонна крепко спала в своей постели. Поскольку преждевременное оповещение о прибытии полиции могло привести к тому, что обитатели квартир спустят наркотики в унитаз, всем трем группам было разрешено силовое проникновение в помещения.

Улицы были пустынны, большинство домов погружены во тьму. Только кое-где светились одинокие окошки, может, у людей, страдающих бессонницей, или у студента, засидевшегося за книгами. Поблескивающие от дождя тротуары и асфальтовые мостовые отражали желтые уличные огни. Прямо напротив нужного им дома располагался небольшой парк в форме треугольника, зажатый между двумя большими дорогами, сходившимися к вершине. На ночь этот парк запирали. В конце улицы, на другой стороне, неясно вырисовывались очертания местной школы с колоколенкой и высокими окнами.

Автомобиль без полицейской маркировки остановился в конце улицы, позади патрульной машины. В общей сложности здесь было пятеро сотрудников полиции: Чедвик, Брэдли и трое полицейских, один из которых должен будет охранять черный ход. Команду, отправившуюся в Кэрберри, возглавил Джефф Брум, а рейд на Бэйсуотер-террас — его коллега Мартин Янг. Они не ожидали сопротивления или каких-то сложностей, разве что от Мак-Гэррити, если при нем остался нож.

Чедвику слышна была музыка, доносящаяся из гостиной; за занавесками мерцали свечи. Отлично, значит, кто-то дома. Теперь главное — эффект внезапности. Когда все заняли свои места, Чедвик кивнул полицейскому, державшему в руках небольшой таран. Одного удара было достаточно, чтобы сломать замок, дверь, крутанувшись на петлях, распахнулась внутрь.

Как и было условлено, двое полицейских метнулись по лестнице наверх, чтобы обеспечить прикрытие верхнего этажа, а Чедвик и Брэдли вошли в гостиную. Еще один полицейский позаботится о кухне.

В гостиной Чедвик обнаружил трех человек, лежащих на полу и пребывающих на различных стадиях наркотической интоксикации, вызванной марихуаной, — судя по запаху, который не могли замаскировать даже две дымящиеся благовонные палочки. Мерцали свечи, а из проигрывателя доносились ужасающие, ноющие вопли электрогитары. Такие звуки мог бы издавать кенгуру, которому прищемили яйца, подумал Чедвик.

Прибытие полицейских едва ли прервало глубокомысленную беседу — или вообще какую-то беседу, — поскольку, казалось, все, кто здесь находился, некоторое время назад лишились дара речи. Лишь одному удалось выдавить краткое «Какого хрена?» перед тем, как Чедвик объявил, кто он, и сообщил, что полиция намерена провести обыск помещений на предмет обнаружения наркотиков и ножа, при помощи которого, возможно, было совершено убийство. Брэдли включил свет и вырубил музыку.

Чедвик с удивлением понял, что ничего такого уж страшного здесь не происходит: просто трое юных длинноволосых существ под кайфом слушают то, что у них сходит за музыку. Не было никакой оргии, никто не ползал нагишом, пуская слюни на пол, никто не совершал половых актов. Потом Чедвик увидел обложку пластинки, прислоненную к стене. На обложке была изображена девочка с длинными волнистыми рыжими волосами и пухлыми красными губками. Она была по пояс обнажена, и ей вряд ли было больше одиннадцати — двенадцати лет. В руках она бережно держала хромированную модель аэроплана. ^[21] Куда я попал, что это за извращенцы? — подумал Чедвик. А ведь один из них встречается с его дочерью. Вот где Ивонна была бы сегодня вечером, если б ее не напугал Мак-Гэррити. Вот чем она бы занималась. Она бывала здесь раньше и вела себя, как эти юнцы. Это его разозлило.

Брэдли записал имена присутствующих: Стив Моррисон, Тодд Краули и Жаклин Мак-Нил. Все они казались вполне безобидными и послушными. Чедвик отвел Стива в угол и схватил его за ворот рубашки.

— Чем бы это ни кончилось, — прошипел он, — я хочу, чтобы ты перестал видеться с моей дочерью. Понятно?

Стив побледнел:

— С кем? С кем я вижусь?

— Ее зовут Ивонна. Ивонна Чедвик.

— Черт, я не знал, что она…

— Просто держись от нее подальше. Ясно? — Стив кивнул, и Чедвик отпустил его. — Ладно, — произнес он, поворачиваясь к остальным. — Где Мак-Гэррити?

— Понятия не имею, — ответил Тодд Краули. — Он тут был сегодня. Может, он наверху.

— Чем вы занимались?

— Ничем. Просто музыку слушали.

Чедвик махнул в сторону обложки:

— Где вы достали эту пакость?

— Что?

— Обнаженный ребенок. Вы понимаете, что мы можем предъявить вам обвинение в хранении непристойных изображений?

— Это же искусство, — запротестовал Краули. — Ее можно в любом музыкальном магазине купить. Непристойность — в глазах смотрящего.

На полу, рядом с пустыми пивными бутылками, валялась газета и засаленные обертки от готовой еды — жареной рыбы с картошкой. Брэдли направился к пепельнице и извлек из нее несколько самокруток; судя по запаху, в них была смесь табака и марихуаны. Одного этого было достаточно, чтобы привлечь их за хранение наркотиков.

Какого черта, что Ивонна забыла в этой помойке? — недоумевал Чедвик. Зачем она сюда приходила? Что ей, дома плохо живется? Ей так не терпится удрать от него и Джанет? Незачем пытаться это понять. Как говорит Эндерби, все это, видимо, результат стремления к свободе.

Сверху донеслись звуки короткой потасовки и одного сильного удара, после чего раздался громкий топот. Он приближался. Подойдя к лестнице, Чедвик увидел двух полицейских, один был без фуражки, они выкручивали руки человеку, который бешено извивался, пытаясь встать.

— Он не хотел идти с нами, сэр, — доложил один из полицейских.

Очевидно, они ухватили его под руки и сволокли с лестницы задом наперед, что вряд ли причинило ему какой-то ущерб, кроме морального; впрочем, возможно, он зашиб при этом копчик. Чедвик наблюдал, как неопрятный парень в черном, с длинными темными волосами и рябым лицом поднимается на ноги и отряхивает с одежды пыль. Надменная усмешка снова была на своем месте — если она вообще исчезала с его лица.

— Так-так-так, — произнес Чедвик. — Полагаю, мистер Мак-Гэррити? Я как раз хотел перемолвиться с вами словечком.

Любимый бар Эндерби располагался через две улицы и был похож на его дом: уютный и неприметный. Это было сравнительно новое строение, возведенное, видимо, в конце шестидесятых: невысокое, приземистое, большие венецианские окна обращены к морю. С точки зрения Бэнкса бар обладал важными преимуществами: в это время, в середине дня, здесь было практически пусто, а кроме того, здесь подавали бочковое «Тетли». Одна пинта мне вреда не принесет, подумал он, заказал пиво у барной стойки и понес стаканы к столику. Эндерби поглядел на него:

— Так и думал, что ваша решимость может ослабнуть.

— Это со мной часто бывает, — сознался Бэнкс. — Отличный вид.