Пожизненный срок

— Что она делала ножом?

Юлия принялась чесаться еще сильнее.

— Она порезала…

— Ты можешь сказать мне все, — произнесла Анника.

Юлия перестала чесаться и рассеянно посмотрела на стену.

— Она порезала ему щечку и зажала рот рукой… на ней были перчатки…

— Она порезала Александру лицо?

Из глаз Юлии полились слезы.

— И я ничего не могла сделать, — с трудом проговорила Юлия. — Она сказала: «Я его задушу, удавлю, если ты начнешь кричать. Это так легко — убивать детей». Так она сказала. Господи, что я сделала?

Юлия Линдхольм заплакала, горько, тихо и безутешно.

Анника сидела за столом и молча смотрела на Юлию.

Потом она решила достать из сумки платок и дать его Юлии, но вспомнила, что оставила сумку в шкафу.

Юлия испустила глубокий вздох и вытерла лицо рукавом.

— Я не смогла ему помочь. Она сказала: «Если ты пойдешь за мной, то я перережу ему горло». Он заплакал, стал звать меня. В этот момент она и порезала ему щечку. Она резала ему лицо, а я не могла даже кричать. Что было потом, я не помню…

Она задрожала и снова расплакалась.

— Я ничем ему не помогла. Она резала ножом его личико, а я не знала, что делать. Я так боялась, что он умрет…

«Кровь на полу, ДНК Александра».

— Я думаю, что та женщина знала Давида, — сказала Анника. — Поможешь мне ее выследить?

Юлия покачала головой, развернула салфетку и вытерла глаза.

— Она опасна, как смертоносная змея, — сказала она. — Ее боялся Давид. «Она сумасшедшая, — говорил он. — Не приближайся к ней».

Анника покрылась гусиной кожей. «Она сейчас говорит о себе?»

— Кто она? Ты знаешь ее имя?

Юлия снова покачала головой.

— Эта женщина сделала аборт, когда я ждала Александра. Давид никогда в этом не признавался, но я знала все. Я видела снимок ультразвукового исследования. У нее должна была родиться девочка. Мне надо было тогда оставить Давида, мне надо было это понять. Он все время мне изменял.

— Это она постоянно вам звонила? — спросила Анника. — Это она звонила, когда Александр был совсем маленьким, и требовала, чтобы ты избавилась от него?

Юлия пожала плечами:

— Не знаю, может быть. У него было много женщин.

— Когда Давид сказал, что эта женщина опасна?

Юлия удивленно посмотрела на Аннику:

— Какая женщина?

— Ты сказала, что Давид говорил о ней, об опасной женщине. Когда он это говорил? В то время, когда Александр только родился?

— О нет, — возразила Юлия, — это было не так давно.

— Незадолго до смерти Давида?

Юлия прикрыла рот ладонью, глаза ее наполнились слезами.

— Это моя вина, — сказала она. — Я не делала ничего, потому что боялась, как бы она не причинила ему еще большее зло. Она ведьма! Кровь текла по его щеке, ты бы видела, как он был испуган. Ты бы видела, как она зажимала ему рот и нос рукой, и он не мог кричать, он задыхался… На ее руках были перчатки, я так боялась…

— Но когда же он это сказал?

— Когда был пьян. Мы с Александром отдыхали за городом, жарили сосиски, а потом пошли смотреть костер в Хеллерфёрснесе по случаю Первого мая. Когда мы вернулись, Давид был мертвецки пьян. Он не был зол, скорее напуган.

— Это было весной? Приблизительно за четыре недели до смерти?

Юлия кивнула.

— Ты говоришь, Давид был напуган. Он не сказал чем?

Юлия покачала головой.

— Но тогда откуда ты знаешь, что он был напуган?

— Он просил у меня прощения. Сказал, что причинил мне много горя. Сказал, что не хотел этого. Он говорил, чтобы я не разговаривала с посторонними по телефону и не открывала дверь, если кто-нибудь постучит.

Анника вспомнила рассказ Нины о том, какой странной стала Юлия в последние несколько недель перед смертью Давида, о том, как она запиралась дома и не подходила к телефону.

— Но он не сказал ее имя? Не говорил, кто она?

Юлия снова качнула головой.

Анника поерзала на стуле.

— Наверняка эта женщина была неуравновешенной личностью, — предположила она. — Вероятно, у нее были прочные связи в преступном мире. Если она сделала аборт и послала Давиду снимок УЗИ, значит, отцом ребенка был он. Выходит, у нее была длительная связь с Давидом, не меньше четырех с половиной лет. Началось это, наверное, когда вы жили в Испании. Ты когда-нибудь видела ее раньше?

Юлия молча покачала головой.

— Ты узнала бы ее, если бы встретила?

Юлия поколебалась, потом кивнула.

— Если я найду фотографии женщин, с которыми Давид близко общался, и покажу их тебе, ты узнаешь ту женщину?

Юлия снова кивнула.

— И еще одно, — сказала Анника. — Я, в конце концов, все же корреспондент газеты «Квельспрессен». Могу я взять у тебя интервью и опубликовать его?

Юлия изумленно посмотрела на Аннику:

— Но что я должна сказать?

— Ну, начать можно с рассказа о том, как тебе живется в тюрьме.

Андерс Шюман картинным жестом пригласил председателя совета директоров газеты в свой крошечный кабинет.

— Могу я тебе что-нибудь предложить? — спросил он, помогая Герману Веннергрену снять пальто и аккуратно кладя его на стол. — Стакан воды или, может быть, кофе из автомата?

— Перестань строить из себя Петрушку, — сказал председатель, поправляя запонки.

Шюман был приглашен на обед с Германом Веннергреном на веранду «Гранд-отеля», но из-за стесненного финансового положения газеты и во имя экономии денег владельцев был вынужден отклонить приглашение. Этот жест не очень понравился руководству, и на следующем заседании совета директоров поставят вопрос о сокращении представительских расходов. Собственно, Шюмана все это не очень волновало, но такая мелкая месть раздражала и действовала на нервы.

— Должен сказать, что все это выглядит весьма тревожно, — констатировал председатель, опасливо присаживаясь на хлипкий стул для посетителей. — Руководство редакции численностью восемьдесят два человека — это что-то за гранью разумного. Как мы с этим справимся?

Андерс Шюман обошел стол, сел и придвинул стул ближе к столу. Из-под пальто шефа он извлек распечатки с расчетами и вручил их Герману Веннергрену.

— Это самый простой, самый дешевый и самый быстрый способ сокращения расходов, — сказал Шюман. — В соответствии с достигнутыми договоренностями по зарплате — это приложение четыре — члены руководства не получают премии. Премия либо включается в основную зарплату, либо компенсируется каким-либо иным способом. Мы ввели термин «бонус за ответственность», а эти выплаты назначаются только самым активным членам руководства.

— У-ху, — хмыкнул Герман Веннергрен, перелистывая документ. — И это поможет решить проблему сокращений?

— Нам пришлось учесть требование профсоюза о том, чтобы мы следовали правилу увольнять первыми пришедших последними. Мы сократили шестьдесят две ставки, по большей части в редакторском составе. Как ты видишь, мы основательно почистили и высшее руководство. Комитет уволит управляющего директора и передаст мне его полномочия. Сразу после встречи у меня состоятся переговоры с нашим профсоюзным представителем. Поэтому до начала переговоров я хочу ознакомить тебя с моим альтернативным предложением.

— Я вижу, — сказал Герман Веннергрен. — Думаю, что мы вполне можем обойтись без управляющего директора. Так в чем заключается твое альтернативное предложение?

— Если профсоюзный председатель поднимет шум, то я уволю всех редакторов с тем, чтобы они тут же подали заявления о приеме на работу. Я выберу тех, кого сочту нужным.

Председатель неодобрительно нахмурился.

— Мы и раньше пробовали такие вещи. Это ловушка.

Андерс Шюман развел руками.

— Это вам нужны экономия и сокращения, я в данном случае простой исполнитель. Поддержит ли семья мое предложение, даже если из-за этого возникнут какие-то треволнения?

Герман Веннергрен встал и посмотрел на часы («ролекс» в форме устрицы; Андерс Шюман находил эти часы легкомысленными).