Предательство в Неаполе

Синьора Мальдини возвращается с кухни и небрежно ставит на стол чашку с кофе. Настроение ее не улучшилось. Но по крайней мере я знаю, на чьей она стороне, или, точнее, догадываюсь, что она не на стороне Саварезе: на деле же старушка может верить в торжество правосудия или поддерживать Сонино. Только теперь это для меня не имеет значения. Я решаю, звонить мне или не звонить Луизе. Звоню: занято. Выжидаю пять минут, снова звоню: занято. Синьора Мальдини внимательно наблюдает за мной. Еще раз пытаюсь дозвониться до Луизы и, когда вновь оказывается занято, собираюсь уходить. Голова, того и гляди, лопнет от натуги. Предупреждение Луизы гвоздем сидит в мозгу, но я не обращаю на него внимания. Что-то влечет меня из дома. И только когда я выхожу из здания, то понимаю, в чем дело. Джованна может появиться в любую минуту, и времени у нас будет очень мало. К ее приезду я должен быть готов.

Покидать переулок я не решаюсь. Не хочу торчать у всех на виду. Просто прислоняюсь к стене. Незачем оглядываться по сторонам: она приедет, и спустя секунды нас уже не будет, мы вольемся в поток транспорта и направимся вон из города. Я уже сообразил, что нам делать. Поезд — до Парижа, «Евростар» — до Лондона. Потом мне предстоит убедить паспортный контроль, что Джованна моя жена или подружка, что на нее напали и отняли все, что она хочет попасть домой, разве можно ее винить: «Посмотрите, что эти звери с ней сделали!» Надеюсь, мне поверят. Если же нет, то придется вернуться в Париж и придумать новую легенду. По крайней мере Джованна вырвется из Неаполя.

«Веспа» притормаживает — и я в седле. Обнимаю девчонку за талию. Лихо катим среди пешеходов, виляя, как слаломисты. Удивляет то, что мы не привлекаем внимания. Ведем себя точь-в-точь как другие молодые пары, рвущиеся умчаться куда-то: порыв вызван горячностью юных сердец, а вовсе не обстоятел ьствам и.

Тормозим у винодельни. Слезаем с «веспы» и стоим друг против друга на клочке утоптанной земли. Только-только перевалило за полдень. Солнце прямо над нами, слепящий белый диск, широко раскинувший свои лучи. Ссадины на лице Джованны заживают. Вновь заметна становится мягкость и плавность линий. В ее возрасте организм восстанавливается быстро, скоро она будет выглядеть как прежде. Что же я скажу на паспортном контроле?

Встреча наша коротка. Ей нужно ехать обратно. Вечеринка. В честь освобождения ее братьев. Я ей помогу? Да. Когда? Завтра, потом послезавтра. Потом — в пятницу. Дальше — не знаю. Надо подумать. Думаю я о Луизе. Не может она остаться с Алессандро, но предпочтет быть со мной. Скоро мы будем в безопасности, уверяю я Джованну и кладу руки ей на плечи. Она смотрит мне в лицо и тянется поцеловать меня. Наши губы встречаются. Я не отстраняюсь сразу. Чувствую ее готовность уступить мне. Скольжу губами по ее щеке, покрытой корочкой запекшейся крови. Вот трещинка. Джованна вырывается. Стоим, глядя друг другу в глаза. Мне виден и ощутим страх Джованны, переменчивый и глубокий. Она чувствует его физически, он проходит волной по ее телу. И я чувствую его — кожей, руками, губами. Близость обращает наш страх в желание. Оно представляется единственным разумным действием среди окружающего нас хаоса. Джованна, не сводя с меня глаз, берется за нижний край своей белой футболки. Делает это решительно, готовая стащить с себя одежду. Я хватаю ее за руки.

— Нам надо возвращаться.

Она смотрит на меня исподлобья, руки ее теребят и мнут край футболки. Я беру ее за руку. Теперь мой черед вести ее через виноградник.

Вернувшись домой, звоню Луизе сообщить, что скоро она избавится от меня. Та в слезы, кричит, что я не могу бросить ее, что жалеет о своих словах. Я отвечаю, что хочу ее видеть, прямо сейчас.

— Ты не можешь… Джим, не заставляй меня. Прошу.

— Когда Алессандро приходит домой?

— Не знаю. Позже. Сказал, что мы вместе идем ужинать, и просил позвонить тебе. Я боюсь, Джим.

— Я сейчас приду, — говорю я и вешаю трубку.

По лестнице бегу, перескакивая через три ступеньки. Одержимость Джованны передалась мне и превратилась в одержимость похоти. Я должен видеть Луизу, обладать ею. Бегу по улице Санта-Мария-ла-Нуова. Мне трудно дышать, пот катит градом. Ловлю такси. Хорошо бы водителем оказался Массимо, чтобы можно было снова поделиться своими несчастьями. Чувствую себя шизофреником. Я люблю Луизу, но должен помочь Джованне. Меня разрывают надвое любовь и ответственность. Одно чувство — невольное, другое — необходимое. Называю адрес Луизы. Такси резко берет влево и летит по узкой улочке.

Луиза впускает меня. Не знаю почему, но я разочарован тем, что она не голая. Луиза ведет меня наверх, в небольшую комнату для гостей с односпальной кроватью.

Я говорю с нетерпением:

— Снимай с себя все.

Луиза смотрит мне прямо в глаза. Я повторяю:

— Сними с себя все.

Одежда падает на пол. Я валю ее на постель, раздвигаю ее ноги и погружаюсь лицом в промежность. Луиза жалобно зовет меня по имени. Я встаю и раздеваюсь. Луиза приподнимается и берет мой член в рот. Теперь она впадает в безрассудное отчаяние. У меня все обрывается внутри.

Луиза отшатывается:

— Теперь что ты хочешь от меня?

Я не знаю. Молча переворачиваю Луизу и вхожу в нее сзади. Она выгибается, стонет. Понимаю, что долго я в этой позе не продержусь. Но мне все равно. Мне нужна только разрядка. Вовсе не наслаждение. Я кончаю и не чувствую ничего. Мои желания неосуществимы — остаться в Неаполе и быть любовником Луизы. Исчезнуть для Алессандро. Потом стать ее мужем. Жить с ней здесь и в Сорренто. И долго-долго жить счастливо под этим горячим солнцем среди лимонных рощ, бандитов на «веспах» и гангстеров.

— Луиза, я тебя люблю, — говорю я печально.

Она стоит передо мной, скрестив руки на груди.

— Ты мне очень-очень дорог.

— Но ты не любишь меня.

— Это что-нибудь изменило бы?

— Я бы чувствовал, что любим.

— Ты любим.

Мне становится еще хуже, потому что это ничего не меняет и, уж во всяком случае, не очень-то я этому верю.

— Я должен идти. Надо кое-что устроить.

— Что устроить?

— Увезти отсюда Джованну.

— Я могу чем-то помочь? — вяло спрашивает Луиза.

— Да. Деньги на билеты до Парижа, а потом до Лондона. И еще немного. Я даже придумал, как провезти ее и Англию.

— Когда нужны деньги?

— Не знаю… завтра. Сейчас, когда брат вышел из тюрьмы, она в отчаянии.

— Ты собираешься увидеться с нами позже? — спрашивает Луиза.

— Не знаю.

— Пожалуйста, ради меня. Ты оставляешь меня одну, помни.

Это взятка, от которой я не в силах отказаться. Соглашаюсь, но добавляю:

— А почему ты не бежишь с нами? Ты ведь знаешь, что этого я и хочу.

Луиза смотрит на меня и качает головой:

— Я его не оставлю, Джим. Я его люблю.

Чувствую себя глупеньким, бестолковым, наивным. Конечно же, не уйдет она от Алессандро из-за меня. Стою и молчу целую минуту, осознавая наступившую определенность. Мое молчание задевает Луизу. Ей не хочется, чтобы перед ней разыгрывалась трагедия. Не нужен ей парад моих чувств. До сих пор Луиза ловко обходила их стороной или, во всяком случае, делала вид, что все это часть нашей игры. Любовь как составная часть похоти. Луиза жмет мне руку выше локтя и говорит:

— Ты меня с ума сводишь.

На какое-то мгновение мы забываем об измене и опасности, мы просто пара, страдающая от несоответствия чувств, и при этом мы оба понимаем: наше чувство умрет, если мы не будем испытывать адекватных эмоций. Впрочем, смысла в этом нет, потому что мы окружены изменой и опасностями, а Луиза замужем, так что долго нам и не протянуть, какие бы чувства нами ни владели.

— Луиза, я не передумаю, ни сейчас, ни завтра, ни в Лондоне.

— Но ты ведь вернешься ко мне? — Луиза дразнит меня, проверяя, крепко ли она меня держит. И я понимаю, что это единственная игра, доступная ей.

Надежды мои рухнули основательно.

— На кой черт я тебе сдался, Луиза? Говоришь, что не уйдешь от него, и тут же желаешь знать, вернусь ли я к тебе. Сейчас не время для идиотских игр, люди в беде. Я в беде. Скажи, что тебе от меня нужно?