Смертельное шоу

-- Это там, на набережной?

-- Ага! По сто синяков в день зарабатывал. Зато теперь точно знаю, что в агрессив-инлайн-скейтинге мне равных нету! В Приморске -- точно! А может, и в Москве... Вот про Америку не знаю. Они раньше нас на роликах гонять начали...

Солнце жгло и жгло непокрытую голову Ковбоя, но он упрямо не приближался к тени. Он будто бы решил ее всю целиком подарить Саньке.

-- А он... тот парень, -- осторожно спросил Санька, -- больше тебя не видел? Ну, в смысле, на роликах?

-- Нет. Сто процентов, что нет! И я его не видел.

"А я видел", -- чуть не сказал Санька. Хотя, возможно, бутылку с зажигательной смесью бросал в окно вовсе не парень в серой майке, а какой-нибудь местный пацан. Мало ли желающих в провинциальном Приморске заработать пару сотен баксов за бросок какой-то бутылки в окно!

-- И потом, я сразу понял, что дело тухлое, -- грустно сообщил Ковбой.

-- В каком смысле?

-- Ну, он мне сказал, что всего-то делов сначала стекло разбить, а уже потом бутылку вбросить... Я и понял, что опасно. И еще я про Буйноса спросил, а он сказал, что его в это время в офисе не будет, а бутылка -это предупреждение. Чтоб понял, значит, что они не шутят...

-- А кто -- они?

-- Не знаю. Я никого, кроме этого парня не видел.

Санька снова закрыл глаза. Солнце проникало и сквозь веки. Оно усыпляло и одновременно мешало спать. Солнце тоже было частью Приморска, и было непонятно, какое же тогда солнце стояло над Москвой, где не было такой одуряющей жары.

-- Он новой встречи тебе не назначил? -- не открывая глаз, спросил Санька.

-- Нет... Просто сказал, что на днях зайдет.

-- И все?

-- Все. Чтоб мне на роликах гонять разучиться!

Глаза заинтересованно открылись. Мутно, как сквозь полиэтиленовую пленку, Санька увидел уже знакомые оранжевые ботинки с выгрызенными из ряда двумя средними колесиками.

-- Ты бы сменил их на черные. За километр видно. Как семафор.

-- Привы-ычка, -- протянул Ковбой. -- Я на них ездить научился.

-- А зачем средние колесики снял?

-- Они сами отлетели... Точнее отлетели носовые и концевые. А средние я на их место сам сместил.

-- Сколько в Приморске приличных гостиниц?

Ковбой удивленно посмотрел на пунцовое лицо собеседника, на его закопченую шею и, совсем не понимая, какое отношение к его ботинкам имеют гостиницы, невнятно ответил:

-- Мало. А в каком смысле?

-- Ну, сколько таких, где могут останавливаться новые русские?

-- Наверно, "Националь"...

-- Та-ак.

-- И "Астория".

-- Прямо как в Москве!

-- Что в Москве? -- не понял Ковбой.

-- Значит, так... Тебе крохотное задание. Потусуйся возле этих гостиниц. Желательно даже в холл попасть. Только без этих дурацких оранжевых ботинок. Понял?

-- Ага.

У Ковбоя уже секунд двадцать было лицо школьника-двоешника, которому пытаются объяснить теорему из курса высшей математики, а он не может понять, что же за идиот решился на такое бесполезное объяснение.

-- Что ты понял? -- тихо спросил Санька.

-- Чтоб купил черные ролики...

-- А так, без колес, на обычной подошве, ты передвигаться не умеешь?

-- Давно не пробовал.

-- А ночью в туалет ты тоже на роликах катишь?

-- Я ночью не встаю, -- сморщив лоб, ответил Ковбой.

-- Короче, обуешь кроссовки. Бес колес. Вот теперь понял?

-- Ага.

После этого ответа хотелось врезать подзатыльник. Но вся санькина

начальственность была временной, рожденной скорее благодарностью

Ковбоя, что догнал прошлой ночью да не убил, а не чем-то более

возвышенным или, что еще прочнее, материальным. И тогда Санька

почувствовал, что нужно все-таки подкрепить свои слова.

-- Если все получится, Буйнос заплатит тебе за услугу, -- пообещал

Санька, но, вспомнив бронзовое лицо, сам в этом засомневался.

Но первая заповедь командира -- никогда и ни при каких

обстоятельствах не показывать подчиненным свои сомнения. И Санька

погнал без остановки и без капли неуверенности в своих словах:

-- Мне нужен один человек. Очень нужен. У него высокий рост, благородное лицо, длинные волосы такого... светловатого типа, почти русые. Скорее всего, он -- карточный шулер. Или что-то в этом духе. Короче, денег -- море...

-- Так это надо в казино искать, -- задумчиво вставил Ковбой.

-- А сколько их в городе?

-- Приличных -- шесть-семь. Остальные, считай, притоны...

-- А самое лучшее?

-- Буйноса! Его казино -- самое крутое.

-- Вряд ли тебя туда пустят.

-- Это точно, -- горько вздохнул Ковбой. -- Даже без роликов...

-- Короче, две гостиницы -- твои... Да, он еще костюм носит. Синий такой, с отливом. Наверное, жутко дорогой.

-- По такой жаре никто костюмов не носит. Прикинь, как свариться можно! Чистый умат!

-- В общем, найди мне двух-трех самых красивых, высоких и длинноволосых. На контакт с ними не иди. Покажешь издалека, а я сам решу. Лады?

-- Ага. Сделаем.

-- А если парень, ну, тот парень явится, посвистишь мне. Значит, ты уверен, что он не местный? -- посмотрел прямо в измученные глаза Ковбоя Санька.

-- На сто один процент.

-- Вот это и странно.

-- А зачем вам этот красавчик? -- по привычке попытался подвигать туда-сюда ногами Ковбой, но они не двигались.

Колесики увязли в гальке, как в жирной глине. Прибойная полоса цепко держала его, и Ковбою стало неуютно. Он впервые в жизни ощутил, что в роликах нет спасения.

-- Он будущее может предсказывать, -- ответил Санька. -- Я тебя с ним познакомлю. Он и тебе все предскажет.

-- Я не хочу знать будущее, -- с неожиданной злостью ответил Ковбой.

-- Почему?

-- Будущее у всех одинаково.

-- Ты имеешь в виду смерть?

Сухие губы Ковбоя не разжались. Он смотрел на синее-синее, стеклянное-стеклянное море, в котором когда-то утонул по пьяни его отец, и ни о чем не думал. Ему почему-то хотелось спрятаться. Хотя от смерти, сколько ни прячься, все равно не утаишься.

-- Ладно, философ, держи лапу, -- протянул ослабевшую ладонь Санька.

Кисть Ковбоя оказалась узкой и сухой. Как ветка умирающего деревца.

В эти секунды они не знали, что их рукопожатие видит еще один человек.

Глава пятнадцатая

"ГИБСОН" С ПЕРЕРЕЗАННЫМИ ВЕНАМИ

-- Р-рота, па-адъем!

Это -- Андрей. Такой глотке позавидовал бы любой старшина роты. Нужно не меньше бочки спирта и три-четыре ангины, чтобы вылудить подобное горло.

-- Я-а что сказал?! Па-адъем, волки! Жрать и репетировать!

-- Уроды мышьяковские! Я вас ненавижу!

Это -- Эразм. Он всегда говорит не то, что думает, а думает не о том, о чем нужно думать. Под утро ему наконец-то приснилась голая девица с сочными формами, и он успел лишь положить ее грудь себе на ладонь. Крик Андрея развеял грудь, будто клубок пара, и теперь, как Эразм ни жмурил глаза, девица не возвращалась. Наверное, голые порнодивы из снов не любят, когда на них орут.

-- Зачем я с вами поехал в этот гребаный Приморск! Первый раз за месяц приснился нормальный сон и тут...

-- А что такое сны?

Это -- Виталий. В его вопросе -- ответ. Сны наваливаются на него

тяжко, будто бетонная плита. Удар -- и мира нет. Виталий не знает,

что ничего нет лучше такого сна, потому что не нужно подтасовывать

утром сновидение под свою жизнь. У него мир двумерен. День -

свет, ночь -- темень. Такие люди легко обращаются в любую веру. Но Виталия никто не обращал, и он был счастлив в своем недоступном для чужих глаз двумерном мире.

-- Мне б хоть один сон... А они цветные или так... черно-белые?

-- Разные. У негров -- черные, у китайцев -- желтые.

Это -- Игорек. Он всегда говорит невпопад. Наверное, потому, что слишком быстро говорит. Он вообще все делает быстро и поэтому у него мало что получается. Но если получается, то лучше уже не сделает никто. Он внушил Виталию мысль о группе, придумал глупое название методом тыка в первую попавшуюся страницу словаря великорусского языка, а потом увеличил ее состав, пригласив барабанщика Андрея, которого он случайно увидел на танцах в каком-то занюханом парке.