Утраченные звезды

— Правильно ты только что сказал, Петр Агеевич, а я отвечу тебе так: тем больше нынче коммунисту требуется мужества. Ежели человек не нашел в себе прежде всего мужества, в ряды коммунистов, где надо бороться, ему незачем становиться. Это должно быть понятно, если учесть те условия, которые ты подметил, для жизни и деятельности коммунистов. По сути, против коммунистов развязаны тайные репрессии. И заметь, что в обществе, экономической основой которого является частная собственность, эта борьба против коммунистов как противников частной собственности будет вестись бесконечно, — он посмотрел на часы, затем всмотрелся в одну и в другую сторону аллеи — нигде никого не было, но не проявил ни беспокойства, ни нетерпения и, помолчав, продолжал:

— И здесь, Петр Агеевич, встает вопрос о незащищенности рабочего человека вообще как объекта эксплуатации. Есть среди людей такое глупое, дурацкое, я бы сказал, отношение к жизненным противоречиям. Людям кажется, что им легче оберегать себя путем приспособления, которое приводит таких людей к тому, что они морально легче переносят свою незащищенность, свое бесправие, когда рядом с собою видят людей, еще более незащищенных. Они в таком случае говорят: У меня еще ничего, у меня еще, слава Богу, а вон у Ивана совсем беда, — и здесь с ними происходит самое низкое, самое гадкое, противное человеческой природе падение: они даже готовы, как шакалы, нападать на незащищенного человека, чтобы еще больше повергнуть его в бесправие. В этом случае у коммуниста первое средство защиты — вера в свое убеждение, в свою правоту и в праведность своей настойчивой, неотступной борьбы против всесветного Зла — частной собственности, за человеческие идеалы, — строить жизнь на основе общественной собственности. Конечно, для этого необходимо мужество, крепкое убеждение в необходимости борьбы за справедливость, которая только и придет вместе с общественной собственностью на средства производства. Вот на этом направлении, как мне представляется, на экономическом, надо нам учиться начинать борьбу против частного капитала путем создания рабочих кооперативных предприятий в торговых организациях в кооперировании с сельскохозяйственными предприятиями.

Полехин, говоря это, не смотрел на Петра, говорил вроде как для себя. А послушать разговор человека самого с собою всегда интересно: в таком разговоре человек раскрывается изнутри и всегда правдив и интересен, и привлекателен своей правдой.

Полехин, пока говорил, рассматривал свои ладони, словно давно их видел. И Петр, внимательно слушая его, тоже смотрел на его ладони и видел, что кожа на них побуревшая и затвердевшая так, что на ней уже мозоли не набиваются. По таким ладоням и гадалки не станут делать свои предсказания. Да они, такие ладони, и не нуждаются ни в каких предсказаниях: для них все ясно в прошлом, нынешнем и в будущем, и они больше своего рабочего труда ни к чему и не стремились, была бы только свобода и праведность труда.

Полехин на минуту замолчал, возможно, собираясь с мыслями, а Петр зачем-то взглянул на свои ладони, тут же спросил:

— А второе, какое средство защиты у коммунистов?

Полехин от этого вопроса будто встрепенулся, должно, обрадовался тому, что Петр внимательно слушал его, и с воодушевлением сказал:

— Второе, и, можно сказать, важнейшее средство защиты у коммунистов — крепкая организованность, классовая солидарность, сплоченность, в коллективной борьбе, в этом и их сила. Этому коммунисты учат и рабочих, и всех людей труда — крестьян, трудовую интеллигенцию. Сила рабочих, крестьян, интеллигенции в организованности, сплоченности, солидарности. Пока, к сожалению, у людей труда этого нет, чем и пользуются капитал-реформаторы, — Мартын Григорьевич, оглянувшись на аллею, оживился и заговорил громче:

— Понимаешь, в чем состоит все наше рабочее бесправие? Государство, нынешнее российское, сделали таким, что оно отказалось от защиты трудового человека, откоснулось и от рабочего, и от крестьянина, и от трудового интеллигента под предлогом предоставления независимой свободы. А какая может быть свобода без ее защиты и гарантии? Вроде бы по христианскому завету права наши провозглашены и в Конституцию вписаны, но оставлены без гарантии в виде декларации, так как все инструменты их защиты собраны и выброшены в море. А море отдано заморским подсказчикам, и всех нас скопом вместе с бывшей нашей общенародной собственностью, будто в придачу к ней, отдали в руки посаженного хозяина-мироеда, как в старину говорили. Так и оказались мы, все люди труда, Петр Агеевич, в положении полукрепостных, полурабов. Наглядно это хорошо видно на примере крестьянства. У него нахально отбирают землю, причем это делают так, чтобы он сам отказался и бросил землю под давлением неподъемных цен на технику, на запчасти, на горюче-смазочные материалы, на удобрения, на электроэнергию, на газ, на транспорт и на прочее, а его продукцию отбирают за бесценок перекупщики. И бросает крестьянин свою землю, за которую предки кровь проливали. Земля дичает, и, глядя на нее, одичавшую, крестьянин, приросший душой и телом к земле, начинает стонать от боли: Возьмите ее, кормилицу, задарма, только спасите землицу от одичания. А в придачу к земле соглашается продавать свои трудовые руки вместе с животом своим и головой тому же хозяину, что скупит землю. Практически то же самое, проделано и с нами, рабочими, техниками, инженерами. Вот так нас охмурили дутыми правами и свободами, дали единственную свободу — вольготно болтаться на рыночных волнах, — Мартын Григорьевич горестно улыбнулся, покрутил головой, потер свои жесткие ладони, а Петр вставил от себя:

— Я все это вижу и понимаю, даже замечаю, что ученые демократы вроде Гайдаров разных перестали талдычить о советском рабстве, сами оказались в настоящем рабстве у банкиров и олигархов. Но какое тут место коммунистам?

— Тоже, если приглядишься, увидишь и поймешь, — взмахнув руками, живо заметил Полехин. — Нынче расплодились, как головастики в болоте, — разные выбросы, яблоки, нашдомовцы, новокурсовцы, элдепеэровцы, всех и не упомнишь, но все они — партии не рабочих и не крестьян, а партии — для подпоры крупной буржуазии и для прибежища средней и мелкой буржуазии.

А коммунистам — место среди рабочих и крестьян, вообще среди трудового люда, чтобы вместе с ними бороться за их социальные права. Но для успеха этой борьбы нужна наступательность, нужна организованность людей труда, их сплоченность, их понимание необходимости борьбы против владельцев капитала, отбирающих у нас наш труд, необходимо понимание предмета борьбы — это борьба против частной собственности на средства производства и ее владельцев, за возвращение общественной собственности, как основы социализма. Коммунисты берут на себя обязанности вновь учить рабочих и крестьян пониманию всего этого и организовывать их на борьбу. Вот такое место коммунистов на нынешнем этапе российской истории, Петр Агеевич.

Петр промолчал и задумался. Перед его глазами предстал он сам, тот Петр Золотарев, какой был еще три года назад. Он не был в партии, даже не был активистом профсоюза, чурался всякой организации. Но у него было все же свое место в коллективе завода, среди многотысячных тружеников. Его все знали, с ним считались, начиная от близких товарищей по цеху и кончая самим директором, с ним советовались инженеры, он был в числе ведущих мастеров, за ним шли другие, весь завод шел за ним. Таким порядком, сам того не подозревая, противник формальных организаций, он становился организатором большого и важного дела. Его так и понимали другие — организатором всего нового, передового, производительного. Он только не понимал этого, он лишь работал со старанием, постоянно искал, находил и творил благодаря своему природному мастерству. Он чувствовал тогда, даже видел, что от него расходятся какие-то круги, которые захватывают других, но он по своей простоте не видел того, что импульсы, которые он излучал из себя, и были тем притягательным и объединительным началом, которое и становилось силой организации.