Отложенное убийство

В голове Семена Валерьяновича кипело варево из других дум. Только при свете дня он рассмотрел, насколько они с внуком грязны, по контрасту со свежим весенним воздухом ощутил исходящий от них запах подвала, питания недоброкачественной пищей, соседства с гнусным ведром, и забытое чувство опрятности всколыхнулось в старом человеке. Он косо улыбнулся, удивив рядом сидящего надсмотрщика, — улыбнулся мысли, что в преддверии смерти его способны волновать такие мелочи. Оказывается, способны! Он никогда не понимал старушек, которые загодя припасают одежду, в которой их положат в гроб, посмеивался над этим сомнительным удовольствием заранее полюбоваться на свои белые тапочки, а вот теперь разделял их стремление выглядеть после смерти пристойно. Хотя бы пристойно, не говоря о величии и красоте, которых у него при жизни не было, и было бы чересчур самонадеянно желать достигнуть их после смерти. Он лежит в гробу с белой обивкой, в черном костюме, вокруг скорбящие родственники… Не беспокойся, Сеня, у вас с Гариком не будет гробов. Судя по тому, что машина удаляется от Сочи в сторону Дагомыса, вас закопают где-нибудь на лоне природы, и далеко не сразу случайный прохожий найдет ваши неопознанные тела. А к тому времени от тел будет так смердеть, что этот запах скроет в себе запах позорного подвала, в котором их держали, точно животных в клетке. Люди — людей.

От какой мелочи зависит жизнь человеческая! Все началось с поездки на теннисный корт, а закончится… так, как закончится.

Машина, попетляв, остановилась вблизи небольшого леска. Там их уже поджидала группа людей, которых Семен Валерьянович не захотел рассматривать. Перед смертью он не собирался видеть чужие, ненавистные лица. Он будет представлять лицо Ларисы, какой она была в двадцать два года, когда они вдвоем ходили на танцы и он оберегал ее от хулиганов, провожая домой. Еще он должен успеть взглянуть в лицо внука. Они удивительно сблизились, объединенные совместными злоключениями, жаль, что это ни к чему не привело и что теперь надо расставаться. Они часто ссорились — это напрасно, это оттого, что были напряжены; нужно попросить у него прощения. А пока Семен Валерьянович смотрел себе под ноги — под свои заплетающиеся ноги. Там сплетались растения, кишела насекомая жизнь. О ты, земля, которая меня сейчас примешь…

Гарик все-таки закричал. Но закричал совсем не то, что собирался: не «помогите», не «убийцы», не…

— Папа!

Семен Валерьянович поднял голову и взглянул наконец перед собой. Врачи давно призывали его избегать всяческих волнений: для сердечников несут опасность любые сильные эмоции, как горе, так и радость. Но той эмоции, которая сейчас нахлынула на него, он не желал противостоять. И если ему суждено умереть сейчас, разве не лучше умереть от радости, чем от пули?

— Валера! — закричал он тоже, под стать внуку. — Родненькие, мы живы! Мы здесь!

25 февраля, 08.30. Галина Романова

Однако требуется объяснить, каким образом Сергей Логинов по кличке Зубр так отменно договорился с органами правосудия, что пожелал расстаться с заложниками. Разгадка нетрудна: будучи законопослушным гражданином, Сергей Логинов обратился в милицию, умоляя защитить его от страшного уголовника Крота! В милиции переадресовали его прямиком к прибывшим из Москвы работникам МВД. На переднем крае борьбы оказалась, как всегда, Галя Романова, с ее умением внушать полное и безоговорочное доверие преступникам. Досконально осведомленная о хитроумной комбинации глориевцев Галя едва сдерживалась, чтобы не прыснуть со смеху, и единственное, что позволяло ей сдержаться, — воспитанный за годы службы профессионализм.

— Сергей Матвеевич, — покусывая губу, задавала она мало относящиеся к делу вопросы, — вы уверены, что на пленке изображена именно ваша сестра?

— А кто ж еще? Что я, своей сестры не узнаю? Или, по-вашему, это хренов фотомонтаж?

— О фотомонтаже никто вам не говорит, но вы уверены, что вы узнаете свою сестру?

— Узнаю, а как же. Запишите там у себя. И переходите, в конце концов, к делу! Хватит лясы точить! Я, между прочим, гражданин Российской Федерации, я, если хотите знать, вас всех на свои налоги содержу.

Галя оставила без внимания грубый выпад.

— Перехожу к делу, Сергей Матвеевич. После того как вы совершенно точно узнали свою сестру Зою Матвеевну Барсукову, я должна спросить: узнаете ли вы изображенных на этих фотографиях людей?

Веером, как в смертельном пасьянсе, Галя раскинула перед Логиновым на казенном столе фотографии, казалось, одного и того же лица. На одних оно было с бородой, на других — безбородое, однако черты так четко совпадали, как бывает, казалось бы, лишь у кровных родственников. Но эти двое кровными родственниками не были… Логинов невольно отодвинулся, даже, пожалуй, отшатнулся, узнавая.

— Сергей Матвеевич, — голос Гали остался таким же вежливым, без малейшего напора, — где здесь ваш двоюродный брат Антон Сапин, а где убитый вами тренер Никита Михайлов?

Идея найти и сопоставить случайные фотографии Михайлова и Сапина оказалась блестящей! Из сопоставления этих двух лиц возникало что-то, что и заставило Логинова почувствовать, что игра проиграна.

— Как вычислили?

— Я была в него влюблена. Пусть даже очень давно — лицо, которое женщина любила, она никогда не забывает.

Логинов смотрел то на Галю, то на Сапина-Ми-хайлова, двуединого и такого разного в своих двух вариантах одинаково вылепленного лица. И снова на Галю… Гале показалось, что он сейчас упадет в обморок или просто заснет.

— Сергей Матвеевич! Сергей Матвеевич, не отключайтесь, вы нам нужны! Чтобы спасти сестру, вы должны действовать очень быстро!

— Это что же такое! — прорвался наконец возмущением подавляемый страх. — Следаки паршивые, до чего дошли, заложников забирают! Это что же за страна, где полицейские действуют, как бандиты?

«А кто, по-вашему, довел до такого состояния и полицейских, и страну?» — собиралась язвительно спросить Галя, но решила не перегибать палку и молча переждала взрыв бандитского негодования. Такие люди очень не любят, чтобы с ними поступали так, как они поступают с другими. Очень.

— Сергей Матвеевич, хватит валять дурака.

— Я ни в чем не сознаюсь! Яна это дело не подписывался!

— А ваша сестра, Семен Матвеевич?

— Отдайте сестру, тогда скажу. Все скажу!

— Хорошо, тогда обмен?

— Обмен!

Дальше нельзя было действовать без участия «Глории». Чтобы уточнить условия, Галя вышла из комнаты, препоручив Логинова надзору двух милиционеров. Однако он не пытался бы убежать: это было не в его интересах. Неизвестно, какие мысли варились в его голове, однако, пока Галина Романова отсутствовала, Логинов перебирал и пересматривал фотографии Сапина и Михайлова. Путал их, ошибался, снова смотрел. Будто эти двое должны были ему подсказать: где именно он допустил ошибку?

25 февраля, 10.31. Зоя Барсукова

Если для Гарика и Семена Валерьяновича Воронина освобождение было моментом, исполненным звенящего ослепительного счастья, о Зое Барсуковой того же самого сказать было нельзя. По сравнению с ними — грязными, похудевшими, изнуренными, но сияющими — она, в своих фирменных и очень недешевых одежках, судя по унылому лицу, представлялась узницей концлагеря. Может быть, комфортабельного, но в других отношениях крайне сурового. А может быть, ее удручал перевод в другой концлагерь, который окажется хуже прежнего. Во всяком случае, выйдя из машины все в том же лесочке, подходящем для бандитских стрелок, Зоя не поспешила броситься на шею любимому брату, а двигалась медленно, еле переставляя ноги.

С ней из машины вышли Коля Щербак и Макс. Макс поддерживал Зою под руку — не как галантный кавалер, скорее как внимательный санитар. Вялой полуулыбкой, обращенной к бывшему возлюбленному, Зоя выразила благодарность за поддержку. Макс качнул бородой в знак того, что благодарность принял. В сущности, он ничем не был обязан ей. И уж тем более ни в чем перед ней не виноват.