Медовый месяц в улье

– Попрание глубоко личных чувств его светлости не может принести мне никакого удовлетворения, – с упреком сказал Бантер.

– А! Кабы я им выложила все, что думаю про Джо Селлона, меня б на первой странице пропечатали. И как только его на свободе-то оставили. Он нас всех перережет прямо в постелях. Я как только увидала тело бедного мистера Ноукса, так сразу и подумала:

“Ага, а что это тут Джо Селлон-то крутится? А ведь он последним видел беднягу живьем!”

– Значит, вы тогда уже знали, что преступление было совершено в среду вечером?

– Ну конечно нет, тогда не знала… Послушайте, мистер Бантер, не надо говорить чего я не говорила!

– Я думаю, вам следует быть внимательнее, – сказал Бантер.

– И правда, мамаша, – поддержал его Крачли, – выдумывать всякую всячину до добра не доведет.

– У меня-то, – парировала миссис Раддл, отступая к дверям, – на мистера Ноукса зуба не было. Не то что не буду говорить у кого – с ихними сорока фунтами.

Крачли проводил ее взглядом.

– Боже всемогущий, ну и язык! Как она только слюной своей не травится. Грош цена ее показаниям. Паршивая старая сорока!

Бантер своего мнения не выразил, но подхватил блейзер Питера и еще несколько разбросанных предметов одежды и ушел на второй этаж. Крачли, избавленный от пристального надзора за соблюдением общественных приличий, тихонько подошел к камину.

– Хо! – сказала миссис Раддл. Она принесла за жженную лампу, поставила на стол в дальнем конце комнаты и обернулась к Крачли с ведьминской улыб кой. – Ждешь поцелуев в сумерках?

– Это вы о чем? – мрачно спросил Крачли.

– Вон Эгги Твиттертон спускается с холма на велосипеде.

– Боже ты мой! – Молодой человек метнул быстрый взгляд в окно. – Точно, она. – Он почесал в затылке и тихо выругался.

– Хорошенький ответ на девичью молитву!

– Слушайте, мамаша. Моя девушка – Полли. Сами знаете. С Эгги Твиттертон у меня отродясь ничего не было.

– У тебя с ней нет, а у нее с тобой – может, и было, – афористически изрекла миссис Раддл и вышла, не дожидаясь ответа.

Когда Бантер спустился с лестницы, Крачли задумчиво поигрывал кочергой.

– Позвольте спросить, зачем вы здесь околачиваетесь? Работа ваша снаружи. Если хотите дождаться его светлости, ступайте в гараж.

– Послушайте, мистер Бантер, – серьезно сказал Крачли. – Разрешите мне немножко тут посидеть. Там рыщет Эгги Твиттертон, а стоит ей меня углядеть… понимаете? Она слегка… – И он многозначительно постучал себя по лбу.

– Гм! – ответствовал Бантер.

Он подошел к окну и увидел, как мисс Твиттертон слезает с велосипеда у калитки. Она поправила шляпку и принялась шарить в корзинке, привязанной к рулю. Бантер резко задернул занавески.

– Но долго вам тут просидеть не удастся. Его свет лость и ее светлость могут вернуться в любую ми нуту. Что теперь, миссис Раддл?

– Я тарелки расставила, как вы велели, – объявила она с видом скромной добродетели.

Бантер нахмурился. В передник миссис Раддл было что-то завернуто, и она, говоря, продолжала оттирать это что-то. Бантер подумал, что обучить ее манерам, подобающим прислуге в приличном доме, будет нелегко.

– И я нашла второе блюдо для овощей. Только оно разбитое.

– Очень хорошо. Можете взять и помыть эти бокалы. Графинов здесь, похоже, нет.

– Это ничего, мистер Бантер. Я бутылки-то уж скоро ототру.

– Бутылки? – У Бантера мелькнуло страшное подозрение. – Какие бутылки? Что у вас в руках?

– Как что? Одна из старых бутылок, что вы привезли, ох и грязные! – Она торжественно предъявила свой трофей. – Все известкой перемазаны.

У Бантера перед глазами все закружилось, и он схватился за спинку дивана.

– Боже мой!

– На стол ее такую не поставишь, это уж как пить дать!

– Женщина! – вскричал Бантер, выхватив у нее бутылку. – Это кокберн [227] девяносто шестого года!

– Не может быть! – озадаченно сказала миссис Раддл. – Надо же. А я думала, это пьют.

Бантер с трудом владел собой. Ящик был оставлен в кладовке из соображений безопасности. Погреб полиция перевернула вверх дном, но по английскому закону в собственной кладовке человек в своем праве. Дрожащим голосом он сказал:

– Надеюсь, вы не стали трогать остальные бутылки.

– Только распаковала да стоймя поставила, – энергично заверила его миссис Раддл. – А ящики на растопку пойдут.

– Да чтоб вас! – взревел Бантер. Маска слетела в одночасье, и натура, сверкая кровью на клыках [228], прыгнула, как тигр из засады. – Чтоб вас! Уму непостижимо! Весь винтажный портвейн его светлости!!! – Он воздел к небу дрожащие руки. – Паршивая старая проныра! Настырная безмозглая карга! Кто велел совать нос в мою кладовую?!

– Помилуйте, мистер Бантер! – сказала миссис Раддл.

– Валяй! – воодушевленно сказал Крачли. – Вон кто-то пришел.

– А ну выметайтесь отсюда! – бушевал Бантер, не обращая внимания. – Пока я шкуру с вас не содрал!

– Да откуда мне знать-то было?

– Вон!!!

Миссис Раддл отступила, не потеряв достоинства:

– Ну и манеры!

– Тут уж вы по уши вляпались, мамаша, – заметил Крачли, ухмыляясь.

Миссис Раддл обернулась на пороге.

– Теперь сами за собой грязь убирайте, – пригвоздила она напоследок.

Бантер скорбно баюкал в руках оскверненную бутылку.

– Весь портвейн! Весь! Две с половиной дюжины – все растрясены к чертям! А ведь его светлость вез их на заднем сиденье и вел машину тихо и бережно, будто дитя качал.

– Это точно чудо, – сказал Крачли, – судя по тому, как он сегодня летел в Пэгфорд. Чуть не снес с дороги меня и старое такси.

– Две недели в доме не будет ни капли годного портвейна! А он ведь так любит выпить бокал после ужина!

– Ну, не повезло ему, вот и все, – сказал Крачли с тем философским отношением, какое мы приберегаем для чужих бед.

Бантер испустил вопль Кассандры:

– Этот дом проклят!

Он обернулся, и дверь резко распахнулась, впустив мисс Твиттертон. Получив в лицо заряд красноречия, та отскочила с тихим визгом.

– Мисс Твиттертон пришла, – без необходимости сообщила миссис Раддл и удалилась.

– Боже мой! – ахнула бедная гостья. – Прошу прощения. А… дома ли леди Питер? Я только принесла ей… Ой, наверное, их нет… Миссис Раддл такая бестолковая… Может быть… – Она умоляюще переводила взгляд с одного мужчины на другого. Бантер, взяв себя в руки, вновь надел маску невозмутимости, и эта метаморфоза окончательно добила мисс Твиттертон.

– Если вас не затруднит, мистер Бантер, не были бы вы так любезны передать леди Питер, что я принесла ей немножко яиц от своих курочек?

– Разумеется, мисс Твиттертон.

Приличия были нарушены, и заглаживать этот промах сию минуту не имело смысла. Он принял корзину со снисходительным добродушием, какое подобает дворецкому милорда при общении со скромным вассалом.

– Это палевые орпингтоны, – объяснила мисс Твиттертон, – они… у них такие славные коричневые яички, правда? И я подумала, может быть…

– Ее светлость будет вам очень признательна за заботу. Вы сможете подождать ее?

– О, благодарю вас… Но я не знаю…

– Я ожидаю их возвращения в ближайшее время. Они у викария.

– О! – сказала мисс Твиттертон. – Да. – Она беспомощно опустилась на предложенный стул. – Я думала просто отдать корзину миссис Раддл, но она, кажется, очень взволнована.

Крачли коротко хохотнул. Он порывался сбежать, но Бантер и мисс Твиттертон закрывали ему путь к выходу, и он, похоже, сдался. Бантер был рад возможности объясниться.

– Это я очень взволнован, мисс Твиттертон. Миссис Раддл бесцеремонно взболтала весь винтажный портвейн его светлости, который спокойно отстаивался после перевозки.

– Какой кошмар! – вскричала мисс Твиттертон, уловив, что несчастье, хотя и малопонятное, является бедствием вселенского масштаба. – Он весь испорчен? Кажется, в “Свинье и свистке” есть очень хороший портвейн, вот только дорогой – четыре шиллинга шесть пенсов бутылка, и за пустые денег не возвращают.