Черный порошок мастера Ху

— Сю-Тунь, вы меня слышите? — спросил он друга, прижимая его к сердцу.

Под его пальцами струилась горячая кровь, бившая из зияющей на шее иезуита раны. Напрасно пытался он зажать рану — она была слишком глубока и слишком обширна. Монах открыл глаза и растерянно улыбнулся.

— Кажется, не видать мне родной Бретани. Вы отошлете мою тетрадь во Францию, к моим братьям?

Он закашлялся, давясь кровью.

— Не беспокойтесь, — произнес мандарин, дрожа всем телом. — Не надо много говорить. Сейчас придет доктор Кабан и перевяжет эту мерзкую рану. Через неделю он поставит вас на ноги, и вы сами отвезете свою тетрадку в Европу.

Он сам не верил тому, что говорил, не сводя глаз с разливавшейся все шире и шире кровавой лужи.

— Мандарин Тан, — едва слышно проговорил иезуит, цепляясь за его рукав. — Вы поняли, что хотела сказать вам госпожа Аконит?

Судья вздрогнул и внимательно посмотрел в глаза другу.

— Да, Сю-Тунь, я понял главное, что она хотела сказать.

Иезуит снова улыбнулся и кивнул. После чего мандарин увидел, как его глаза просветлели, окрасившись в цвет плывших над ними облаков.

Плотно сжав губы, чтобы подавить боль, судья выпрямился.

— Доставить сюда госпожу Стрекозу, живой или мертвой! — прокричал он, и на виске у него грозно забилась жилка.

Люди попрыгали в воду, обыскивая все вокруг в поисках убийцы, нанесшей свой последний удар. Подошел Динь. Щеки его посерели, когда он сообщил мандарину:

— Черная тетрадь упала в воду.

Несмотря на упорные поиски, матросам не удалось отыскать тела молодой женщины, бросившейся в пучину с головокружительной высоты.

— Она, должно быть, погибла мгновенно, — прошептал Динь, стараясь утешить друга. — Вот как, значит, она отомстила тому, кто погубил ее мечту о вечной жизни.

Мандарин стоял на палубе и едва слышал его. Отвернувшись в сторону, он смотрел на изумрудные холмы, складки которых будто служили продолжением далеких гор, на реку, впадавшую в бухту, где мирно дремал дракон. Выступавшая на поверхность чешуйчатая шкура разбивала водную гладь на тысячи брызг, переливавшихся всеми цветами радуги в ослепительном свете солнечного утра. В смятенной душе мандарина проносились вереницы образов: крестьяне верхом на буйволах, рыбаки с вершами, полными рыбы, окутанные дымом благовоний монахи в шафранно-желтых одеяниях, направляющиеся в древние храмы. В ушах звучал то печальный голос свирели, что он слышал когда-то в ночь полнолуния, то тихая песня, которую пела, сидя на тростниковой циновке в ожидании любимого, какая-то женщина. И в это мгновение рядом с ним вдруг встала госпожа Аконит. В глазах ее сверкали золотые искры, косы свистели на ветру. Призрачный запах жимолости разлился над морем, и он понял. Она отдала свою жизнь ради того, чтобы он, облеченный властью имперский мандарин, позаботился об этом крае — их общей родине — и уберег его от вражеских посягательств.

В плеске воды, разрезаемой носом джонки, мандарину Тану вдруг послышалось бряцание оружия и далекие воинственные кличи. Сейчас страна была вне опасности. Но надолго ли?