Цветы для Розы

Ее слова заставили Тирена насторожиться. Он тщетно попытался встретиться с ней взглядом — она отводила глаза. Он спросил:

— Как долго вы были знакомы с Виктором Вульфом?

— Впервые мы встретились с ним на каком-то вечере. Он был в высшей степени очарователен. Под конец он попросил разрешения проводить меня домой, однако в тот вечер у меня уже был провожатый. Тогда он спросил, каким образом он мог бы снова встретиться со мной. Я ответила, что, если интерес у него не пропадет, он может посетить меня в моем магазине.

— Скажите, а он был в курсе… как бы это выразиться… он знал ваши условия?

Какое-то мгновение большие удивленные глаза вопросительно рассматривали его; затем послышался мягкий серебристый смех; наконец она снова стала серьезной, пригубила шерри и отставила бокал на столик.

— Вы ведь обещали, что мы не будем касаться моей скромной персоны. Тем не менее я вам отвечу. Иногда бывает, что я встречаюсь с кем-нибудь без всяких условий,— больше того, случается, иду даже на его условия. Как я уже сказала, Виктор обладал каким-то ни с чем не сравнимым шармом; в течение весны и лета он несколько раз навещал меня. Мы стали с ним добрыми друзьями. Он никогда не выдвигал никаких грубых требований, как… ну, знаете, как нередко бывает в подобных случаях. Мы часто весьма интересно и доверительно беседовали. И что самое главное, между нами установилось такое взаимопонимание, которое позволяло отбросить всякого рода условности.

Внимательно слушая ее, Тирен попытался представить себе их взаимоотношения. Кое-что в ее словах было неясным; это тревожило его. Он спросил:

— А где вы встретились с ним в первый раз?

— В посольстве. Мне часто приходится общаться с дипломатами.

— И они время от времени поверяют вам небольшие секреты?

Она в упор посмотрела на него:

— Что вы хотите этим сказать?

— В тайной полиции на вас имеется небольшое досье,— вы это знаете?

Она вздрогнула и выпрямилась. Сообщение подействовало на нее именно так, как он и рассчитывал. Она быстро справилась с собой и сказала:

— Ну вот, снова,— мы же договорились, что разговор не будет касаться меня.

— Вы не знаете, Виктора никто не шантажировал? Это может иметь большое значение при выяснении обстоятельств его гибели. Скажите, он никогда не сообщал вам ничего такого, что могло бы заинтересовать кого-нибудь… кого-нибудь из ваших друзей? Кого-нибудь, кто также пользовался вашим доверием?

Она встала, сделала несколько шагов в сторону, потом резко обернулась и смерила Тирена ледяным взглядом:

— Это становится похожим на допрос. Я…

— Нет-нет,— прервал он ее.— Давайте по-прежнему считать это беседой. Но должен вас сразу предупредить, если вы попытаетесь утаить от меня какие-то факты, о которых — насколько я могу судить с достаточным на то основанием — вам хорошо известно, это действительно может привести к тому, что вам придется подвергнуться настоящему допросу. И на этот раз уже не с моей стороны — а в полиции.

Она вспыхнула; во взгляде ее сквозила плохо скрываемая неприязнь.

— Вы мне угрожаете? — спросила она.

— Если угодно — да. И чтобы вы не подумали, что угрозы эти пустые, я задам еще один вопрос. Что вы делали — и с кем встречались — в отеле «Георг V» в среду вечером? Это было позавчера, так что едва ли вы уже успели забыть. У этого человека на руке — розовое пятно.

— А если я откажусь отвечать? Если буду отрицать, что…

Тирен снова перебил:

— Вы не сможете этого отрицать. Я видел вас собственными глазами. На вас еще была маленькая элегантная шляпка с вуалью и пикантными мушками — та самая, что лежит сейчас на шляпной полке в передней.

При этом он кивнул в сторону коридора. Это не было блефом — он действительно заметил и, как ему показалось, узнал шляпку; кроме того, он сделал вывод, что такая женщина, как Роза Сонге, пользуется лишь самыми последними моделями, и даже если он все же спутал, все равно, данным утверждением можно кое-чего добиться. Он продолжал:

— Вуаль, мадам, не слишком удачная маскировка для такой дамы, как вы! Да и потом — какой смысл вам все это отрицать?

Она закусила губу:

— Что ж, вы хитры, и даже очень. Действительно — какой мне смысл это отрицать? Да, позавчера вечером я была в отеле «Георг V». Я встречалась с другом — мы вместе пообедали, а потом он проводил меня домой.

— Без каких-либо условий с вашей стороны?

— Вы слишком много себе позволяете. Я не буду отвечать.

— А вы знаете, что этого человека, с которым вы встречались, разыскивают в связи с убийством?

Она вздрогнула и прикрыла глаза. Единственное слово, сорвавшееся с ее губ, прозвучало как едва слышный вздох:

— Нет.

В комнате повисло тяжелое молчание. Потом, по-видимому немного оправившись и собравшись с мыслями, она скрестила на груди руки и подняла на него свои янтарные глаза. Несмотря на внешнюю невозмутимость, в них мерцали искорки страха. Она заговорила:

— Он не убивал Виктора. У него не было на то никаких причин: ведь все было улажено — каждый из них выполнил свою часть договоренности.

— Нет, Виктора он не убивал,— Тирен помедлил несколько секунд,— он убил одного молодого коммерсанта, который случайно помешал ему, когда,— он кинул на мадам Сонге испытующий взгляд,— когда договор уже почти совсем был выполнен. Вам об этом ничего не известно?

— Нет.

С ней произошла странная перемена: как-то разом она вдруг сникла, побледнела, размякла как воск. Тирен встал, подошел к ней и, осторожно взяв под руку, подвел к креслу. Она рухнула в него как подкошенная. Тирен пододвинул к ней бокал с шерри.

— Выпейте,— мягко сказал он.— А потом расскажите мне все, что знаете. О договоре. О том, какую роль играли в этой истории вы сами.— Она выпила вино; на лице мало-помалу снова проступили краски. Устремленный куда-то вдаль взгляд как будто застыл.

— Я не ангел, мсье. Судьба распорядилась так, что в моей жизни есть многое, пугающее даже меня саму. Я обладаю определенной властью и не в силах не пользоваться ею,— впрочем, думаю, перед этим соблазном никому не устоять. Это — как яд в крови. Искушение. Все стараются использовать данную им власть, как только представляется удобный случай. От этого получаешь какое-то своего рода садистское наслаждение, и чем сильнее тот, кого ты при этом побеждаешь, тем большее получаешь удовольствие. Я встречала много мужчин, наделенных властью,— они упиваются своим политическим могуществом и сладострастно вздрагивают всякий раз, как им приходится подсчитывать, сколькими миллионами человеческих жизней они управляют. Чтобы сохранить эту власть, они не брезгуют никакими средствами. Знала я и мужчин, чья власть заключалась в деньгах; они также наслаждались, пересчитывая свои миллионы, и лишь слегка опасались тех первых — политиков. Но в конце концов я поняла, что моя власть,— она усмехнулась,— гораздо сильнее, чем у всех у них вместе взятых. Власть над мужчинами. Я выдвигаю свои условия. Роскошь, деньги, благополучие, заботливость, обожание, цветы, слова, раскрытые души, признания, разного рода секреты.— Она вновь иронично улыбнулась.— Рабы. Пользуясь своей властью над ними, я наслаждалась так же, как Марлен Дитрих в «Голубом ангеле», где она унижает своего учителя, заставляя стоять перед ней на одной ноге и кукарекать. Как я уже говорила, я вовсе не ангел.

Она умолкла. На лице застыла легкая, едва заметная усмешка; губы были слегка приоткрыты, между ними поблескивала золотая коронка. Спустя некоторое время она вновь заговорила:

— В последние месяцы из моего окружения ближе всех ко мне были двое — оба дипломаты. Один из них — Виктор Вульф, другой…

Тирен понял, что имени его она не назовет. Он предложил:

— Если вы не против, назовем его «человек с ожогом».

Она метнула на него быстрый взгляд и покачала головой.

— Нет-нет,— сказала она.— Человек с ожогом — это, если можно так выразиться, его подручный. Нет, того, другого, мы назовем Пьер. Это французское имя — на самом деле, разумеется, его зовут по-другому, однако оно может дать вам ниточку, ведущую к тому посольству, к которому он принадлежит. Виктор и Пьер никогда не встречались, однако каждый из них прекрасно знал о существовании другого. Конечно, я была непростительно беспечна, рассказывая одному из них все о другом, и наоборот. Еще более наивна я была, не замечая хитрости и расчета, заключенных в некоторых вопросах Пьера относительно Виктора. Он действительно был весьма ловок и искусно играл моей наивностью. Однако играл — всерьез. Я помню почти каждое слово, сказанное им в тот вечер, когда он сделал мне это предложение. «Дорогая,— сказал он мне.— Это касается твоего шведского друга. Дело в том, что наши разговоры о нем… в общем, я записал их на магнитофон. Все эти твои маленькие откровения… Там есть немало пикантных деталей. Мне кажется, ему было бы не особо приятно, если бы об этом кое-кто узнал». Я была поражена. Он продолжал: «Но для чего кому-то еще об этом знать? Скандала ведь так легко избежать. Он мог бы выкупить у меня пленку». Я чувствовала себя вконец сбитой с толку и ненавидела его коварство. Он отнял у меня мою власть, и теперь я вынуждена была подчиняться всем его требованиям. Быть его инструментом, посредником в предлагаемой им сделке, где речь шла о чести Виктора — а быть может, и о его будущем вообще. А ведь причина всего этого — мой собственный промах, следовательно, исправить его должна была я сама. Я спросила: «Что ты от меня хочешь?» Он усмехнулся и хотел было обнять меня, но я отстранила его руки. «Ты должна рассказать Вульфу, что мне известно о нем,— сказал он.— Можешь также прибавить, что существует еще пара фотографий — кстати, из твоего магазинчика, дорогая. Весьма неосторожно, не правда ли?» За это я возненавидела его еще сильнее, но вынуждена была согласиться — действительно, это было весьма неосторожно. Он между тем продолжал: «Скажи ему, чтобы он запасся терпением и ждал. А мы тем временем попытаемся найти что-нибудь интересное, что он мог бы предложить нам в обмен на пленку». На следующий день я связалась с Виктором. Мы встретились с ним здесь, у меня, и я рассказала ему, в какую неприятную историю он попал из-за моего легкомыслия — или, скорее, болтливости — и как я бессовестно обманула его доверие.— Она горько улыбнулась.