Наследие да Винчи

— Нет, но звук знакомый, как…

— Как у «ламборгини» Эллиотта Кимболла?

— Ну, в любом случае, похоже на «ламборгини».

— Я боялся, что ты это скажешь.

— Разумеется, в Италии много «ламборгини», — предположила Сюзанна. — Их тут делают.

— Знаю, но сколько можно встретить здесь после наступления темноты? — Она пожала плечами. — Все сходится, — сказал Вэнс и быстро продолжил, — Кимболл работал на Бременскую Легацию. Он был у них посредником. Черт! Мы только что прозевали сделку! Через несколько минут бумаги будут у Легации, и у меня не останется никаких надежд освободить Кингзбери.

На Вэнса внезапно нахлынуло отчаяние, и он отвернулся от Сюзанны. Не только удача подвела — они еще и проиграли каждый ход. Вэнс никогда не чувствовал такой опустошенности и безнадежности. Но ненависть иногда становится мощным стимулом, и внутри вспыхнула жажда мести, пусть и крохотная. Если по адресу, который дал старичок, найдется брат Грегори… злоба росла, и эмоции подсказали новый путь. Адреналин разливался по телу Вэнса.

— Они заплатят за это, — решительно сказал он. — Дай мне пистолет Тони.

Сюзанна отдала. Утром она экономила патроны: в магазине еще осталось на пять выстрелов.

Они обошли вершину холма и побежали вдоль дороги снаружи галереи, а подбегая к нужной двери, замедлили ход. Окна там не было, но у основания двери видна была полоска света. Они присели в тени у дороги и прислушались в надежде уловить какие-нибудь звуки — но слышали только собственное дыхание.

Сначала Вэнс, а за ним и Сюзанна осторожно перешагнули низкую стенку и в три шага пересекли галерею. Прижавшись спиной к стене по обе стороны двери, они снова стали прислушиваться; но в ночи не раздавалось ни звука. Вэнс боком подошел к двери, стараясь не прислоняться к ней, чтобы она не загремела и не выдала его. Правую руку оттягивал пистолет; палец чесался от желания выпустить пулю в брата Грегори.

Внутри послышался слабый гортанный звук. Вэнс наклонился к двери, чтобы расслышать получше, — и тут она внезапно, однако осторожно, начала открываться.

Он быстро отпрыгнул и снова прижался к стене. Но никто не вышел, а дверь открылась лишь совсем на чуть-чуть. Вэнс подождал, пытаясь собраться с духом, прежде чем ворваться вовнутрь. Он поймал взгляд Сюзанны. Женщина улыбнулась. Боже, подумал Вэнс, у этой женщины нервы крепче линкора. Глубоко вдохнув, он пнул дверь и отпрыгнул на безопасное расстояние, а та резко пошла вовнутрь и ударилась о стену. Эриксон подождал. Опять никаких звуков, кроме сдавленного хныканья. Сюзанна протянула руку в открытый дверной проем и быстро убрала ее. Огня не последовало. Она посмотрела на Вэнса, подняв брови.

Эриксон уверенно шагнул в проем, Сюзанна за ним. Но к тому, что они увидели, никто совершенно не был готов. Настоящая бойня. По полу, словно ненужная одежда, разбросаны трупы. По кровавым следам можно было проследить последние движения погибших. Кровь стекала по неровному полу, собираясь в лужу в дальнем углу. Умерли они совсем недавно. Все были изуродованы и порезаны каким-то клинком. В середине комнаты, привязанный к стулу и с кляпом во рту, сидел брат Грегори, на котором не было ничего, кроме туфель и носков. На груди у священника проходил неровный шрам — такой Вэнс видел и у Тоси.

— Господи Иисусе, — прошептал Вэнс пересохшими губами, когда к нему вернулся дар речи. Сюзанна отвернулась и ее вырвало. Она словно опять увидела Ливан, то чудовищное насилие, которое люди могут совершать друг над другом.

Вэнс, онемев, засунул пистолет в задний карман джинсов и подошел к брату Грегори. В воздухе сильно пахло смертью — то был запах тех потаенных частей человеческого тела, которые никогда не должны были увидеть свет. Вэнс вспомнил об Ираке — он подумал, что его бы стошнило, если бы не тот опыт.

Когда Вэнс подошел ближе, стоны и пыхтение брата Грегори стали чуть слышнее. В его глазах горел страх, но боялся он не Вэнса.

— Что… — слова неохотно срывались с сухого языка Вэнса, — что случилось?

Вэнс остановился перед умирающим и наклонился, чтобы распутать тряпку, которой был завязан рот Грегори. Сзади кашляла и сопела Сюзанна.

— Кимболл, — ловя воздух, сказал Грегори, когда Вэнс достал кляп. — Это он сделал. Это все он сделал, ублюдок! — Брат Грегори дернул головой и скривился от боли. — Он пришел… и взял…

Священник снова скривился.

— Документы?

— Да, их тоже, но он забрал противоядие! — слова выходили со зловещим шипением; потом священник задергался в конвульсиях.

Вэнса переполнила странная смесь жалости и ликования. Мстить этому беспомощному голому человеку уже не хотелось. Тем не менее должна же быть справедливость на этом свете, и пусть этот человек погибнет от яда, который он использовал, чтобы порабощать других.

— Добейте меня, — сказал брат Грегори, — прошу вас. — И тут Вэнс понял причину страха, которым горели глаза священника: тот боялся боли и ужасной смерти от яда. В душе Вэнса вспыхнула злоба — злоба, которая живет в каждом сердце, — когда он вдруг подумал, что можно уйти, и пусть яд делает свое дело.

Рассудок Сюзанны старался справиться с этой чудовищной трагедией, последние сцены которой разворачивались у нее на глазах. Она оперлась на дверной косяк. Ей надо бы чем-нибудь заняться, чтобы больше не тошнило.

— У вас множество причин убить меня, — умолял брат Грегори; боль накатывала на него все чаще. — Вы должны ненавидеть меня… вы должны, должны! — На глазах у него выступили слезы. — Пожалуйста, ради бога, — кричал он, — нажмите на курок!

— Может быть, — сказал Вэнс, — заключим сделку?

— Чего вы хотите? У меня ничего нет. Я покойник, я лишь хочу умереть быстро.

— Да, — ровно сказал Вэнс, — спорить готов, что хочешь. Полагаю, ты видел, как твои жертвы умирают медленно, я прав? — Грегори успел кивнуть, прежде чем его настиг очередной спазм. — Я выполню твою просьбу, если ты расскажешь мне, почему Кимболл все это сделал.

Грегори посмотрела на него с благодарностью.

— Охотно, охотно, — сказал он.

— Я думал, что у вас с Легацией должна состояться сделка. Вы должны были разделить власть. Почему Кимболл вас убил? Кто-то пытался обмануть?

— Нет… нет, дело совсем не в этом, — начал Грегори. — Кимболл узнал, что его собираются убить… то, что ему не удалось остановить вас, стало последней соломинкой.

— Итак, он знал, где должны храниться бумаги, он решил сделать так, чтобы они не достались Легации, и украл их сам, — догадался Вэнс. Грегори кивнул. — Но почему он… — Вэнс пытался подобрать слова. — Почему бы просто не украсть бумаги и не уйти. Это все, — Вэнс обвел рукой побоище, — было действительно необходимо?

— Он злой человек, — кивнул брат Грегори. — Он при каждой возможности унижал церковь, высмеивал нашу религию. — Негодование придало сил голосу монаха. — Он хотел, чтобы мы страдали; он дразнил меня, убивая братьев; он унизил меня и, через нас, унизил нашего Бога и…

Какая набожность, думал Вэнс, пока священник заканчивал свою обличительную речь. И спросил вслух:

— Значит, он хочет с помощью этих бумаг вернуться в Легацию?

— Нет! В этом-то все и дело! — прошипел Грегори, уже способный дышать лишь урывками. — Убив моих братьев, унизив меня, он похвастался передо мной… он знал, что я покойник. Он хвастался и насмехался надо мной, говоря, что передаст бумаги русским. «Это нарушит твои жалкие планы, да?» — говорил он, расхаживая передо мной с важным видом. — Вэнс вдруг поймал себя на том, что рассматривает кровавые следы Кимболла, протоптавшего на полу кровавую тропинку. Он даже не заметил, что белые теннисные туфли тоже в красных потеках. — Он сказал: «У русских хватит сил противостоять таким, как ты», — продолжал священник. — Это горделивый и тщеславный человек, он сказал, что русские будут его ценить куда больше и будут относиться к нему лучше, чем Бременская Легация. Он знал… он знал, как много значило для меня окончательное восстановление святости Святого Петра. Он знал, и он постарался, чтобы, умирая, я почувствовал, что моя жизнь была… менее чем бесполезна. — Брат Грегори сотрясался от рыданий, которые прерывались лишь судорогами боли. Вэнс развязал ему руки, вяло лежавшие на коленях.