Петербургское дело

— Ну да, — кивнул Бутов.

Кирилл Антонович усмехнулся:

— Любишь кино, да?

— Не всякое. Только толковое. «Бумер» три раза пересматривал. И «Бригаду» видел. Только в «Бригаде» все фуфло и лажа. Реальные пацаны в таких польтах не ходят. Это все красивости.

— Гм… Значит, ты синефил.

— Чего?

— Кинолюб.

— А, ну-да.

Садчиков достал из стола бутылку виски и два стакана. Разлил виски, пододвинул один стакан Бутову.

— Я вообще-то виски не очень… — начал было тот, но вспомнил, где находится, и замолчал.

— За наше дело! — сказал Садчиков.

— За наше дело! — горячо поддержал его Бутов.

Они чокнулись. Бут выхлебал свою порцию залпом.

Кирилл Антонович ополовинил стакан и поставил его на стол. Глаза у Бутова заблестели, по щекам разлился румянец.

— Ты читал устав объединения «Россия для русских»? — спросил его Кирилл Антонович.

— Конечно! Только у меня это… память не очень. Я наизусть не помню.

— Ничего страшного, — успокоил громилу Садчиков. — Так вот, Бут, в уставе записано, что главное для любого члена объединения — это общее дело. И если общему делу что-то угрожает, каждый член обязан пожертвовать всем, что у него есть, но партию спасти!

— Да! Я это помню!

— И еще там написано, что если на пути у объединения появилось препятствие, то святой долг каждого члена партии сделать все от него зависящее, чтобы это препятствие исчезло. Так или не так?

— Так! — пафосно кивнул Бутов и сглотнул от волнения. Он понимал, что разговор этот — чрезвычайный, и был страшно польщен тем, что с ним так серьезно разговаривают. К этому добавлялось и огромное уважение, которое он испытывал к Садчикову, который служил в Афгане, был героем, он по-настоящему — десятками, а может, даже сотнями! — мочил черномазых недоумков.

Садчиков наморщил лоб и задумчиво продолжил:

— Дело в том, Бут, что сегодня для тебя настал решающий момент.

— Решающий?

Садчиков кивнул:

— Да. Сегодня предстоит выяснить, чего ты стоишь в роли защитника интересов русского народа. Судьба объединения в твоих руках!

Бутов посмотрел на шрам, украшавший лоб Садчикова, и снова сглотнул:

— Правда? А что я должен сделать?

— Ты готов выслушать?

— Да!

— И готов исполнить то, что потребует от тебя объединение? Не отвечай сразу, Бут, подумай. Это очень важно. От этого зависят жизни многих истинно русских людей.

Бутов для проформы изобразил задумчивость (он все понимал слишком буквально, и если его попросили подумать, он обязан был подумать) и затем выпалил:

— Я готов! Что нужно делать?

— В наших рядах появился предатель, Бут. Крыса! Он работает на милицию. Сливает им информацию. Он стучит обо всем, что мы делаем. Он хочет упрятать нас за железную решетку. Как псов. Как рабов.

— Ра… рабов?

— Да. У него есть досье на всех наиболее активных и действенных членов организации. В том числе и на тебя.

Бутову польстило, что его имя было в списке активных и действенных, однако одновременно он не на шутку встревожился. За решетку ему не хотелось.

— Нужно убрать этого предателя! — жестко сказал Садчиков. — Ликвидировать его! Убрать с дороги партии, пока он не наделал гадостей! — Он замолчал, пристально посмотрел на Бутова и сказал: — Как думаешь, сможешь?

— Я?

Садчиков важно кивнул:

— Ты, Бут. Для этого дела нужен человек сильный, решительный и надежный. Мы долго совещались, прежде чем остановились на твоей кандидатуре. Ты — лучший!

Бутов перевел дух.

— Я должен его замочить? — сказал он севшим голосом.

Садчиков, по-прежнему пристально глядя Бутову в лицо, кивнул:

— Да.

— А… как?

— Это мы обговорим. Мы обставим все так, что тебе ничего не будет угрожать.

— Ну хорошо, — неуверенно произнес Бутов. — Тогда я согласен. А кого надо замочить? Кто крыса?

— Его фамилия Костырин. А зовут Дмитрий.

Бутов кивнул и повторил:

— Костырин. Дмитрий. А кто он та… — Вдруг Бутов осекся. И без того лошадиное лицо его вытянулось еще больше. — Ко… Костырин? — заикаясь, повторил он. — Че-то я не догнал. Как Костырин? Почему Костырин?

— Ты все понял правильно, Бут. Дмитрий Костырин — предатель и враг. Нам стоило огромных трудов вычислить его.

Бутов отупело смотрел на Садчикова.

— Но ведь он… наш вождь. Он не может быть предателем.

— В тот-то и дело, Бут, в том-то и дело. Костырин предал нас. Он предал тебя, меня и всех наших братьев по оружию. Посуди сам: кто привел в нашу организацию этого граффера?

— Печального Скина?

— Да.

— Вообще-то его привел Костырин.

— Вот именно. Он приблизил к себе этого ублюдка, вместо того чтобы выделять своих парней. Если честно, то я давно рекомендовал назначить тебя на должность секретаря партии. Но Костырин был против. Он говорил, что ты полезен только в роли «живой машины». А вот для новичка граффера он сразу сделал исключение. Так?

— Вообще-то… да.

— Он называл его своим другом?

— Точно, называл. — Бутов подозрительно прищурился. — Я сейчас начинаю вспоминать… Однажды они заперлись в кабинете Ди… то есть Костырина. И что-то долго там обсуждали. И еще, Костырин не хотел меня слушать, когда я говорил ему, что графферу нельзя доверять. Это ведь тоже признак, да?

Садчиков грустно кивнул:

— Да. Костырин хитер. Но от такого наблюдательного парня, как ты, его мелкие промахи не укрылись.

— Это точно! Черт! — Бутов хлопнул себя по коленке. — А ведь я и раньше его подозревал! Честное слово, Кирилл Антонович! В нем всегда было что-то… подозрительное. Например, эти его дурацкие философии.

Садчиков поднял брови:

— Философии?

— Да! Он даже нас заставлял их читать. Ницше, потом этот как его… Шестин? Или Шестов? Да, Лев Шестов! Название еще у книги такое сложное… как же его… Типа «Апофигей» и что-то там еще…

— «Апофеоз беспочвенности»?

— Во! Точно!

Садчиков тяжело вздохнул:

— Этого и следовало ожидать.

Теперь уже глаза Бутова сверкали неприкрытой злобой и мстительностью.

— То-то он так с этим граффером спутался! Про картинки художественные с ним разговаривал. Я сразу понял: что-то тут не так.

— И ты был прав, — кивнул Садчиков. — Черкасов, которого вы прозвали Печальным Скинхедом, был у Костырина связным. Костырин передавал ему информацию о нашей организации, а тот доносил ее до ментов. Так, в паре, они и работали.

Бутов сокрушенно покачал головой:

— И много наших они успели сдать?

— Да, Бут, много. Но вся эта информация ничего не стоит, если нет свидетеля.

— Значит, нужно убрать Костырина и граффера, и все будет тип-топ? — догадался Бутов.

Кирилл Антонович облегченно кивнул:

— Я рад, что мне не пришлось объяснять тебе этих простых вещей. Ты ведь понимаешь, Бут, как тяжело мне с тобой обо всем этом говорить? Давай-ка лучше выпьем. За то, чтобы нервы у нас с тобой были крепкими, а дух — свободным и безжалостным к предателям.

Садчиков разлил виски по стаканам, и они выпили. Бутов хлопнул стаканом об стол и решительно спросил:

— Когда я должен это сделать?

— Чем скорей, тем лучше.

— В таком случае, пора обговорить детали.

8

Это было до смешного просто. Герыч спрятал Андрея Черкасова у себя в квартире. Ну то есть он его там не прятал. Андрей просто жил у Герыча. Пил чай, ел пельмени и смотрел телевизор, надев наушники. А когда кто-нибудь приходил, спускался в просторный, сухой и обитый деревом погреб.

Герыч настаивал на том, чтобы вообще не открывать дверь гостям. Однако Андрей возразил, что вечно закрытые двери квартиры могут насторожить друзей Герыча, навести их на опасные мысли. Поэтому Герыч вынужден был продолжать жить той жизнью, которой жил до сих пор. То есть принимать гостей-приятелей, большинство из которых были молодыми забулдыгами, закончившими художественное училище и теперь слонявшимися по Питеру в поисках непыльной работы. Но каждый раз Герыч спешил поскорее выпроводить очередного гостя, сославшись на важные дела. Либо вел его в близлежащий кабак, где угощал пивом за свой счет.