Загадка Скалистого плато

— И по этому плану не пощадили даже своего единомышленника. Портсигар мы обнаружили в тайнике у Луцаса…

— Луцас — жестокий человек. Он пришел к закономерному концу. Его все равно приговорили бы к высшей мере. Так что я облегчил задачу советского правосудия.

— Свара в стае волков… Заров приказал убрать Луцаса? — Туриев постучал пальцем по крышке портсигара. — Вы его убили, а Георгий Николаевич взял рюкзак убитого, находившиеся в нем вещи спрятал, а рюкзак подбросил в комнату закадычных дружков-алкашей. Так сказать, навел тень на плетень…

— Какой вам толк в том, что скажу правду или неправду? Все равно выйти отсюда не удастся… А если и удастся, то нет у вас никаких улик. Одного признания недостаточно, чтобы осудить человека. Нужны улики, а их у вас нет, молодой человек, — Линский потянулся, сладко зевнул. — С удовольствием отдохнул бы минут этак шестьсот, да грехи не пускают… Что интересует еще?

— Почему вы поверили Зарову?

— Молодой человек, вы затронули самые нежные струны моей души. Я — как та девушка, что с закрытыми глазами и замирающим сердцем идет за своим избранником, когда он предлагает ей свою безграничную любовь. Почему я поверил Зарову? Вы задали мне резонный вопрос. — Линский почесал стволом пистолета висок. — Во-первых, он рассказал мне трогательную историю о том, как узнал о сокровищах плато…

— Со слов лесничего Стехова, — небрежно проговорил Туриев, демонстрируя свой излюбленный прием — деланное равнодушие.

Линский обалдело посмотрел на него и прошептал:

— Великий боже! Я восхищен вами! Вы провели колоссальную работу, прежде чем прийти к нам в гости. Да, Жоржику будет трудно отвечать на ваши вопросы, если, разумеется, вы получите возможность их задавать. Ну, если вы знаете, почему я должен напрягать память, зачем мучать свой достаточно поживший мозг? — Линский перешел на нормальный тон. — Заров пользовался большим авторитетом…

—…Внес значительную сумму в фонд Обороны в начале сорок третьего года.

— Ей-богу, вы можете написать о Зарове целую книгу, зная о нем все. — Линский торжественно продолжал: — Он — великий человек. С конца двадцатых годов быть в бегах — и не попадаться?!

— Но он в бегах не как Заров, а как Зубрицкий.

Линский уже ничему не удивлялся, он уважительно проговорил:

— Мы с удовольствием взяли бы вас в компаньоны. Но что поделаешь? У нас разные взгляды на жизнь. Да, да, ищут Зубрицкого, — а он — Заров. И ничего удивительного в том, что его не находят. Удивительно другое, молодой человек, — доверительно продолжал Линский, — недавно мне довелось прочитать в газете… Заметьте, я не пользуюсь слухами, а черпаю сведения из советской прессы… Так вот недавно мне довелось прочитать об одном гениальном человеке. Фамилия его — М-ганов. Имел подпольную трикотажную фабрику, выкачивал из населения тысячи. Да что я говорю, счет шел на миллионы. Его вот-вот должны были накрыть, так он скрылся! Ему объявили всесоюзный розыск, искали пять лет, а он никуда из Пригорска не уезжал. Смешно? Почти что грустно… Так почему же Жорику бояться? Это вам удалось каким-то образом узнать его настоящее фамилие. Так вот, молодой человек, вам вопрос, как юристу: того М-нова плохо искали или не пожелали как следует искать? Не хотите поделиться своим мнением? Не буду настаивать, — голос Линского внезапно стал хриплым, он прокашлялся, вытащил из заднего кармана брюк плоскую фляжку, сделал несколько глотков. — Не желаете? Лучший коньяк из Дагестана.

— «Нарын-кала»?

— Бог мой! Мудростью вы можете поспорить с самим Соломоном.

Линский бросил фляжку Туриеву, тот ловко поймал ее, отпил терпкой пахучей жидкости, вернул фляжку владельцу.

— Что же теперь будет? — миролюбиво продолжал тот. — Как будем расходиться друг с другом: мне с вами, молодой человек, не по пути. Лева Линский не дурак, чтобы так просто прийти в объятия закона. Не на того напали. Хорошая поговорка, а? Ею пользуются умные люди. И только мужчины. Обратите внимание, женщины никогда не говорят: «Не на ту напали…». Как правило, слабый пол не любит грубых слов. Честно говоря, мне нравится беседовать с вами, вы очень хорошо слушаете. Профессиональная привычка? — Линский не давал возможности Туриеву отвечать. Лев Борисович рисовался, Лев Борисович нервничал.

— Можно мне задать вопрос? — перебил его Туриев.

Линский оторопело посмотрел на него, снова достал из заднего кармана брюк плоскую бутылку, отпил коньяку, протянул сосуд Туриеву. Борис отрицательно мотнул головой.

— Задавайте, — Линский встал, отошел в сторону.

— Если в ваш дом забрались воры, унесли самое ценное, как бы вы реагировали?

— Вопрос с воспитательной целью, — усмехнулся Линский, — проводите аналогию: государство — наш общий дом, из него тянуть для личного обогащения безнравственно и тэ дэ, и тэ пэ. Однако есть преценденты, молодой человек, даже из истории этих краев. Хотите пример? Опять же из прессы. Так вот, вы, конечно, знаете о таком феномене, каким является Кобанская культура. Вас не удивляет то, что я говорю о ней? Пришлось, молодой человек, многое прочитать об истории тех мест, где волею судьбы я сейчас обитаю. Так вот, Кобанская культура… Она по своему уровню не уступает прославленной центрально-европейской культуре Гальштатта, как утверждает в своей книге профессор Кузнецов.

У меня неплохая память, я могу процитировать наизусть, может быть, с некоторыми отклонениями, отрывок из труда профессора Кудрявцева. Наберитесь терпения и послушайте: «Внимание ученых к древностям Кобана не ускользнуло от предприимчивого и алчного Хабоша Канукова…» Местного помещика-алдара, — пояснил Линский и продолжил: — «Во время пребывания там очередной экспедиции он выгодно сбыл немецкому профессору Вирхову коллекцию накопившихся у него древностей. Видимо, именно эта сделка дала толчок всей последующей бурной деятельности Канукова — пользуясь своими правами частной собственности на землю, он перекопал погребальное поле Кобана, расхитив свыше 600 могил. Замечательные бронзы из рук Канукова попали в Сен-Жерменский музей древностей в Париже, в музеи Лиона, Вены, Берлина, обогатив кобанского алдара.

Вред, нанесенный Кануковым отечественной науке, не поддается учету», — Линский победоносно посмотрел на Туриева: — Каково? Только, ради господа, не подумайте, что я этот отрывок выучил наизусть в ожидании встречи с вами. Когда готовишься обнаружить нечто бесценное в пещерах Скалистого плато, невольно знакомишься с литературой о родном крае… Годы миновали с тех пор, как я пошел за Заровым, годы… Но вы не представляете, как мне хорошо здесь жилось! Все, что находится в царских военных складах, — к моим услугам. Ковры, белье, обмундирование, шоколад, вина, коньяки, кофе. Недавно мне захотелось нашего, советского коньяка. Так что вы думаете? Заров поменял ящик настоящего бургундского на пять бутылок «Нарын-кала» у одного высокопоставленного индюка из Пригорска. Коллекционер! Даже не полюбопытствовал, откуда у простого советского пенсионера взялось бургундское восьмого года выпуска.

— Столько лет скрываться от семьи, от людей…

— От людей — да, но от семьи… Знайте: люди моего склада — прекрасные семьянины. Дочери мои получили прекрасное образование, у них уже семьи, дети. А что касается того, что мне не хотелось видеть множество людей, так что же? Вы, надеюсь, читаете прессу? Еще один пример: недавно в местной газете напечатали про одного дезертира, просидевшего в погребе собственного дома более двадцати лет. Вы представляете? Два десятка лет не казать носа. Даже когда умерла его матушка, не выполз из своего убежища, не сказал ей последнее прости. Так-то — дезертир, а я, Туриев, воевал. Правда, в сорок втором году, когда попал в госпиталь, за хорошие деньги у меня нашли какую-то хитрую болезнь, комиссовали вчистую, но я не бежал, как известный всем Гарун, с поля брани. Ну… Нарушил паспортный режим — за это большой срок не дают, если что. Но, к сожалению, вам не придется быть свидетелем.

— Хорошо, я смирился с этим, — Борис встал, сделал несколько шагов к Линскому, тот отскочил, вытащил из-за пояса пистолет, направил его на Туриева.