Русское видео

В Израиле господствовала местная мафия — и появления иной не предвиделось. Глупо выходцам откуда бы то ни было пытаться наводить свои порядки. Возмездие не заставило бы себя ждать. Безотказных «узи» хватало и у порядочных людей. В воюющей стране привыкли работать одной рукой, другую положа на автомат.

Но пополнение прибыло дерзкое. Ведь известно, что «русская» мафия даже в Штатах своей жестокостью превзошла неукротимых, «без заднего хода» чернокожих. Не говоря уже об опутанных религиозными и патриархальными условностями итальянцах.

Новички с жадностью бросились захватывать контроль над чужими отраслями и территориями. В ходе борьбы «русские», не колеблясь, уничтожали любую помеху. Попутно гибло множество людей вовсе непричастных, но это никого не беспокоило — на том свете разберутся. Те, что выжили, закалились в боях, и власть, опирающуюся на страх, приобрели немалую. А у кого власть — у того и деньги. Эта, вполне советская истина, не подводила и здесь.

После того, как Нельсон посоветовал соседскому лавочнику Бельферу продать свой дом, тот практически не колебался. Бизнес есть бизнес. Дом за жизнь — сделка небезвыгодная. Да и не бесплатно же. При всем своем влиянии Нельсон палку не перегибал, последнего куска не отнимал. Словом, жилье братьям Фишбейнам было обеспечено.

Не ошибся в племяннике Яков Моисеевич. Угадал родственную душу. Арон оправдал все ожидания. До появления резких, озлобленных, держащихся стаями советских олим, наркотиками торговали бессистемно. Цены держались примерно на одном уровне, постоянным покупателям давались скидки, опасливо шли на контакт с чужаками. А без риска в торговле, тем более незаконной, нет и прибыли.

Из тех, что явились из Союза, многие сами сидели на игле. Израиль показался им райскими кущами. Наказания за торговлю наркотиками — смехотворны. Некоторые разновидности и запретными не считались. Гашиш, например, курили в открытую, считая чем-то вроде традиционного национального продукта. Все громче поговаривали о том, чтобы заимствовать опыт Западной Европы, в которой кое-где уже благоразумно снабжали наркоманов одноразовыми шприцами, а при «ломке» — инъекцией. Боязнь эпидемии наркомании уступила место угрозе распространения СПИДа.

В волны наркобизнеса не преминул окунуться и Арон. Сам «двигаясь» только от случая к случаю, с выгодой поставлял новым соотечественникам «лекарства», преимущественно опий. Реже, и тем, кто побогаче, — героин, новомодный крэг. Крохи, которые складывались из выплат торговой шушеры «за спокойствие», теперь вспоминались со смехом. Какое могло быть сравнение с неисчислимыми прибылями наркобизнеса! Нет, «опекать» торгашей не прекратили, но рвения несколько поубавили, эта сфера стала второстепенной. Деньги оттуда текли, тем не менее, исправно, и вся задача состояла в том, чтобы рассчитать подати, не переборщив. А это задача не из легких, ибо обирать сытую, зажиточную дичь куда выгоднее

Строго говоря, братья Фишбейны Якову Моисеевичу были двоюродными племянниками. Их мать не была родной сестрой Нельсона, носила другую фамилию. Все это, однако, не сказывалось на его отношении к ним. Дело и имущество должны быть переданы достойному…

Но не удалось Грише обнять брата. В аэропорту его встречал седой, согбенный дядя. По сторонам щетинились букетами роскошных желтых роз плечистые парни. Все как на подбор — рослые носатые, с хищными ощупывающими взглядами узких глаз. Строгие костюмы из темной ткани выделялись в пестроте млеющего от жары аэровокзала.

Не было радости в этой встрече. Арона похоронили двумя днями раньше.

Скорбно склонив голову, Нельсон сказал Грише:

— За нами дело не станет. Отомстить сможем. Знать бы только, кому. Ищем. Хорошо опрашиваем, лучше полиции. Твой теперь час настал. Назло этому быдлу, ты должен дело брата продолжить. Твое и мое дело. А кто руку поднял — найдем и отрубим.

Не нашли. А ведь спрашивали умелые мастера, рукастые. Слишком многих Арон держал своей мертвой хваткой. Налоги высасывали кровь, тормозили дела. Чье-то терпение лопнуло. Автоматная очередь буквально рассекла пополам крепкое тело Арона прямо у белой стены его дома. Нынешнего владения Гриши.

Таким образом младший Фишбейн унаследовал от брата и должность. Поначалу взяли его на испытание. Нельсон вряд ли дал бы поблажку и племяннику, окажись тот бестолочью. Но этого не потребовалось. Сгодился Гриша в бухгалтеры мафии. Приходилось и кассировать, иной раз суммы доходили до сотни тысяч в неделю. Старались не накапливать, поактивнее «отмывать» через банки.

От участия во взимании недоимок Гриша благоразумно отказался. Ограничился тем, что, отменно быстро войдя в курс дела, не упускал из виду наиболее шаткую часть господ плательщиков. Знание всех действующих факторов определяло и дифференциацию сумм налога. Но, разделяя стремление дяди Якова отомстить за смерть брата, судьбу его разделить Гриша вовсе не стремился. Оттого и не выколачивал последнее, давал жить людям. Но и себя не забывал. Счет в банке «Тфахот» подрастал. Трат, собственно, больших и не было. Девочки с покровителей денег не брали (а Гриша был падок), ну, а сколько там можно истратить на еду и нечастую выпивку?

Вспоминалась жизнь в Союзе, тоскливая пустота в карманах, бессилие перед шпаной. Сюда бы их!

И все же каждую весть оттуда впитывал с жадностью. Казалось бы — чего хорошего, а любопытно. Ностальгия не ностальгия, а есть все же что-то. А тут и живая весточка подоспела. Заславских в аэропорт Гриша встречать не поехал, но в доме принял. А когда Илья горделиво сообщил, что на счету у него больше двадцати тысяч, еще больше потеплел, забыл старые обиды. Вызвал своего маклера, и в тот же день они справили новоселье.

Устраивались Заславские основательно. Учили язык в ульпане, по вечерам по очереди водили Анечку в клуб для детей олим. Не за бесплатным пирожным — ради общения. С отвращением Илья разглядывал дышащие тупым усердием лица соседей по кварталу. Но в чем-то и завидовал им. Привезенные деньги неудержимо таяли. А те, кто приехал «пустышками», понемногу, но уверенно подкапливали шекели, отказывая себе в земных радостях.

Илья же работу найти пока не мог. Намекал Грише, но тот — важная персона, вечно занят. А первая заповедь для олим гласила: «Не унывай, будь жизнерадостен и процветай». Даже если твои дела совсем плохи. Неудачники обречены, их сторонятся, о них просто забывают. Работай локтями, прорывайся в первые ряды. Иной раз приходилось завидовать даже ветеранам войны, инвалидам. Не говоря уже об узниках какого-либо концлагеря. В отличие от преемников Сталина, администрация объединенной Германии исправно переводила им приличную пенсию-компенсацию в самой уважаемой валюте мира.

Как Илья не усердствовал, приблизиться к некогда столь презираемому Фишбейну ему не удавалось. В редкие встречи Гриша традиционно ссылался на массу дел и бурчал что-то вроде «увидимся позже». А между тем за три месяца кошелек Заславских совсем отощал. Тоже мне, старый друг называется (Илья так считал уже почти искренне)!

Жидкая тень деревьев не спасала — улицы были раскалены, как духовые печи. Ветер горяч и влажен, его можно пощупать. Но и в эту невероятную жарищу лучше кондиционера взбадривало сознание того, что близки перемены к лучшему.

Эйфория у Заславских миновала далее быстрее, чем обычно у олим. Разумеется, их здесь ждали, как и всех прочих. Старались сделать адаптацию менее болезненной, создавали условия. Но это все относилось к тем, кто собирался работать руками. А заниматься физическим трудом Илья как раз и не намеревался. Работа — дело других, его занятие — стричь.

Наконец-то Гриша отозвался на настойчивость Ильи. Смилостивился, не бросил «приятеля» в одиночку барахтаться в бурных житейских волнах Иерусалима. Поддержка Фишбейна к тому времени уже кое-что значила, хотя и официально Нельсон еще не объявил его своим преемником. В этом, однако, мало кто сомневался.

Бизнес — вот его дело, но не торчать же у обочины дороги с лотком апельсинов или плоских лепешек-питы, — думал Илья. А до торговли американскими автомобилями или чем-то не менее пристойным нос пока не дорос. Денег для крупного дела банк не даст, и будет прав. Израиль нуждается прежде всего в мозолистых рабочих руках. Предпринимателей — в избытке. Больше разве что писателей и всякой журналистской братии.