Майами, 69

— Верю, что ваш приезд в Майами организовал отдел кадров “Отель Интернэшнл”, что с вами связались в Стамбуле и пригласили посетить Майами-Бич. Но это так отличается от вашего собственного стиля устанавливать контакты!

— Да, но именно так оно и было. От мистера Андерсона я получила два письма и телеграмму с приглашением.

— А на каких условиях вы проживали в стамбульской гостинице “Хилтон”?

— Для меня на самых обычных. За то, что я переводила и отвечала на письма иностранцев, турки мне бесплатно предоставили в гостинице помещение под офис, где я работала как наемная секретарь-машинистка.

— Как я понимаю, ваша основная работа в Турции заключалась в составлении писем, организации деловых встреч для бизнесменов, которые ни языка, ни обычаев страны не знали?

— Да, верно.

— Сколькими языками вы владеете, мисс О'Хара?

— Семью и хорошо понимаю, когда говорят, еще на трех.

— Вашими познаниями в языках вы обязаны отцу, матери и нескольким мачехам, на которых женился ваш отец, работая в наших посольствах за рубежом? Ваш отец служил главным образом в почетном карауле и советником в протокольных отделах? Это так?

— Да, это так, — подтвердила девушка.

— А чем вы занимались до того, как приехать к нам, мисс О'Хара?

— Живя с родителями за границей, я ходила в местные школы. После того как в Лондоне в результате несчастного случая погиб мой отец, а в ту пору мне было всего семнадцать, моя очередная мачеха забрала все средства отца и уехала, как я думаю, на Французскую Ривьеру. Вскоре я вышла замуж за английского подданного, которого звали Сесл Эндрюс, но наш брак длился всего несколько месяцев.

— Вы с ним разошлись?

— Да, и шесть лет ждала решения, когда суд мне возвратит мою девичью фамилию.

— Чем вы занимались после того, как расстались с мужем?

— Я вернулась в Соединенные Штаты. В Лос-Анджелес. Зарабатывала на жизнь тем, что подавала в баре коктейли, и посещала курсы интенсивного обучения стенографии и машинописи при школе бизнеса Сойера.

— А затем?

— Затем вернулась в Лондон и стала работать, используя знания иностранных языков.

Мистер Торк сделал какие-то пометки в своем блокноте.

— А теперь скажите, где вы работали перед тем, как переехать в Стамбул? — спросил он.

— В Каире.

— А до Каира?

— В Риме, Вене, Бонне. Еще в Западном Берлине и Мадриде. Также в Милане и Париже. Кроме того, в Нью-Дели и Калькутте, — ответила Кара и сдунула со лба прядь волос, выбившуюся из-под заколки.

Этот допрос мог продолжаться целую вечность. Она порылась в бумагах, лежавших на столе, нашла свой паспорт и положила его перед надоевшим ей чиновником.

— Если не верите, а похоже, что так оно и есть, можете посмотреть на мои визы, — теряя терпение, предложила ему девушка.

Мистер Торк паспорт ее раскрывать не стал, а спокойным голосом продолжил:

— Другими словами, за последние пять-шесть лет вы много ездили по свету, переезжали из одной страны в другую.

— Да, последние пять лет, — уточнила Кара.

— И работали наемной стенографисткой.

— Да.

— Вам доводилось работать за “железным занавесом”?

— Нет. Ближе всего я находилась от него, когда работала в Западном Берлине.

Мистер Торк взял в руки паспорт девушки.

— По французской визе можно судить, что вы прожили в Париже почти два года.

— Да, так оно и было.

— А почему так долго?

Кара уже готова была вскочить со стула, вытянуться перед въедливым чиновником службы иммиграции во весь рост и запеть: “Я люблю Париж”, но вовремя удержалась.

— Случилось так, что я полюбила Париж, — спокойно ответила она.

— Понятно, — сказал мистер Торк, изучающе посмотрел на сидевшую перед ним Кару, затем порылся в ящике стола, извлек из него большой коричневого цвета конверт с надписью “Полиция г. Парижа — криминальный отдел” и вынул из него штук шесть фотографий размером восемь на десять. — А теперь, мисс О'Хара, ответьте мне на последний вопрос. Во время долгого пребывания с отцом в Париже встречались ли вы с этой женщиной?

Кара надела очки и взглянула на верхнюю фотографию. На ней была изображена голая женщина, и Каре поначалу показалось, что это фото из ряда порнографических, — уж слишком наглядно на нем были представлены те участки тела женщины, которые в Штатах запрещалось фотографировать. Женщина, слегка запрокинув голову, лежала на спине, выставив напоказ свои груди и промежность. Только увидев на ее бедрах огромные синяки и искаженное в гримасе лицо, Кара поняла, что женщина мертва.

Та же женщина была изображена и на остальных фотографиях, только в разных ракурсах. Судя по всему, фотограф полицейского участка запечатлел обнаженную сразу же, как только прибыл на место происшествия. Кара просмотрела все снимки, но опознать несчастную так и не смогла. Женщина выглядела лет на сорок пять — пятьдесят. У нее были слегка вьющиеся густые черные волосы и стройная фигура. При жизни она, должно быть, была очень эффектной.

— Вы знаете ее? — спросил мистер Торк. Кара отрицательно покачала головой.

— Нет, этой женщины я никогда не видела, — ответила она. — По крайней мере, мне так кажется.

— А не освежу ли я вашу память, если скажу, что в свое время она была одной из самых известных и высокооплачиваемых chanteuses в Париже?

Девушка снова покачала головой. Добрая половина француженок, с которыми она встречалась на вечеринках в домах, построенных на левом берегу Сены, или в шикарных апартаментах, располагавшихся в зданиях вдоль всей авеню Фош, хвастались тем, что в молодости являлись самими популярными и высокооплачиваемыми chanteuses, то есть кокотками, в Париже, что позволяло их теперешним мужьям или любовникам буквально светиться от гордости. Что ни говори, а французы ко всему, что касалось области секса, относились с большим почтением.

— Имя Анжелика Бревар вам о чем-нибудь говорит? — продолжил между тем мистер Торк.

— Нет.

— Вы уверены, что никогда ее прежде не видели?

— Нет, не совсем, — чистосердечно призналась Кара и вернула стопку фотографий чиновнику. — За два года, проведенные мною в Париже, я встречалась со многими женщинами, но сомневаюсь, что опознала бы их на фотографиях, подобных этим. Эта женщина выглядит так, будто ее только что вытащили из Сены.

— Да, так оно и было. Французские полицейские выловили ее из реки три недели назад, — криво улыбнувшись, ответил мистер Торк и, протянув Каре ее документы, поднялся из-за стола. Таким образом он дал ей понять, что допрос наконец-то окончен. — Благодарю вас за то, что были так терпеливы со мной, мисс О'Хара. Уверен, что пребывание на родине доставит вам удовольствие, — добавил чиновник.

Голос его был таким же неприятным, как и его улыбка.

— Merci, je vous remerce — спасибо, я вам благодарна, — ответила Кара по-французски, — а то мне начинало казаться, что я ее уже никогда не увижу.

Взяв атташе-кейс в одну руку и перекинув шубку через другую, девушка вышла из офиса иммиграционной службы. В поисках носильщика, который бы отнес ее багаж к стоянке такси перед зданием аэропорта, она прошла мимо мужчины в белом помятом костюме, который негромко по-французски произнес:

— Не вздрагивайте и не оборачивайтесь на меня, мадемуазель. Сделайте вид, что ищете носильщика. — Следующая фраза им была сказана уже на английском: — Если будете со мной откровенны, то это пойдет вам только на пользу. Понятно?

— Qui [Да (фр.)], — остановившись и не повернув головы, ответила Кара.

— Многого от вас добился Торк своими расспросами?

— Ничего.

— Воп, — с облегчением вздохнув, произнес мужчина. — Прекрасно! Я и предполагал, что вы окажетесь умницей. Занимайтесь своими делами, а позже мы с вами свяжемся. — Он неожиданно перешел с французского на английский, а затем на урду: — Когда вы откроете газету, то поймете, что наши намерения вполне серьезны, — она лежит на прилавке!

Странный мужчина проследовал мимо нее и вышел из здания аэропорта. Проводив его взглядом, Кара застыла в нерешительности. Затем подошла к стойке страховой компании, возле которой еще недавно стоял человек в белом костюме, и взяла с нее сложенную газету. Раскрыв ее, девушка обнаружила в ней конверт с толстой пачкой банкнотов достоинством в пятьдесят и сто долларов.