С этим я справлюсь
С этим я справлюсь читать книгу онлайн
Маргарет Элмер из романа У. Грэма зарабатывает себе на жизнь воровством, ловко обманывая своих работодателей.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
– Приходилось, – кивнула я. – Но очень давно.
– Ах, нам так все надоело! – передразнил он. – Том, привет! На кого ставил в субботу?
– Да так, на одну лошадку, – отозвался парень, стирая желтую краску с рук. – Но победил Игл-Стар, поэтому я ничего не взял.
Я вспомнила Игл-Стара. Крупный гнедой жеребец с пятном на морде. Он был в Манчестере, участвовал в ноябрьском стипль-чезе.
Меня привлекали машины, печатающие афиши и плакаты. Краски яркие, каждый цвет наносится отдельно, накладываясь один за другим, пока не заполнится все пространство афиши целиком…
– Интересно? – Терри Холбрук все не отставал. – Это итальянская машина, мы купили её несколько лет назад. «Аурелия». Она работает лучше любой другой.
Думал он совсем о другом и просто пожирал меня взглядом. Цех почти опустел.
Видно, платье оказалось недостаточно бесформенным, – подумала я.
– Почему итальянская?
– А почему нет? Нам предложили десять разных вариантов на выбор. Следующая – немецкая. Скоро мы её заменим. Марк и другие директора просто помешались на новой технике… Тебе не скучно?
– Что?
– Смотреть на машины.
– Нет, почему?
– Как правило, девушек машины не интересуют.
Я краем глаза взглянула на него и впервые заметила на шее довольно крупное родимое пятно. Вот, наверное, почему он отпустил длинные волосы. Хотя все равно, с этой выпяченной нижней губой… В нем чувствовались какое-то озорное коварство.
– Надо было зайти с другой стороны, – сказал Терри. – Там наборный цех, оттуда все начинается.
– Неважно, – отмазнулась я. – Все равно мне пора на обед.
– Что ты думаешь о нашей фирме, дорогая? Я говорю не о работе, а о людях.
Мы остались одни, все здание, казалось, вдруг затихло. У меня возникло ощущение, что Терри что-то затевает, может, хочет обнять меня; поэтому я на всякий случай отошла подальше стала внимательно разглядывать очередную машину.
– Одна большая дружная семья, как любит повторять отец? – не унимался Терри.
– Те, с кем я успела познакомиться, мне понравились.
– Важно выбрать хорошую компанию. Интересно, какую компанию ты предпочитаешь?
Своих намерений он явно не скрывал.
– Прошло всего несколько месяцев, как я потеряла мужа, – осадила я его.
Он притих, взгляд его погас, но я не могла понять, о чем он думает. Потом мне опять попалось на глаза родимое пятно на шее Терри, и неизвестно почему я вдруг почувствовала к нему жалость. нет, без сочувствие к людям я вполне могла бы прожить. До сих пор, насколько я помню, никто не пролил обо мне ни слезинки, так с какой стати мне кого-то жалеть?
Но Терри был не в счет. Наверно, немало пришлось ему вытерпеть насмешек в школе из-за этого пятна, когда мальчишки издевались, а девочки хихикали, и, может, из-за него он обозлился и тоже пошел не по той дорожке.
Я подошла к дверям в наборный цех. Пожалуй, потому Терри так и одевается: желтый вязаный жилет, коричневые брюки и так далее. Интересно, каков он в душе и что он думает обо мне сейчас, вот здесь, в наборном цехе, и что бы он сказал и сделал, будь я доступнее? Но я такой не была и потому решительно заявила:
– Мне нужно идти, мистер Холбрук.
Когда отдел розничной торговли заканчивал работу, деньги, поученные за день, переносили через улицу в главную контору и запирали там на ночь – в магазине не было подходящего сейфа. Эти деньги никогда не отправляли в банк, так как каждую пятницу двенадцать или тринадцать сотен фунтов требовались на заработную плату, и на это как раз шла выручка от розничной торговли. Правда, она бывала разной: иногда выходило и по сто фунтов наличными в день, а иногда четыре-пять – все зависело от покупателя и его щедрости.
Если выручки было мало, в четверг в конце дня двое служащих получали чек на недостающую сумму и отправлялись в банк за деньгами. Тем временем Сюзен Клейбоун и ещё одна девушка готовили конверты на каждого. Сейф находился в комнате кассира, но у девушек, конечно, не было от него ключа. Ключи хранились у мистера Уорда и Марка Ротлэнда. Третий ключ хранил директор-распорядитель Кристофер Холбрук.
Однажды Марк Ротлэнд застал меня в кабинете мистера Холбрука, когда я нюхала розы на его столе. На самом деле я просто успела вовремя отскочить в сторону. Я покраснела и сказала, что принесла мистеру Холбруку чек на подпись и отвлеклась на запах роз.
– Первые в нынешнем сезоне, – кивнул он. – Отец был мастер их выращивать. Его это интересовала куда больше, чем полиграфия.
Я облизнула губы.
– У нас была когда-то вьющаяся роза – розовая с белой серединой. Обычно она оплетала всю калитку нашего дома в… в Норидже. А эта как называется?
– Похожа на «Звезду Голландии», – он тоже понюхал розу. – Да. По-моему, она пока остается лучшей из красных сортов… Вам приходилось бывать на Национальной выставке роз?
– Нет.
– Она откроется в следующем месяце. Стоит посмотреть, если интересуетесь.
– Спасибо. Постараюсь не пропустить.
Когда я шла к выходу, Марк Ротлэнд вдруг сказал:
– Миссис Тейлор, на ту пятницу намечен наш ежегодный вечер с танцами. Обычно на него приходят все, особенно новички. Но если из-за траура вы пойти не захотите, сообщите мне заранее, ладно? Я постараюсь объяснить это дяде.
– Спасибо, мистер Ротлэнд. – Я скромно опустила глаза – ну просто настоящая вдова, и только. – Я скажу.
3
Полагаю, я не из тех детишек, которых в можно поставить в пример. В семь-восемь лет я обнаружила, что соображаю лучше многих. И если случалось влипнуть, всегда умела отвертеться от наказания. Поэтому к девятнадцати у меня сложилось довольно высокое мнение о себе.
Дважды меня ловили. Первый раз в десять лет, когда другая девочка вдруг струсила и все выболтала. Урок не иметь дело с другими я с тех пор никогда не забывала. И страшная трепка, которую мне задала мать, когда пришла полиция, и вся эта морока с инспектором, которого приставили приглядывать за мной, тоже многому меня научили. Нет, в десять лет я не стала закоренелой преступницей, но теперь когда я что-нибудь делала, то всегда заботилась о том, чтобы меня не поймали. И меня не ловили.
Попалась я потом только раз. Тогда мне было тринадцать, и мама так меня избила, что до сих пор на бедре, где она ударила слишком сильно, осталась метка. Я тогда перепугалась до смерти, испугалась по-настоящему, потому что никогда раньше её не видела в такой ярости. Она кричала: «Воровка, вот что у меня выросло, воровка, а не дочь! Мало меня Бог наказывал! Теперь вот это!» Вместе со словом «это» на меня обрушивался внушительный удар. «Чего тебе не хватает? Чего недостает? Сыта, одета-обута, обстирана, из приличной семьи, все для неё делаю, и на тебе!» Еще один удар. И опять все сначала: «Какой стыд! Ты меня слышишь? Позорное, кощунственное святотатство! Воровать в храме Господнем!»
Так продолжалось часов шесть, не меньше; Люси то и дело просовывала голову в дверь, умоляя: «Перестань, Эди, ты же убьешь ребенка!.. Хватит, Эди, у тебя будет удар!.. Остановись, Эди, дай передохнуть, ты уже достаточно её проучила!»
Теперь, зная её лучше, я понимаю – ничто не могло причинить ей большей боли, чем то, что я взломала в церкви ящик для сбора пожертвований. Ни тогда, когда слезы струями текли по моему лицу, а мокрые волосы прилипли к щекам, когда голос мой охрип и сорвался, ни потом я не могла ей объяснить, что все это делаю ради нее.
Конечно, я не голодала и не ходила в лохмотьях – за этим мама следила, во многом себе отказывая. Но оттого труднее было это принимать. Нелегко быть благодарным, когда от тебя благодарности ждут; это просто убивает! Даже Люси иногда отчитывала маму. «Все копишь, копишь добро, – говорила она, – лучше бы о себе подумала, Эдит, все равно в гроб всего не возьмешь». А мать, бывало, отвечала: «Придет время – все помрем, не сомневайся. Но не раньше. На то воля Божья. Марни, садись за уроки!»