Не отворачивайся

— Дэвид, послушай, нам сейчас не до спасения мира. Важно, чтобы газета оставалась на плаву. Если она пойдет ко дну, то негде станет печатать твои статьи, даже очень важные и интересные. Мы не можем позволить сейчас помещать в газете материалы, которые могут быть легко опровергнуты.

— Думаю, это будет не так легко.

Брайан вздохнул.

— Дэвид, как ты смотришь на то, чтобы перейти в другой отдел? Это будет перемещение по горизонтали, ты ничего не потеряешь.

— Почему Мэдлин так взволновала история со строительством тюрьмы? Купилась на обещание новых рабочих мест, а значит, на увеличение числа подписчиков?

— Видимо.

— Но тут есть что-то еще, верно?

Брайан надолго замолчал, а затем проговорил:

— Дэвид, предупреждаю, это строго между нами. Строительство тюрьмы поможет нашей газете выбраться из долгов и начать новую жизнь.

— Как?

— Очень просто. Владельцы газеты намерены продать компании Себастьяна землю под строительство тюрьмы.

Почему мне не пришло это в голову раньше? Семейство Расселл владело двадцатью акрами в южной части Промис-Фоллз. Многие годы шли разговоры, что там будут строить новое здание газеты, но лет пять назад они прекратились, когда доходы издания резко упали.

— Ни фига себе!

— Но ты этого от меня не слышал, — снова предупредил Брайан. — Теперь тебе понятно, почему сейчас не следует ворошить данную тему? Конечно, если ты раскопаешь какие-нибудь действительно крепкие, железобетонные факты, то ей придется пропустить твой материал. Потому что телевизионщики все равно все пронюхают, и газеты в Олбани — тоже. В общем, Дэвид, постарайся не глупить.

Я встал, обвел взглядом кабинет, словно что-то прикидывая, и произнес:

— Мне кажется, Брайан, это помещение не удовлетворяет «условиям манипуляций с кошкой».

Я остывал, сидя за своим столом, наверное, полчаса. Саманта уже пять раз спросила, что за разговор у нас был с Брайаном, но я отмахивался. Говорить мешала злость. Несмотря на предупреждение Брайана, мне хотелось немедленно отправиться к Мэдлин и выяснить, действительно ли она ради спасения газеты готова отказаться от всех наших принципов и стоит ли такая газеты спасения.

А может, так и должно быть? Газете не обязательно быть хорошей. Дерьмовые тоже существуют, их повсюду пруд пруди. Я в такой работал в Пенсильвании, пока не вернулся в родной город совершенно измочаленный. И никогда не думал, что придет время и «Стандард» превратиться в паршивую газетенку. Ладно, если уволят отсюда, попробую устроиться тюремным надзирателем. Может, возьмут?

Я снял трубку, нажал кнопку быстрой связи с офисом, где работала Джан. Ее состояние в последнее время меня волновало все сильнее. Ответила Лианн Ковальски. У нее был весьма подходящий голос для продавца кондиционеров. Ледяной.

— Привет, Лианн, — сказал я, — это Дэвид. Позови, пожалуйста, Джан.

— Подожди.

Через несколько секунд трубку взяла жена.

— Привет.

— Лианн сегодня кажется особенно веселой.

— Ой, не говори.

— Как ты смотришь, если Итан побудет у моих родителей подольше, а мы с тобой пойдем куда-нибудь вечером? А потом посмотрим какой-нибудь фильм. Например «Жар тела». — Это был ее любимый фильм. И мой тоже.

— Не возражаю.

— Не слышу восторга в твоем голосе.

— Отчего же? — проговорила она с наигранной веселостью. — И где ты предлагаешь поужинать?

— Может, в «Стейк-хаусе Престона»? Или «У Кловера»? Там подороже, но пока еще мы можем себе это позволить.

— А как насчет «Джины»?

Это был наш любимый итальянский ресторан.

— Замечательно. Если мы приедем туда к шести, то, очевидно, не надо бронировать столик, но я проверю, чтобы все было наверняка.

— Хорошо.

— Я заеду к тебе после работы, а твою машину заберем позднее.

— А если я выпью лишнего, что тогда?

Это уже было похоже на прежнюю Джан.

— Тогда утром на работу отвезу тебя я.

Я решил пройти к автостоянке через типографию — так путь был короче — и увидел там Мэдлин Плимптон.

Типография, по сути, душа газеты, как машинное отделение — душа линкора. И если «Стандард» перестанет существовать, то эти огромные машины, двигающие газетную бумагу со скоростью семнадцать метров в секунду и печатающие шестьдесят тысяч экземпляров в час, уберут отсюда в последнюю очередь.

Мэдлин стояла наверху на эстакаде, проходящей по обе стороны печатной машины, на вход которой поступал бесконечный лист газетной бумаги, а на выходе появлялась уже сброшюрованная газета. Там сейчас шел текущий ремонт, и печатник в рабочем комбинезоне что-то показывал Мэдлин.

Мне очень хотелось поговорить с ней, но подниматься на эстакаду я не решался. У печатников были свои принципы. Один из них — категорический запрет сотрудникам газеты подниматься на эстакаду без их позволения, которое давалось редко и в самых крайних случаях. Если кто-нибудь, особенно из администрации, вдруг там появлялся, печатную машину останавливали и не запускали, пока нарушитель не покидал их территорию.

Но для Мэдлин Плимптон они делали исключение. Во-первых, она являлась хозяйкой газеты, а во-вторых, к ней относились с большой симпатией. Мэдлин запросто общалась с любым, даже самым незначительным, сотрудником газеты, знала всех по именам и фамилиям и кто какую должность занимает.

На Мэдлин был ее обычный наряд: темно-синяя юбка до колен и в тон ей жакет. Все это подчеркивало красоту ее белокурых волос, хотя мне казалось, что в душе она предпочла бы надеть облегающие джинсы и ковбойку, какие носила в свою репортерскую пору. Сейчас она была бы в них так же хороша, как и тогда. Даже смерть мужа на ее внешности совсем не отразилась.

Мэдлин посмотрела вниз и увидела меня.

— Привет, Дэвид!

Обычно в помещении стоит оглушительный грохот, но сейчас машина стояла и слышимость была хорошая.

— Привет, Мэдлин! — Мы были знакомы много лет и когда-то работали вместе, поэтому звали друг друга по имени. — Можно тебя на минутку?

Она кивнула, сказала что-то печатнику и спустилась вниз. О том, чтобы предложить подняться к ней, не могло быть и речи.

— Как поступить с материалом по Ривзу?

— С каким материалом?

Я усмехнулся.

— Ты прекрасно знаешь с каким. Отчего тебе вдруг так понравилась идея построить у нас тюрьму? Собралась продать под нее землю? — Я подводил Брайана. Ну и ладно. — Но надо подумать о последствиях, Мэдлин. Читатели сообразят, что проблемы города и страны нас больше не волнуют, мы превратились в обычный информационный бюллетень. Да, мы по-прежнему станем писать об автомобильных катастрофах и пожарах третьей степени, будем делать ежегодные выпуски, посвященные Хеллоуину, давать под Новый год интервью с местными знаменитостями, но это уже будет не газета. Понимаешь, не газета.

Мэдлин посмотрела на меня с грустной улыбкой.

— А твои-то как дела, Дэвид? Как Джан?

У нее была такая манера. Ты завелся, высказал ей черт-те что, а она в ответ спросит тебя о погоде.

— Мэдлин, прошу тебя, позволь мне выполнять свою работу.

Улыбка на ее лице исчезла.

— Что с тобой, Дэвид?

— А я спрашиваю, что с тобой. Помнишь, как мы вместе делали репортаж о захвате заложников? Когда один идиот держал под прицелом свою жену и ребенка, пока власти не выполнят его требования?

Мэдлин промолчала, но я знал, что она это помнит.

— Мы находились между полицией и домом, видели, как копы штурмовали квартиру и выбили из того типа дурь. Правда, потом оказалось, что его ружье не было заряжено…

Ее взгляд смягчился.

— Я все помню. — Она помолчала. — И по тем временам скучаю.

— Я тоже.

— Но мне страшно потерять газету, — продолжила Мэдлин. — Ты ложишься вечером спать, переживая, пойдет ли в печать твой материал, а я переживаю, будет ли существовать газета. Надеюсь, ты понимаешь, что это не одно и то же.

Возразить мне было нечем.