Выездной !

Моя квелленекермановская рать - величала Аркадьева подруг. Сейчас с одной из ратниц бурно обсуждались выкрутасы тряпишного ценообразования и жадность приобретателей, не желающих понять, как все дорого за границей.

- Представляешь! Я ей называю из какого магазина, а дурища хихикает... идиотски... Ей хорошо, ее боров на овощах сидит. Мандариновый царек! В прошлую субботу назюзюкался на водохранилище и признался, что две алки с грушами налево толкнул. Не знаешь Алку? Чья жена? Да ничья! Фургон такой, зелень да фрукты возит, на боку написано - alca - а ты думала Прохорова всплыла? Теперь не всплывет, папеньку, как поперли, так окно в Европу захлопнулось. - Аркадьева посерьезнела. - Ты Машке скажи, не хочет, пусть не берет, мне что, у меня вон просителей запись идет. Это ты ей! А вообще-то всучи хоть кому. Машину покупаем, сейчас стог собираю, соломинку к соломинке, то бишь рублик к рублю. Ой! - крик, трубка шмякнулась на рычаг. Аркадьева не опаздывала на работу, надоел треп и она разыграла срочность выхода; фальшь Аркадьевой, доведенная до совершенства, казалось вполне естественной. Службу ее обременительной никак не назовешь. Администратор в одном из творческих домов столицы: приход вольный, уход тем более - для нее, не для всех. Директору дома тоже нужны календари и прочая дребедень: две заноски в год и служи по вольному расписанию; к тому же на клапане сидишь - билеты на вечера, на просмотры, тоже статья дохода и удобрения для огорода, на котором Наташа любовно растила связи.

Много ли человеку надо для счастья? Чтоб помнили! У Наташи имелся кожаный бювар-поминальник с датами рождений, памятными днями и юбилеями любых металлических оттенков - от медных и серебряных до золотых.

Какая вы внимательная, Наташенька! Что вы, Марь Пална, как можно забыть, я вас так люблю. И Степана Сергееча! Такой широкий, такой... ворковала самозабвенно, натурально, не могла найти слов и смеялась заразительно и искренне.

Наташа расчесала волосы, оглядела себя в зеркале, приготовила рубль для частника, больше никогда не давала, хоть на Марс ее вези, считала, что она сама награда и у мужика за рулем не повернется язык возмущаться; за годы и годы рублевой езды Аркадьева ошиблась лишь раз и то до послушной доплаты не опустилась, поджала губки, выскочила из машины и, еще не успев захлопнуть дверцу, прошипела в щель - жлоб!!

Долго ждать не пришлось, машина устремилась к обочине почти с осевой, резко сбрасывая скорость и поднимая задними колесами пыль. Наташа юркнула на переднее сиденье и, высоко задрав юбку, оголила колени.

Колодец обедал степенно. Начинал - и это при обильном столе непременно с черной корочки, вымазанной горчицей, ритуал пришел из детства и для Мордасова считался незыблемым; вообще Колодец любил создавать опоры бытия - неприступные твердыни собственных обычаев: бумажник старый и зев заколотый булавкой... любую трапезу начинать с черной корочки под горчицей... баня только парная, без всяких там финских выкрутасов и, чтоб веник непременно из березовых веток, собственноручно ломанных Мордасовым в пристанционном лесочке и ждущих своего часа-времени на мордасовском чердаке.

Горчица случилась жестокая, вышибла из Мордасова слезу, пришлось промакнуть подглазья салфеткой. Официант Тёма - по ресторанному Боржомчик - высшим шиком считавший осведомиться: боржомчика не желаете? навис над Мордасовым.

- Всплакнулось? Ба! Товарец знатный мимо проплыл?

Колодец хотел отбрить официанта, пусть знает свое место, но лаяться не хотелось.

- Боржомчика занеси, Тёма! Горчица у вас на скипидаре, что ли?

Официант кивнул на четверых в ондатровых шапках и бывших белых халатах, трапезничающих через три стола, нагнулся и прошептал:

- Слыхал, эти-то кураги десять тонн продали на рынке, а курага под чирик кило. - Боржомчик распрямился и, уже ни к кому не обращаясь, добавил: - Интересуются магнитофонами и телевизором оттедовским. Подсобишь?

Колодец знал, что Боржомчику за наводку полагается от обеих сторон: куражиный люд, судя по довольной ряшке Боржомчика, его уже зарядил; Колодец нехотя выудил пятерку и расставаясь с ней не без жалости, размешивая ядреную горчицу короткой ложечкой, присовокупил. - Ты им намекни, что лучше моего товара не найдут... и пусть не жмутся. - Колодец нервно повел плечами. - Десять тонн кураги. Надо ж! Поди целую рощу абрикосовую пересушили. Смекай, Боржом, была роща и нет. Вся курагой вышла. Народец разумеет, будто сердцу от кураги помога, калий для мышцы... Придурки! Сердцу только один фрукт помогает - покой! Вот если б где рощу покоя вырастить, навар приплывет, закачаешься!

Боржом упрятал пятерку, принес бутылку минеральной, застыв на мгновение рядом с ондатровыми шапками, Колодец увидел, как четыре головы повернулись в его сторону, уткнулся в тарелку и залил пахучей солянкой недавние горчичные ожоги.

В противоположном конце зала мелькнула Настурция на пару с Зинкой из парфюмерии. "Заметили меня, а вид делают, что нет". Мордасов не отрывался от солянки, подцепил маслину, велел Боржомчику подсыпать их пощедрее. Странная Настурция женщина, брать не стесняется, свою копейку выжимает из камня, а притом не лишена романтичности. Колодец припомнил позапрошлогодний флирт Настурции с выездным, вроде Шпына. Ишь, как запал ей всадник на двадцатьчетверке, чуть не полезла защищать их загранбрата. Хотел ей Колодец науку преподать: "Слушь сюда, Настурция! Это здесь Шпын либерал да демократ, а в их кругах, чтобы усвистеть подальше да на подольше знаешь, скольких порешили? Не буквально, дуреха! Чего глазищи круглишь? Не буквально! Мало что ли у нас способов понапридумано извести ближнего. Не активен на базу два раза опоздал политучебу пропустил... Это все мелочи, а еще припечатают где-нибудь сквозь зубы: не наш человек! и не отмоешься ни в жисть, а попытаешься отстоять себя, загогочут в голос оправдывается! заюлил! Значит и впрямь виноват. Спроси в чем? Не ответят! Виноват да и только! Вроде две породы людей мы вывели - одни всегда виноваты, другие всегда нет. А возьми к примеру Шпына, какой от него прок державе? Он тут мне вправлял раз про важность своей работы. Когда содрал так, что видать и его пришибло от собственной алчуги. Чего-то он там подзакупил, а ты видела, лежит нераспакованное на подъездных путях к станции уже который год, все проржавело, мальчишки доски обдирают. Возникает вопрос. Отчего те, кому закупили, товар не востребуют? Или вроде Шпына мудрецы не то закупили, или позабыли сообщить о покупке или не понимаю я, и не возражай привычно. Знаю... знаю У нас ничего никому не надо. Коли так, зачем такую важность на себя напускать. Думаешь, я не смог бы на месте Шпына сидеть? Может и честнее б был, хотя вряд ли. Система! Я вот чё те хотел прояснить. Шпын уже скоро два десятка лет разъезжает. Выходит, пережил сколько эр первоначального накопления? Считай! Болоньевая эра - раз! Мохеровая эра - два! Кримпленовая - три! Железяки играющие четыре! Кроссовно-адидасовская эра - пять! А ты хоть одну эру пересиди за бугром и уже на всю жизнь... упакован, а здесь бьешься, вся рожа в шишкарях, а еще ручки не брезгует таскать. Не жалей их, Настурция. Алчный народец, дошлый! Ты его представь на собрании, речугу толкает: товарищи! в обстановке нарастающего... товарищи! мы должны еще выше нести... товарищи! думаю, что выражу общее мнение... а после собрания ручки в пакет, туда же часы и другое, что бог пошлет, и к Колодцу на прием. Уважаемый товарищ Колодец, примите - не скупясь - и прочее... ха-ха...

Мордасов, человек эмоциональный, увлекся внутренним монологом и расплескал солянку, золотистая капля запятнала рубаху. Мордасов стянул очки на кончик носа, дотронулся до жирной отметины на полотне с опаской, будто к насекомому, к тому же ядовитому, вот-вот ужалит.

Боржомчик егозил вдали с подносом. Мордасов отпрянул от еще дымящейся тарелки.

- Эй! - Выкрикнул он официанту и только потом сообразил, что вряд ли Боржомчик чем поможет. На крик кукольно повернулись четыре головы в ондатровых шапках, масляные глаза ощупали с макушки до пят вроде безразлично, а вроде и цепко. Курага, курага! Мордасов сыпанул соль на ладонь, растер по пятну. Курага она, конечно, на плаву держит. У каждого своя курага: у Шпына ручки да зажигалки, да те же календари, не раз пристраивал по десятке, а если из страны Восходящего солнца с эмалеволикими девами в кимоно, то по четвертному - только заноси. Ишь ты, сумеречно усмехнулся Колодец, ну чистые туземцы мы стали, ручки дерьмовые, календари, мишура с наклейками, ну чем не стекляшки да бусы на берегу Маклая... Стыдоба!