Голос Бога

Фима достал из кармана фуд-стемпы, механически пересчитал и раздраженно плюнул на них. После чего вновь спрятал в карман и двинулся к выходу. Он недовольно разглядывал внутренности жилого дома, где они с мамой Светой снимали квартиру (брали в рент, как говорили русскоязычные эмигранты). Это был типичный лос-анджелесский многоквартирный доходный дом. Как правило, их строили не более чем в пять-шесть этажей, в виде замкнутого четырехугольника, большую часть которого занимал открытый бассейн с подогреваемой зимой водой. Внешне своей планировкой дом немного напоминал осажденную крепость. Попасть внутрь дома можно было только через одну входную дверь, снабженную постоянно запертым замком, ключ от которого имелся у всех жильцов. Рядом с входной дверью размещался пост охранника-секьюрити, денно и нощно наблюдавшим за порядком во вверенном ему доме.

Недовольство Фимы вызывал и убогий потертый карпет, устилавший полы переходных коридоров в доме, и старенький скрипучий лифт, на котором он спустился вниз, и даже добродушная физиономия секюрити - молодого мексиканца Карлоса, сидевшего на своем посту, увлеченно уставившись в экран телевизора. Там проходил боксерский поединок.

- Оле! - поздоровался с Фимой по-испански секюрити, на секунду оторвавшись от захватывающего зрелища.

Бывший одессит, а ныне член мексиканской молодежной банды любил подчеркнуть свою близость с мексиканцами и здоровался с ними исключительно на их родном языке.

- Оле, - кивнул в ответ Фима, с презрением думая: "Тоже мне страж, от кого он может защитить?" Карлос был примерным молодым человеком - не якшался с бандитами, ходил в вечернюю школу. Короче, с точки зрения Фимы, был неполноценным мексиканцем.

Фима вышел на улицу и зажмурился от яркого полуденного южнокалифорнийского солнца. Его дом находился на знаменитом Голливуд-бульваре, в каких-то пятистах метрах от всемирно известного Китайского кинотеатра, где происходили презентации всех более-менее значительных голливудских блокбастеров. Конечно, его квартал (блок по-американски) ничем не напоминал о близости к "Мекке всех кинозрителей мира". Так себе, обыкновенная лос-анджелесская улица, застроенная трех-четырехэтажными доходными домами, с растущими по краям проезжей части пальмами. Толстяк тоскливо посмотрел по сторонам. Автобусом не поедешь нет денег, фуд-стемпами за проезд не заплатишь, а идти пешком под жарким солнцем ой как не хотелось! Чудо-ребенок из Одессы нерешительно затоптался на месте, с надеждой поглядывая на металлическую решетку паркинга подземного автомобильного гаража их дома. Может быть, кто-нибудь из соседей решит поехать по делам и его подбросит? Действительно, металлическая решетка дрогнула и, завывая электроприводом, отъехала вбок. Из подземного гаража выехала почти новая "Тойота-супра" со светловолосой девушкой за рулем. Эта была соседка и недоброжелательница Фимы, приехавшая в Лос-Анджелес откуда-то со Среднего Запада. Она пела по вечерам в каком-то ночном баре. Фима отвечал ей взаимностью и даже пару раз проколол шины ее "Тойоты" в подземном паркинге. Естественно, певичка проехала мимо, даже не посмотрев в сторону Фимы.

- Грязная лесбиянка, - проворчал себе под нос толстяк. После чего его гнев переключился на подземный паркинг. - Какого хрена держать секюрити и раздавать жильцам ключи от дверей дома? - продолжал ворчать Фима, наблюдая за медленно закрывающимися воротами подземного паркинга. - Кто хошь может проникнуть в дом через эти дурацкие ворота! Надо только подождать, когда кто-то из жильцов надумает выехать по своим делам...

- Ты чего там бормочешь, Фима? - раздался чей-то веселый голос. Фима повернул голову и увидел, что со стороны Голливуд-бульвара к воротам паркинга подъехала старенькая "Мазда-626", а из ее окна высунулась рыжая голова Миши Штерна, еще одного его соседа. С ним Фима поддерживал более-менее нормальные отношения.

- Привет, сосед! - отозвался толстяк. Настроение сразу улучшилось появилась надежда, что пеший поход под палящим солнцем может не состоятся. Он проникновенно обратился к владельцу "Мазды": - Миша, будь человеком, подбрось до Пламмер-парка.

- За сигаретами? - догадался Штерн.

- Да, к Семен Семенычу. Он там с пенсионерами козла по обыкновению забивает.

- Десять сигарет с тебя, - немедленно выдвинул встречное предложение владелец транспортного средства.

- Не Миша ты, - не остался в долгу Фима, - а настоящий Мойша!

- Фима, ты знаешь, что написано на плакате в аэропорту Бен-Гурион? внезапно спросил Штерн.

- Где это? - непонимающе захлопал глазами Фима, предчувствуя какой-то подвох.

- В Израиле. Этот плакат повесили специально для вновь прибывающих эмигрантов.

- Ну и что там написано?

- Здесь все евреи - не выпендривайся!

- Намек понял, - уныло сказал компьютерный террорист после небольшой паузы, проклиная в душе эмигрантскую скаредность. После чего сел без приглашения в машину Штерна.

- Поехали, за мной десять сигарет.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Василий погулял не десять минут, как просил его Евгений, а целых двадцать. Затем вернулся в длинный широкий тоннель. Евгений, увидев Василия, прекратил играть и начал собираться. Вынул деньги из картонной коробки, сложил свой раскладной стульчик, зачехлили гитару, спрятал остальное имущество в большой пластиковый пакет и передал его гостю столицы.

- Понесешь мое хозяйство, пока мы по твоему делу разъезжать будем?

- Конечно, - сказал Василий, принимая сумку. - А ехать-то далеко?

- Станция метро "Тушинская", - ответил уличный музыкант. - Потом пешком малость пройти требуется.

Бывший ракетчик обратил внимание, что его провожатый очень уверенно держится, быстро и ловко передвигается в суматошной подземной толчее, первым занял сидячие места для себя и своего спутника в вагоне метро, опередив целую толпу желающих.

- Ты москвич? - спросил Василий.

- Что ты, - скупо улыбнулся Евгений. - Два года назад сюда приехал.

- Но впечатление такое, что ты здесь родился, - не сдавался гость столицы. - Как будто бы с детства в метро ездишь.

- Это место моей работы. Наловчишься, поди.

Поезд, в котором ехали Василий и Евгений, одну за другой глотал остановки - "Пушкинская", "Баррикадная", все ближе и ближе продвигаясь к нужной им станции. Монотонность путешествия разбавляли нищие. Господи! Кто только среди них не попадался! И несчастные беженцы из Чечни и Таджикистана, и собирающие деньги на дорогостоящую операцию своему ненаглядному дитяти мамаши. В вагон вкатывали инвалидные коляски с безногими ветеранами в камуфляжной форме и т. д. и т. п. Василий хотел было дать денег одному из них, но Евгений прошептал ему на ухо:

- Спрячь деньги.

- Так жалко ведь, - с недоумением поглядел на своего провожатого бывший ракетчик.

- Это мафия, - презрительно скривился уличный музыкант, - Недавно я у их главного пахана на новоселье играл. Он отгрохал себе целый дворец в Подмосковье в очень престижном поселке, рядом с бывшим вице-премьером российского правительства и хозяином небольшой нефтяной компании.

- Где же ты познакомился с таким человеком? - удивленно поинтересовался Василий.

- Если ты этого пахана встретишь, то примешь за простого побируху, ухмыляясь, сообщил лабух, - Он таким Макаром свои владения инспектирует. Около меня простоял на "Павелецкой" минут двадцать, слушал, как я играю. Потом дал двадцать баксов и пригласил к себе на новоселье.

Поезд, в котором ехали Василий и Евгений, произвел очередную остановку. Вместе с новыми пассажирами в их вагон вошла женщина в лохмотьях, обремененная выводком таких же оборванных и грязных детей, и громко объявила:

- Люди добрые! Сами мы не местные - ради Христа, помогите нам по мере сил!

Евгений наклонился к уху Василия:

- Шоу продолжается!

Прибыв на нужную станцию и поднявшись на поверхность, спутники, было продолжили свой путь пешком, как вдруг уличный музыкант внес неожиданное предложение: