Чужое лицо

Бьюкенен резко повернулся в сторону бетонного причала и там - между двумя ошвартованными парусными шлюпками - увидел эту рыжую, и она держала перед лицом камеру, фотографируя его с Бейли. Одежда на ней была другая. Теперь это были кроссовки, джинсы и рубашка из джинсовой ткани. И, хотя ее лица не было видно из-за фотоаппарата, он безошибочно узнал эту спортивную фигуру и эти длинные эффектные волосы огненного цвета.

- Вижу, ты заметил мою приятельницу. - Бейли выдохнул сигаретный дым. Теперь тебе должно быть ясно, что ты не решишь свою проблему, даже если избавишься от меня. У нее полно снимков, где мы с тобой вместе, и если со мной что-нибудь случится - но ты молись и надейся, чтобы ничего такого не было, никакого даже несчастного случая, вроде того, что я напиваюсь, падаю с лестницы и ломаю себе шею, - то эти снимки попадут в руки полиции. Плюс она помогла мне сделать копии снимков, которые сейчас у тебя в руках, и она же щелкнула тебя с теми людьми на яхте. Неплохо было бы узнать, кто они такие, а?

Рыжеволосая женщина опустила фотокамеру и смотрела теперь в их сторону. Определенно, это она, подумал Бьюкенен. Крутой лоб. Прекрасно очерченные скулы. Чувственные губы и подбородок. Она была похожа на фотомодель с обложки журнала мод. Но судя по тому, с каким суровым видом она смотрела на него, фотографу пришлось бы приложить чертовски много усилий, чтобы заставить со улыбнуться, решил Бьюкенен.

- Кроуфорд, до сих пор ты за еловом в карман не лез. В чем дело? - спросил Бейли. - Киска язык отъела? Или, может быть, ты иссяк и больше не можешь придумать, чем пудрить мне мозги? Слушай внимательно. Мне нужны мои деньги.

Поколебавшись, Бьюкенен сделал выбор.

- Когда и где?

- Держись поближе к телефону своего приятеля. Я позвоню ему домой сегодня в восемь тридцать и все тебе скажу.

13

На улице было темно. Бьюкенен упаковывал свои вещи, не зажигая света в гостевой комнате, довольствуясь слабым освещением из коридора. Закончив укладываться и убедившись, что ничего не забыл, он подумал, не взять ли 9-миллиметровый пистолет из кобуры, укрепленной на кровати, но потом решил, что не стоит. Если случится заварушка, полиция может установить, что оружие принадлежит Дойлу, а Бьюкенен не хотел впутывать Дойла больше, чем тот уже был впутан.

Выйдя из гостевой комнаты, Бьюкенен повернул было налево, к кухне, где горел свет, но передумал, двинулся направо по слабо освещенному коридору и остановился перед выходившей туда дверью. Он постучал, не получил ответа, заметил, что дверь прикрыта неплотно; и решил рискнуть. Приоткрыв дверь еще немного, он снова постучал.

- Синди?

- ...Что, что такое? - спросил из темноты ее усталый голос.

Бьюкенен вошел, пересек темную комнату и опустился на колени возле кровати. Он не видел ее лица, а различал лишь смутные очертания тела под простынями.

- Вас не было за ужином.

- Устала, - прошептала она. - А как вам жаркое?

- Превосходно! Вы не должны были тратить энергию на стряпню. Мы с Джеком могли бы поесть чего-нибудь готового.

- Только не в моем доме. - Синди удалось подчеркнуть интонацией это слово, несмотря на слабость.

- Вот... Я просто хотел сказать, как я ценю это, и поблагодарить вас за все.

Она медленно пошевелилась, наверно, повернулась к нему.

- Вы говорите так, будто... Вы уходите от нас?

- Надо.

Она попыталась сесть, но не смогла.

- Надеюсь, это не из-за меня?

- Как вы могли это подумать?

- Потому что люди чувствуют себя неловко из-за моей болезни. Трудно быть в таком обществе...

- У меня нет такого ощущения, - возразил Бьюкенен. - Просто есть кое-какие дела. Мне пора идти и делать их.

Она не ответила.

- Синди?

- Я вроде как надеялась, что вы еще побудете у нас и составите компанию Джеку. - Она судорожно вздохнула, и Бьюкенен заподозрил, что она плачет. - Так получается, что большую часть времени я провожу либо в больнице, либо здесь, в постели. За себя я не боюсь, но очень жалко Джека.

- Он вас очень любит.

- Да, конечно.

- Он говорил мне это несколько раз. Рассказывал, как гордился вами, вашей стойкостью, с которой вы переносили тяготы семейной жизни с ним, пока он служил, как восхищался вами, когда вы отшили тех репортеров, помните?

Она тихонько засмеялась, потом шмыгнула носом.

- Да, я была в порядке. Добрые старые времена. Вот только тогда Джека подолгу не бывало дома, а теперь, когда мы вместе...

- Вот именно. Вы очень хорошо сказали. Вы вместе, вдвоем. И совсем ни к чему, чтобы здесь был я, как третий лишний. Через пару минут я ухожу.

- Возьмите мою машину. Бьюкенен удивленно вскинул голову.

- Я чувствую, что она вам пригодится. - Она коснулась его руки. - Мне она точно не пригодится. Я уже не пользовалась ею перед тем как лечь последний рад в больницу. Возьмите ее. Пожалуйста.

- Я верну ее вам, как только устроюсь на новом месте.

- Это не к спеху, поверьте.

- Синди?

- Да?

- Мне очень жаль.

- Да. Мне тоже.

Бьюкенен наклонился и ласково поцеловал ее в щеку, ощутив на губах солоноватый вкус ее слез.

- Берегите себя.

- Я старалась. Но ничего хорошего из этого не вышло. Вы берегите себя.

- Прядется. - Он поднялся с коленей. - Может, еще вернусь в эти места когда-нибудь. Она ничего не ответила.

- Ну, пора дать вам поспать немного. - Бьюкенен коснулся ее щеки, потом вышел из комнаты и прикрыл за собой дверь.

14

Дойл сидел за кухонным столом и раскладывал пасьянс. Он не поднял головы, когда Бьюкенен вошел в кухню.

- Я все слышал.

- И что же?

- Спасибо. Друзья многое значат. Сейчас их у нее не так уж много. Большинство разбежались, узнав, как серьезно она больна. У них кишка была тонка сказать Синди то, что ты ей только что сказал.

- А что я сказал?

- Вот это: "Мне очень жаль". - Дойл поднял глаза от карт. - Синди права. Думаю, это отличная мысль - взять ее машину вместо моего микроавтобуса. Не так бросается в глаза. Когда она станет тебе больше не нужна, просто дай мне знать, где ты ее оставил. А вот еще одна неплохая идея. - Дойл сунул руку под стол, где имелось, должно быть, специальное крепление, потому что, когда рука вновь появилась, в ней была 9-миллиметровая "беретта".