Банда - 4

- Так круто?

- Видишь ли, охота идет не только за тобой, но и за младенцем... Он может выступить в качестве вещественного доказательства, если ты мне позволишь так выразиться. В нем, в младенце, остались следы предварительной обработки.

- Значит, и на этом зарабатывают...

- И очень неплохо. Если, конечно, удастся переступить через кое-что в себе самом. Товар хорошо сохраняется, причем, с каждым днем цена его растет. Стоит он... Ничего он не стоит. Сообщат матери, что умер ребенок, она поплачет-поплачет да и успокоится. Нового зачнет. А многие мамаши и рады избавиться - эти европейско-американские хмыри с помощью российского телевидения убедили их, что живут они хуже некуда, что ребенка позволить себе не могут. Наши дуры и поверили. Если на Канарские острова поехать она, видите ли, не может, то и ребеночка вырастить ей не под силу. Опять же зеленоглазые телевизионные задрыги об этом талдычат ей с утра до вечера. Ну ничего, помолясь, доберемся и до них, расчистим их вонючие конюшни.

- А почему зеленоглазые? - улыбнулся Андрей.

- От непомерного употребления внутрь долларовых вливаний. Ладно, задача ясна?

- Овсов все знает?

- Он тебя ждет.

- Тогда я уже в дороге,- Андрей направился к двери.

- Постой! - успел крикнуть Пафнутьев.-Значит, так... Готовность номер один. Понял?

- Уже провел мобилизацию,- усмехнулся Андрей.

- Пройди к нашему завхозу, или как он там у нас называется... И получи пистолет. Команду я уже

дал.

- Даже так? Вообще-то я противник оружия...

- Давно? - спросил Пафнутьев и уставился на Андрея долгим взглядом.

- Виноват, Павел Николаевич. Намек понял.

- Получи и делай с ним, что хочешь. Я не о тебе думаю, думаю о себе. Я должен знать, что сделал все возможное, чтобы избежать людских и материальных потерь. Вопросы есть?

- Все понял, Павел Николаевич,- и Андрей вышел.

Пафнутьев снова навис над столом и в какой-то момент вдруг понял, что похож сейчас на Шаланду, который, вот так же нахохлившись, рисовал толстым пальцем узоры на пыльном стекле - узоры подробно отражали смятенное состояние шаландинской души. Пафнутьев тоже попытался что-то изобразить на полированной поверхности стола, но, поймав себя на этом странном занятии, убрал руки со стола.

- Здравствуйте, Павел Николаевич! - дверь распахнулась, и на пороге возникла тощеватая фигура Худолея. Обычно он тихонько просовывал голову в приоткрытую дверь и молча дожидался, пока Пафнутьев посмотрит на него, пригласит в кабинет. А чтобы войти вот так... "Это что же должно случиться, чтобы Худолей врывался, не спрашивая разрешения и хлопая дверью?" - подумал Пафнутьев, не изменив ни позы, ни взгляда.- Я пришел к тебе с приветом рассказать, что солнце встало! - продолжал орать Худолей.

- Что у тебя встало? - хмуро спросил Пафнутьев.- Ну-ка, ну-ка, интересно даже.

- Солнце, Павел Николаевич, солнце! - Худолей не пожелал услышать срамного намека в словах Пафнутьева.- Я пришел к вам с радостным сообщением, Павел Николаевич! Веселитесь, Павел Николаевич! Танцуйте!

- Прям счас? - поинтересовался Пафнутьев.

- В гастрономе напротив появилась водка под названием "Золотая рожь". Бутылки литровые. Пробка винтовая. Вкус - потрясающий. Хмель - как в юные годы, как после первой в жизни рюмки.

- И что же из этого следует?

- Дуйте за бутылкой, Павел Николаевич! - нахально заявил Худолей и изогнулся в горделивой позе, выпятив грудь и вскинув подбородок.

- Так...- протянул Пафнутьев.- Круто. Надо же, как, оказывается, весна на тебя подействовала... Ты так ведешь себя, будто познакомился с прекрасной девушкой, и она ответила тебе взаимностью.

- Насчет взаимности не знаю, не уверен, но с одним человеком я познакомился. Только сейчас. Вы слышали такую фамилию - Бевзлин? Слышали?

- Ну, слышал,- насторожился Пафнутьев.

- Забудьте. Нет такого человека, нет такой фамилии.

- Куда же все это подевалось?

- Ушло в небытие. Безвозвратно. Раз и навсегда. Будто никогда и не было.

- Ну, что ж... Спасибо. Рад слышать.

- За бутылкой смотаетесь, Павел Николаевич?

- Смотаюсь,- Пафнутьев тяжело кивнул головой, с трудом снова ее подняв,Говори уже, наконец.

- Отпечатки пальцев на тисках, в которых быта зажата непутевая голова Самохина Михаила Михайловича. Отпечатки пальцев на снимках, которые недавно мусолил здесь вонючий Бевзлин, мир праху его!

- Он помер? - с надеждой спросил Пафнутьев.

- Нет, он исчез. Вместо него появился другой человек, по фамилии Бевз. Именно Бевзу принадлежат и те, и другие, и третьи отпечатки пальцев.

- А третьи где? - не понял Пафнутьев.

- Да на самих же пальцах! - расхохотался Худолей.- Пришел ответ на запрос, Павел Николаевич! Работаем, между прочим, не думая о наградах, но и не забывая о них! Работаем! Эти отпечатки принадлежат вору, грабителю и убийце Бевзу.

- Так...- протянул Пафнутьев, нависая над столом.- Это все точно? Надежно?

- Павел Николаевич! - вскричал Худолей оскорбленно.

- Ладно-ладно... Расшумелся, понимаешь, как холодный самовар...

- Брать надо, Павел Николаевич! Брать!

- Кого?

- Бевза!

- Нельзя.

- Почему?! Вы уже помирились? Нашли общий язык? Не разлей вода, да?

- Он депутат.

- Ну и что?

- Депутатская неприкосновенность,

- Лишить! - отчаянно заявил Худолей.

- Это невозможно...- вздохнул Пафнутьев.- Все руководство нашего депутатского корпуса в полном составе вернулось недавно с острова Кипр. Недельное турне по злачным местам...

- Я, кажется, догадываюсь,- просветленно воскликнул Худолей.- Эту поездку организовал Бевз?

- И оплатил тоже он,- добавил Пафнутьев.- Ладно, давай сюда свои ответы-приветы... Какой-никакой, но все-таки козырь. А козыри должны играть.

- Вы имеете в виду "дурака"? - осторожно спросил Худолей.

- И дурака тоже.

- Вы правы, Павел Николаевич, как вы правы! Самая поганая шестерка, и та, бывает, переломит весь ход игры!

- Шестерка? - переспросил Пафнутьев, и взгляд его, устремленный в окно, залитое солнечным светом, остановился.- Ну что ж, пусть так.

Худолей, не решаясь нарушить начальственные раздумья, пятясь, отошел к двери, неслышно отворил ее и выскользнул в коридор. И даже, удаляясь от кабинета, шел осторожно, большими шагами, стараясь ступать на носки.