Замок Тэсдея. Убийство жарким летом. Исчезнувший сенатор

Маршалл поднес зажигалку к трубке.

– Стайлс и миссис Майнафи убеждены, что «Власть – черным» не имеет отношения к сложившейся ситуации. Они полагают, что мы имеем дело с законспирированной криминальной организацией, которая намеренно бросает тень на чернокожих, отвлекая внимание от себя.

Северенс посмотрел на него, словно недоумевая, правильно ли он все понял.

– Но вы же видели письмо, точнее, его фотокопию, Стайлс?

– Кто угодно мог поставить под письмом эту подпись, – сказал Питер, – и этот же человек с самого начала мог звонить вам каждый день.

– Двадцать три или теперь уже двадцать четыре звонка, – сказал Северенс. – Последний был сюда минут двадцать назад. Он узнал новость о действиях мэра и сказал мне, что это не поможет. «Вокзал взлетит на воздух по расписанию», – заявил он.

Грейс посмотрела на Маршалла.

– Можно мне? – спросила она.

– Конечно, – ответил Маршалл.

– Когда вы разговариваете с кем-то много раз, как, например, с этим человеком, мистер Северенс, то проявляются какие-то особенности его речи, только ему свойственные шуточки или, к примеру, акцент. Кстати, каждый раз говорил один и тот же человек?

– Да, – ответил Северенс и горько улыбнулся. – Он всегда говорил слишком ласковым, даже заискивающим тоном, ублюдок.

– Может быть, были слова, которые он часто повторял?

Северенс пожал плечами:

– Он всегда называл меня «мистер Марти, сэр». Полагаю, что это была ироническая имитация речи почтительного негра – дяди Тома. Этими словами он заканчивал свои монологи.

– Заканчивал?

– Да. Он говорил с акцентом: сильно растягивал слова.

– Что-нибудь еще?

– Этот тип использовал характерные для негров выражения, к примеру «не кипятись, парень».

– Вы отстали от жизни, мистер Северенс, – улыбнувшись, сказала Грейс. – Мой пятилетний племянник вовсю использует подобные выражения. Это характерно для речи хиппи и почитателей рок-н-ролла и стало частью современного сленга.

– Он всегда заводил одну и ту же песню: дети не получают образования, нет отопления, нет горячей воды, нет водопровода, нет работы – весь этот вздор. Да вы это сами знаете, миссис Майнафи.

– Для того чтобы знать все эти выражения, достаточно читать «Ньюсвью», «Лайф» или любое другое ежедневное издание.

– Но у его речи была характерная для негров интонация и манера растягивать слова, – сказал Северенс.

– Она чем-то отличалась от речи белого южанина из Литл-Рока или Атланты? – спросила Грейс.

– Да, отличалась, – ответил Северенс. – Вы были бы так же уверены, как я, если бы услышали его.

– Кстати, почему эти звонки никогда не перехватывались? – спросил Стайлс.

– Не было возможности сделать это. Мы никогда не знали, куда он позвонит. Например, сюда, или в аэропорт, или в ресторан, где я обедаю.

– Но почему никто вместе с вами не слушал, когда он звонил?

– Мы пытались сделать это, – вступил в разговор Маршалл. – Мой человек находился рядом с Марти, и у него был мощный транзисторный магнитофон. Но при нем так никто и не позвонил. Было такое ощущение, что они постоянно за нами наблюдают.

Северенс многозначительно кивнул:

– Возьмите всех негров этого города и добавьте к ним всех их белых благодетелей – либералов и коммунистов, которые на их стороне, – и вы сможете держать под надзором все двадцать четыре часа каждого значительного человека в этом городе. Они, несомненно, наблюдают за мной. Для них я – фигура значительная; через меня они контактируют с Рэмси. Сейчас сложилась взрывоопасная ситуация. Они знают, что здесь и сейчас я разговариваю с вами. Кто-нибудь из официантов клуба уже позвонил. – Северенс пожал плечами.

Питер снова почувствовал навалившуюся на него усталость. С Северенсом не найти общего языка. Он убежден в личности телефонного шантажиста, и ничто не сможет поколебать это его убеждение…

Северенс вернулся на вечеринку, а Грейс, Питер и Маршалл оставались в маленьком офисе Макса. В зале «Шамони» гремел диксиленд.

Еще час был потерян.

– Есть человек, с которым мой муж и я познакомились в Африке, когда работали там в «корпусе мира», – нарушила тишину Грейс. – Он служил там в одной судоходной компании, кажется техником в доке или кем-то еще. Это один из немногих американцев, с которыми мы частенько пили вместе пиво и стали хорошими друзьями. Он сейчас находится в Нью-Йорке, работает докером.

– И что? – спросил Питер.

– Может быть, он сможет нам дать какую-то информацию об Ирвинге Миллере, – сказала Грейс. – Я думаю, он расскажет все без утайки, если что-то знает.

– Это – работа полиции, миссис Майнафи, – сказал Маршалл. – Будьте уверены, Пайк, чтобы накопать одну фразу, хоть сейчас перероет весь район порта.

– Одно дело говорить с полицейским, другое – со старым другом. Уж я-то это знаю, – заметила Грейс.

Маршалл посмотрел на нее с сомнением:

– Что же такого, по-вашему, может сказать ваш друг вам, миссис Майнафи, чего не сможет разузнать Пайк по своим каналам?

– Дай мне, пожалуйста, сигарету, Питер, – сказала Грейс.

Питер вынул пачку сигарет и зажигалку и протянул ей. На мгновение их взгляды встретились, и это было их, только их личным, теплым секретом. Питер просто не понимал, как все это время он мог жить без Грейс. Теперь она сидела сосредоточенно нахмурив темные брови.

– Безусловно, вы гораздо лучше кого бы то ни было разбираетесь в такого рода ситуациях, мистер Маршалл, – сказала она. – Вы тысячи раз сталкивались с необходимостью получать информацию из недружелюбно настроенных источников. В местах, где мы можем получить сведения, которые помогут нам, люди как раз настроены недружелюбно по отношению к законной власти. Например, лидеры чернокожих – Натан Джоунс и Джон Спрэг – пришли со своими идеями к Питеру, человеку им незнакомому, а не к вам, представителю закона. Они воспринимают закон как нечто враждебное. Так не должно быть, но это так. Район порта – это еще одно маленькое тесное сообщество, которое боится закона, боится Портовой комиссии, боится своих собственных руководителей, для которых убить человека – это так же легко, как съесть завтрак. Если вы вызовете этих людей на ковер, мистер Маршалл, то добьетесь немногого. В порту никогда не бывает свидетелей преступления – это давно известно, не так ли, мистер Маршалл?

Маршалл кивнул.

– То же самое – в Гарлеме и других гетто: там тоже никогда не бывает свидетелей преступления, каким бы оно ни было. – Грейс стряхнула пепел в латунную пепельницу, стоявшую на столе Макса. – Посмотрите на часы, мистер Маршалл. – Она указала на электронные часы, висевшие на противоположной стене. – Они идут и идут, время неумолимо приближается к двенадцати часам пятницы, а мы ведем бесконечные разговоры! Я не знаю, что мой друг сможет сделать для нас (кстати, его зовут Майк Келли, Рыжий Келли), но уверена: он станет говорить откровенно. Что он может мне сказать? Не знаю, но уверена: единственный ключ, который был у вас, – это Ирвинг Миллер.

– Но он уже ничего не скажет, – добавил Питер.

– Связи же Миллера вряд ли к чему-то приведут, – сказала Грейс. – То, что Ричард Симс слышал в телефонной будке, может и не иметь отношения к происходящим событиям. Миллер вполне мог говорить о какой-нибудь мелкой краже на пирсе. Он мог убить Ричарда за то, что тот слышал что-то о краденом грузе или планирующейся краже. Рыжий Келли может что-то знать об этом. Однако может и завести нас в тупик. Тогда существует другой возможный вариант.

Маршалл посмотрел на часы:

– Продолжайте, миссис Майнафи.

– Этот город болен ненавистью, – горячо продолжала Грейс. – Мне знаком способ мышления, приводящий к жестокости, с которой расправились с Симсами. Возьмите того же Ирвинга Миллера. Он пришел из жестокого портового мира. После истории с полицией затаился и устроился на работу техником-смотрителем в отель «Молино», который играл роль «крыши». Возможно, у толстяка и его сына были какие-то связи в порту. Миллер узнает о Симсах – чернокожем мужчине, живущем с белой женщиной. В нем закипает ненависть, утверждается пренебрежительное отношение к ним. Ирвинг говорит об этом вызове морали своим друзьям. Они решают проучить Ричарда и Мэриан. Как видите, ничего общего с главными событиями, мистер Маршалл. Просто негодяи.