Снова умереть (ЛП)

— А Вы это сделали?

— С таким же успехом он мог быть мертв. Моя пуля разорвала его спинной мозг, и теперь он заперт там, откуда никогда не сможет сбежать — в собственном теле. Полностью парализован. А его друг гниет в могиле. — Ее улыбка странно контрастирует с тем, что она только что описала, но когда одерживаешь победу над чудовищами, заслуживаешь победную ухмылку. — И в ту ночь я спала лучше, чем за весь предыдущий год.

Я молча склоняюсь над столом. Разумеется, я знаю, зачем она рассказала мне свою историю, но со мной это не сработает. Нельзя заставить стать человека храбрым, если в нем больше нет храбрости. Я жива лишь потому, что была слишком испугана, чтобы умереть, и на самом деле это делает меня трусихой. Женщиной, которая все шагала и шагала мимо слонов и крокодилов, женщиной, которой посчастливилось иметь крепкую пару ног и большую долю удачи.

Она зевает и встает.

— Думаю, мне пора вернуться в постель. Надеюсь, завтра мы еще об этом поговорим.

— Я не передумаю. Я не могу поехать в Бостон.

— Даже с учетом того, что могли бы все изменить? Вы знаете этого убийцу лучше, чем кто-либо еще.

— А он знает меня. Я та, кто сбежала, та, которую он разыскивает. Я его единорог — существо, обреченное охотником на вымирание.

— Мы о Вас позаботимся. Обещаю.

— Шесть лет назад, в буше, я узнала, каково это — умереть. — Я качаю головой. — Не просите меня умереть снова.

Несмотря на весь выпитый скотч, а может как раз из-за этого, мне снова снится Джонни.

Он стоит передо мной, протягивая ко мне руки, умоляя меня бежать к нему. Нас окружают львы, и я должна сделать выбор. Как мне хочется довериться Джонни так, как я доверилась ему однажды! Я никогда по-настоящему не верила, что он был убийцей, а теперь он стоит передо мной, широкоплечий и золотоволосый. «Иди ко мне, Милли. Я позабочусь о тебе». Я радостно бегу к нему, желая обнять. Но как только я шагаю в его объятья, его рот превращается в челюсти, которые широко раскрываются, обнажая окровавленные зубы, готовые сожрать меня.

С криком я просыпаюсь.

Я сажусь на край кровати, обхватив голову руками. Крис поглаживает мою спину, пытаясь меня успокоить. Даже когда пот высыхает, охлаждая мою кожу, сердце все еще стучит в груди.

Кристофер бормочет:

— С тобой все в порядке, Милли, ты в безопасности.

Но я знаю, что я не в порядке. Я словно треснутая фарфоровая кукла, готовая разлететься на части от малейшего прикосновения. Прошедшие шесть лет не сделали меня снова прежней, и я знаю, что никогда не стану прежней. Нет, пока Джонни не попадет в тюрьму или на тот свет.

Я поднимаю голову и смотрю на Криса.

— Я больше так не могу. Мы не можем.

Он глубоко вздыхает.

— Я знаю.

— Мне не хочется, но я должна это сделать.

— Тогда мы поедем в Бостон с тобой. Ты не будешь одна.

— Нет. Нет. Я не хочу, чтобы Вайолет находилась рядом с ним. Я хочу, чтобы она оставалась здесь, где я буду уверена в ее безопасности. И ты единственный, кому я доверю за ней присматривать.

— А кто позаботится о тебе?

— Они. Ты же слышал, как они говорили, что не позволят случиться со мной ничему плохому.

— И ты им веришь?

— А с чего мне им не верить?

— С того, что ты для них только инструмент, средство для достижения цели. Они всего лишь хотят поймать его.

— Я тоже этого хочу. Я могу помочь им это сделать.

— Позволяя ему взять твой след? А что, если они не смогут его поймать? Что, если он захочет взять реванш и проследует за тобой сюда?

Эту возможность я не рассмотрела. Я думаю о ночном кошмаре, от которого только что очнулась. Джонни заманивает, обещая защитить, прямо перед тем, как его челюсти широко распахиваются. Это подсознание предупреждает меня держаться подальше. Но если я останусь в стороне, ничего не изменится, ничего не зарубцуется. Я навсегда останусь треснутой фарфоровой куклой.

— У меня нет выбора, — отвечаю я. — Я должна им довериться.

— Ты можешь выбрать не ехать.

Я тянусь к его руке. Это рука фермера, большая и мозолистая, достаточно сильная, чтобы прижать к земле овцу для клеймления и достаточно нежная, чтобы расчесывать волосы маленькой девочки.

— Мне нужно покончить с этим, дорогой. Я еду в Бостон.

У Кристофера наготове список требований, и он перечисляет их детективу Риццоли и агенту Дину с горящими от гнева глазами.

— Вы будете ежедневно со мной связываться, чтобы я знал, что она в порядке, — приказывает он. — Я хочу знать, что она цела и невредима. Хочу знать, скучает ли она по дому. Хочу знать, если она чихнет.

— Умоляю, Крис, — вздыхаю я. — Я не на Луну лечу.

— На Луне может быть безопаснее.

— Даю слово, мы приглядим за ней, мистер ДеБрюн, — уверяет детектив Риццоли. — Мы не просим ее брать в руки оружие. Она всего лишь станет консультировать нашу команду детективов и нашего психолога-криминалиста. Ее не будет всего неделю, самое большее, две.

— Я не хочу, чтобы она сидела одна в каком-нибудь гостиничном номере. Я хочу, чтобы с ней кто-то оставался. Ей нужен приличный дом, где она не будет чувствовать себя одиноко.

Детектив Риццоли смотрит на мужа.

— Уверена, мы сможем что-нибудь подыскать.

— Где?

— Сначала мне нужно позвонить. Узнать насчет одного дома.

— А чей это дом?

— Того, кому я доверяю. Друга.

— Прежде чем Милли сядет в этот самолет, я хочу, чтобы Вы подыскали дом.

— Мы сообщим все детали до того, как покинем Кейптаун.

Какое-то время Крис изучает их лица, ища причины для недоверия. Мой муж с рождения скептически относился к людям, это шло из детства: он воспитывался неблагонадежным отцом и матерью, которая бросила его, когда ему было семь. Он всегда боялся потерять тех, кого любит, и теперь боялся потерять меня.

— Все будет хорошо, дорогой, — произношу я более уверенным голосом, чем есть на самом деле. — Они точно знают, что делают.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Маура поставила вазу с желтыми розами на туалетный столик и в последний раз осмотрела свою спальню для гостей. Белое одеяло свежевыстирано, турецкий ковер тщательно пропылесошен, а в ванной развешаны пушистые белые полотенца. Последний раз на этой кровати спали в августе, когда семнадцатилетний Джулиан Перкинс приезжал навестить ее во время школьных летних каникул. После его отъезда она почти не входила в эту комнату. Теперь она критически бегло осмотрела ее, убедившись, что все было готово к приезду гостьи. Через окно был виден сад в задней части двора, но в конце ноября она смогла увидеть лишь тоскливый пейзаж — многолетники с облетевшими листьями и пожухшую траву. По крайней мере, в комнате было яркое присутствие весны: картина с пышными розовыми пионами, висящая над кроватью и ваза с желтыми розами на столике. Жизнерадостное приветствие для гостьи с мрачной миссией.

Джейн объяснила ситуацию в электронной переписке, и Маура прочитала файл Милли, поэтому знала, чего ожидать. Но когда раздался звонок в дверь, и она впервые увидела Милли, ее застало врасплох то, насколько измученной выглядела женщина. Путь из Кейптауна выдался неблизкий, и Джейн тоже была измотана, но Милли казалось бесплотной словно эктоплазма, ее глаза ввалились, а хрупкая фигурка почти затерялась в безразмерном свитере.

— Добро пожаловать в Бостон, — произнесла Маура, когда они вошли в дом, и Джейн внесла чемодан Милли. — Приношу извинения за погоду.

Милли слабо улыбнулась.

— Не ожидала, что будет настолько холодно. — Она застенчиво посмотрела на свой огромный свитер. — Я купила его в аэропорту. Думаю, сюда влезет еще одна женщина.

— Вы, должно быть, устали. Не хотите чашечку чая?

— Было бы прекрасно, но сначала, думаю, мне нужно посетить туалет.

— Ваша комната вниз по коридору справа, в ней есть отдельная ванная. Пожалуйста, устраивайтесь поудобнее. Чай может и подождать.