Следователь по особо важным делам

И все же такую возможность я не исключал. Видать, «коробейник» очень благоволил к своему юному другу, если водил его по дорогим ресторанам, катал на такси в другой город и вообще проявлял такое расположение, которое допускается лишь при очень близких родственных или дружеских отношениях. А может быть, это аванс на будущее или плата за прошлое? Отец Залесского — адвокат, с очень солидной практикой и репутацией…

Но если все-таки родственник? Нет, В таком случае Аня обязательно упомянула бы об этом. Так уж принято — брат, сват, дальняя или близкая родня. Этого не скрывают.

Но что за личность Генрих? Мало ли чудаков на свете.

Они до самозабвения любят коллекционировать марки, ради редкого экземпляра аквариумной рыбки готовы мчаться в другой город или просаживают все своё время и деньги в тотализаторе на бегах. Это не значит, что страсть обязательно толкает на преступление. В плохих книжках сомнительные личности обязательно кутят в ресторанах, сорят деньгами, и если имеют хобби, то лишь ради нечестных махинаций. Подобные романы вызывают у меня недоумение.

По своей сути почти каждое преступление подразумевает скрытность. Этакие лихие молодчики, проматывающие награбленное при всем честном народе, давно уже канули в Лету. Как открытая проституция, налётчики, притоны, злачные места и подобные атрибуты прошлой, дореволюционной жизни. Это уже история. Если говорить о моем личном опыте, то большую часть преступников приходится искать в тщательно замаскированном быту, снаружи обыкновенном и ничем не выделяющемся. Между прочим, подпольное существование — уже наказание за содеянное.

Правда, не для всех. Но для многих.

Подумаешь, Генрих угощал Аню и Валерия в ресторанах, приезжал за тысячи километров за приглянувшейся ему иконой… Это само по себе ещё ничего не значило. Если бы…

Конечно, не произойди убийства в Крылатом, может быть, и не стоила бы внимания личность странного богатого холостяка, помешанного на иконах и иностранной мишуре.

Я вернулся к Аниным записям.

По всей видимости, Аня и Залесский уже в Вышегодске.

Да, точно.

Счастливый ребёнок, да и только. Без тени сомнений и раздумий. Неужели Валерий так умел притвориться влюблённым? А если и он верил в то, что обещал? Сдаётся мне, верил. Ведь. ему стукнуло двадцать лет… Ромашки, собранные на рассвете в лугах, романтическая поездка в Таллин, беспечность и бездумность. Нет денег-побоку транзисторный приёмник, получил двойку на экзамене — чепуха…

Очень короткая запись. Сделанная на следующий день после предыдущей. Снова Аня вернулась к дневнику только 28 июля.

Вот те раз!

Странно. Вышегодск в стороне от магистральных дорог, сюда проездом не попадёшь. Надо сворачивать специально. И уж никак не командировка, Генрих работал в порту…

Опять вещи. «Коробейник» верен себе.

Запись от 20 августа. Почти через месяц.

И вот, наконец, последняя. 12 сентября.

Я перелистал всю тетрадь. Больше ни строчки. Ни единой Странно и неожиданно оборвался Аиин монолог.

Но почему? Снова и снова просматривая её недлинную исповедь, я обнаружил закономерность: начало дневника совпало с зарождением их любви. Записи прекратились, когда она поняла, что Валерий не вернётся.

Казалось бы, в горе возникает потребность излить душу, Здесь наоборот: только светлое, радостное заставило её взяться за перо и попытаться запечатлеть своё состояние.

Вот я и узнал историю любви Ани и Валерия. Кроме того, я знал, что Валерий вернулся. Покаялся, женился, усыновил своего ребёнка, увёз Аню подальше от города, где она, по словам Анфисы Семёновны, «намыкала горюшка», и был, во всяком случае, верным мужем. Пусть не всегда путевым, но верным…

Может, надо было ему перебеситься, перебродить, возможно, тоже понять, почём фунт лиха? Или его действительно настроили родители против «неравного брака», а он, послушный телок, одумался лишь тогда, когда всерьёз научился разбираться в отношениях между мужчиной и женщиной? А не сыграл ли основную роль Сергей, сын Залесского? Неисповедимы пути человеческих чувств. Слава, положение, деньги-все это в какой-то степени фантазия, производное от сущего. Ребёнок — это уже серьёзно.

Во всяком случае, для Нади… Прочтя дневник Ани, я отметил очень важное обстоятельство-её стойкость.

«Надо жить» — последние слова в записях. Как призыв к себе. Причём в этой скупой фразе словно прочувствовано и понято, что предстоят испытания. И Залесская как бы даёт клятву все выдержать.

С этим совершенно не вяжется утверждение Валерия, что Аня помышлял.а о самоубийстве, когда умерли её родители. Как бы ни было ей тяжело остаться сиротой, она не сдалась, закончила школу и поступила в институт.

Теперь Генрих. Он же — «коробейник». Все мои сомнения отпали. После того, как Аня упомянула в дневнике о вещах и японских носках. Последний штрих, венчающий портрет.

Предположим… Да, установив его причастность к чете Залесских ещё шесть лет назад, можно было кое-что предположить.

Может быть, Аня крепко приглянулась ему в Таллине (в её дневнике есть намёк на это). Для разведки он приехал в Вышегодск. Разговор об иконе «Параскева Пятница» мог быть только предлогом для более близкого знакомства.

А может быть, наоборот: Генрих притворялся влюблённым, чтобы иметь возможность уговорить Аню продать ему антикварную вещь.

Кстати, кажется, стал ясен вопрос об иконе, которую Аня попросила у Завражной. Видимо, «коробейник» знаток и ценитель икон. Работу «деревенского маляра», как выразился Коломонцев, он не признал стоящей. Поэтому Залесский и подарил её своему крылатовскому приятелю «в знак дружбы». Дорогую вещь наверняка оставил бы у себя, для Генриха. И скорее всего, ночной визитёр за десять дней до убийства Ани — Генрих… А Залесский ждал его, собирая для него иконы.

Пойдём дальше. Может быть, узнав, что свадьба расстроилась, «коробейник» действует более активно?

Не знаю, чтр было за то время, пока Валерий обретался в нетях. Единственное известно: материально Ане приходилось очень туго. Даже Анфиса Семёновна удивляется, как ей удавалось свести концы с концами… А не помогал ли ей Генрих, изредка наезжая в Вышегодск? Не бескорыстно, конечно…