Король лжи

– Это не так, – сказал я. – Ничего подобного. – Но Ванесса уже направлялась к двери. Ее имя сорвалось с моих губ, но ноги медлили. Она прошла мимо Барбары, прежде чем я смог до нее дотянуться.

– Ты действительно думала, что можешь конкурировать со мной?

Ванесса повернулась, поймала мой взгляд на мгновение, затем хлопнула дверью. Барбара вопила у закрытой двери;

– Держись подальше от моего мужа, ты – белая шлюха!

И тут я не узнал себя. Гнев бросил меня в сторону Барбары, и я схватил ее за руку. Гнев поднял мою руку. Но я вовремя опустил ее и стал изо всех сил колотить по полу. Гнев захлестнул меня так, что хотелось пнуть ее, сокрушить окончательно. Гнев жаждал крови. Гнев искал выхода. И гнев был сильным.

Я должен был подавить его. Иначе, как мне казалось, я мог бы убить Барбару.

Должно быть, она заметила огонь в моих глазах, поскольку не произнесла ни слова. До сихпор она видела перед собой того самого мужчину, за которым была замужем десять лет и к которому привыкла. Тот был пустым человеком, скорлупой.

Если бы она могла прочесть в моих глазах правду, то никогда не открыла бы рта.

– Ты закончил? – спросила она. – Как ты считаешь, каким должно быть последнее действие мужчины?

– Полагается причинить боль?

– Правда иногда причиняет боль.

– Слушай, Барбара. Я уже говорил тебе. Между нами все кончено.

Она потерла внешней стороной ладони щеку.

– Мы закончим, когда решу я. Я не позволю делать из меня посмешище. Ни той женщине, ни тебе.

– Ты так похожа на моего отца, – заметил я и собрался уходить. Она улыбнулась, и я был поражен тем, что не заметил этого раньше. Она былакак мой отец. Те же ценности. Та же отчужденность.

– Я принимаю это как комплимент, – высокомерно усмехнулась она, поднимаясь на ноги и одергивая одежду.

– Мои слова ничего не значат.

Она глубоко вдохнула через нос. Ее лицо вспыхнуло, глаза стали блестящими и твердыми, как новые десятицентовые монеты.

– Один из нас должен быть сильным, – сказала она. – И мы оба знаем, кто именно.

– Не смеши. Можно назвать лунатика гением, но в конце дня он снова станет лунатиком.

– Что это означает?

– Это означает, что навязчивая идея управлять не то же самое, что сила; это просто навязчивая идея. – Я думал о Ванессе. – Я знаю, как выглядит сила.

Не знаю, что она видела в моем лице: отвращение, возможно жалость. Моя жена никогда не была сильной, она просто злая, и в этом огромное отличие.

– Я тебе нужна, Ворк. Знаешь ты это или нет, но ты всегда будешь во мне нуждаться.

Пока я шел через пустой холл за Ванессой, вслед мне звучали финальные слова Барбары.

– Ты знаешь, где меня найти! – кричала она, и я ускорил шаг. – Ты вернешься. – Я побежал. – Ты всегда так делаешь! – На сей раз она ошиблась.

Я ударился о выходную дверь плечом. Она легко открылась, и полуденный свет, ослепил меня. Прищурившись, я увидел Ванессу за рулем грузовика. Она выезжала со стоянки и спешила к выходу. Притормозила на улице I но не остановилась, затем повернула направо и прибавила скорость, изрыгнув синий клуб дыма. Я бежал за ней, звал ее, слыша свое дыхание и биение собственного сердца. Люди вокруг оглядывались, но меня это не волновало. Я бежал по желтой полосе и звал Ванессу.

Она не остановилась.

Но я не собирался позволить ей исчезнуть и побежал к своему грузовику. Я догнал бы ее на дороге или дома. Где угодно. И мы закончили бы то, что начали.

Я выбился из сил, дышать было трудно, поэтому я упал на траву у дороги. Я споткнулся, потом взял себя в руки и спустился вниз. Стал возиться с ключами, нашел подходящий, вставил его в замок и повернул. Ванесса не могла уехать очень далеко, больше чем на милю.

Открыв дверцу, я поднял глаза и увидел Барбару, стоящую у стены дома и с бесстрастным лицом наблюдающую за мной. Мне нечего было ей сказать. Возможно, мои глаза сказали все.

Потом я забрался в кабину, завел двигатель и нажал на газ. Я сдал назад и направил грузовик к выходу. Внезапно моя вселенная изменилась: откуда-то наехали автомобили, заполнив стоянку. Зажженные фары. Униформы. Меня заблокировали, окружив транспортом.

Никто не вытащил оружия, но я видел пистолеты, и мое сердце екнуло. Мне стало трудно дышать; я знал, что случилось. Потом Миллз появилась возле моей дверцы и постучала в окошко, ее лицо было удивительно пустым.

Бесчисленное количество раз я мысленно проигрывал эту сцену: лежа с открытыми глазами ночью, чувствуя скрежет колес, такой резкий и неослабевающий. Тем не менее я думал, что этого никогда не случится, однако всегда представлял себе, как будет ликовать Миллз. В любом случае неизвестность была невыносима.

Я опустил стекло, не чувствуя своих рук.

– Не могли бы вы заглушить двигатель и выйти из автомобиля, пожалуйста. – Голос незнакомца.

Я сделал то, что меня попросили, и земля под ногами показалась мне эластичной.

Миллз захлопнула за мной дверцу грузовика, и я отчетливо слышал этот звук – хлопок закрывшейся металлической двери. Офицеры в форме расположились по обе стороны от меня; я их не знал и понял, что Миллз, должно быть, выбирала их лично.

Миллз продолжила, и, пока она говорила, мне скрутили руки, положили на капот моего собственного транспортного средства.

– Джексон Пикенс, вы арестованы в связи с убийством Эзры Пикенса. Вы имеете право хранить молчание…

Металл был твердым и холодным. Я увидел ржавчину, которую никогда не замечал прежде. Услышал запах собственного дыхания. Услышал бормотание и понял, что это обращено ко мне:

– Все, что вы скажете, может быть использовано против вас в суде…

Подняв глаза, я увидел Барбару. Она все еще стояла у стены дома. Ее лицо было таким же пустым, как у Миллз, но что-то исказило его черты, – что-то, напоминавшее гнев.

Я почувствовал, как наручники сжали мои запястья. Кто-то потянул меня вверх, схватив сзади за рубашку. На тротуаре собрались люди. Я посмотрел назад, когда Миллз закончила зачитывать мне мои права.

– Вы имеете право на адвоката. – Здесь она оторвалась от карточки и заглянула мне в глаза. – Если вы не можете позволить себе ни одного, вам будет назначен тот кто будет вас представлять.

Мне не хотелось смотреть на нее, поэтому я уставился в небо, внезапно вспомнив о ястребе, которого видел с моста. Но сейчас небо было пустым, и если в нем было спасение, то оно находилось в том месте, которое я не мог видеть.

– Вам понятны ваши права, как я вам объяснила?

Наконец я посмотрел на нее.

– Да. Понятны. – Голос еще одного незнакомца.

– Обыщите его, – велела Миллз, и снова на меня легли чьи-то руки. Они прощупали меня внизу, раздвинули ноги, ощупали промежность и подмышки. Они вытащили у меня бумажник и перочинный нож. У всех на виду сняли с меня ремень. Я не был больше человеком. Я был частью системы.

И я знал, как она работала.

Меня усадили в один из патрульных автомобилей, на заднее сиденье. Снова в мои уши взрезался металлический лязг захлопнувшейся двери. Звук держался долго, когда он стих, я увидел, что толпа выросла, а Барбара ушла. Она не хотела, чтобы ее заметили, но я представил себе, как моя жена смотрит в окно – одним глазом на меня, другим – на толпу. Ей необходимо было знать, кто стал свидетелем моего публичного позора.

Миллз разговаривала с несколькими офицерами в форме: мой грузовик следовало обыскать, а затем конфисковать. Меня должны были отвезти в тюрьму графства Райуэн и обработать. Я знал эту процедуру.

Меня бы раздели, прощупали все части тела и одели в свободный оранжевого цвета комбинезон. Мне дали бы одеяло, зубную щетку, рулон туалетной бумаги и пару ношеных шлепающих сандалий. Мне присвоили бы номер. Затем выделили бы камеру.

Скорее всего, сразу же провели допрос, и я бы знал, к чему следовало готовиться.

Но именно сейчас это не имело значения. Я не мог этого видеть. Я видел Ванессу и то, какую она испытывала боль, оттого что я не сумел поехать следом за ней.