Тайна серебряной вазы

– Я устала, – сказала Мура, – и страшно проголодалась. Сейчас бы хорошую котлетку! Но вряд ли здесь ее найдешь и за миллион золотом, все – постники. Пойду в свою келью ждать трапезы.

Доктор подозрительно покосился на Муру. Не хочет ли она убедить его в том, что иронизирует над здешними обычаями? Зачем же она ехала сюда, в такую даль, да еще просила доктора ее сопровождать? На гостиничном крыльце он, чувствуя бестактность и неуместность своего любопытства, не мог удержаться от вопроса:

– Я только не понял, что делал этот монах Авель в особняке князя Ордынского? Мура улыбнулась.

– Милый Клим Кириллович! Полно вам поминать глупые детские фантазии! Отец Авель не был в особняке.

– Не был? – переспросил доктор, не веря муриному слову. – А на кладбище? Что он делал на Волковом кладбище?

– На Волковом кладбище был не он. Я обозналась.

Изящным движением руки с тонким запястьем она поправила сползшую на затылок белую кружевную накидку, убрала под нее выбившуюся темную прядку, плавно повернулась, одарила доктора счастливой улыбкой и скрылась в дверях гостиницы, оставив ничего не понимающего Клима Кирилловича в одиночестве.

Черт с ним со всем, подумал он с досадой и, поняв, что не то слово выпрыгнуло, перекрестился. И в святой обители все у нее на уме кокетство да игривость, шуточки да прибауточки. Здоровый организм не так-то просто обольстить прелестями аскетизма. Не уйдет в монастырь Мария Николаевна Муромцева, не уйдет. Теперь это ясно. А значит, это ненужное путешествие не было напрасным. Аминь.